Две войны (СИ)

- Полегче, капитан. – Процедил он раздосадовано, сквозь плотно сжатые зубы; он отвел взгляд и уставился прямо перед собой, надеясь, что тот не увидит его презрение и злость, иначе ему придет конец – в таком состоянии, как сейчас, Эллингтон непредсказуем. - Ты говоришь о моих соотечественниках, не забывай этого.

Александр оскалился в хищной ухмылке и вопросительно наклонил голову вбок, посмотрев на него непонимающими глазами:

- Они тебе никто, потому что ты для них ничто. Хватит ныть! Весь вечер ноешь, ноешь…

При этих словах он привстал на мыски, начал наклонять голову то вправо, то влево, зажимая уши ладонями, раскачиваясь всем телом. Он свирепо трясет головой, словно выгоняя из ушей несуществующих насекомых, остервенело трет глаза и, наконец, придя в себя, глотает виски из хрустального стакана, совершенно безумно ухмыляясь.

Джастина начинает бить озноб, как всегда бывает, когда он видит плескающееся безумие в глубине хризолитовых глаз. Джастин уверен в том, что его безумие не заразно, а свое – уже привычно, но вдруг застыл в кресле, чувствуя, как шевелятся волосы на теле, наткнувшись взглядом на странное нечто, напоминающее паутину, тянущееся из одного угла комнаты в другой, пролегая у ног Эллингтона, опутывая его щиколотку. Страх и отвращение выплеснулись из него безудержной волной – в бессознательном порыве он вскинул руки и вскочил с кресла, - книга, покоившаяся на коленях, свалилась на пол с оглушительным грохотом, но движение его рук, оборвалось в корне, резким ударом обо что-то твёрдое. Миг, находясь в оцепенении, юноша поймал мысль, что капитан смотрит туда же куда и он, на завитки странной паутины, обволакивающей часть комнаты. Он поднял голову, пытаясь понять, обо что он ударился руками, но стоило отвести взгляд от странного видения, которое подвергло его в откровенный шок, как комната вновь погрузилась в полумрак и покой, без примеси сумасшедших иллюзий воспалившегося воображения.

- Этот шум меня доконает… - простонал Эллингтон, и Джастин изумленно на него уставился, понимая, что тот, на самом деле, ничего не видел и странные витки несуществующей паутины были лишь плодом его собственного расшалившегося подсознания.

Настолько реальные кошмары, вскоре грозили тихим помешательством, и Джастин боялся, как бы не сойти с ума за компанию с капитаном-янки, который темными зимними ночами, иногда признавался, что в те моменты, когда он не работает, и они с Джастином не предаются утехам, им все больше овладевает отчаяние ночной темноты. Оно приходит с наступлением ледяной ночи и исчезает вместе с нею утром, когда дела вновь наваливаются на него. Было нечто такое, что, по его разумению, только он один и видел; к такому выводу пришел Джастин, слыша от Эллингтона, в редкие моменты, когда тот терял над собой контроль, отдельные бессвязные речи, которые, обретая вновь равновесие, он горячо отрицал.

Джастину захотелось засмеяться, но он до боли закусил губу, чтобы не выпустить из себя истерику. В сознание брызнул вязкий суеверный страх, и, словно бритвой, особенно болезненно в этот раз, полоснуло по сердцу чувство, присущее любому душевнобольному человеку – уверенность в собственной нормальности. Он уже давно заметил за собой особенность, связанную с точным восприятием всего, что происходило с Алексом, словно бы импульсы расстроенного помутившегося рассудка, плотно въедались в его собственное тело, объединяя их на уровне этого безумия.

Он не слышал никаких посторонних звуков, кроме треска угольков в камине, тихого завывания ветра в каминных трубах; за окном беснуется природа, снег с дождем скреблись в окно, северный ветер гнет деревья к земле, а вместе с ними, казалось, падает в бездну сознание мужчины, стоящего напротив. Руки предательски задрожали, но на лице, не дрогнул ни один мускул, когда капитан в упор посмотрел на него.

- А ты что думал? – спросил Джастин, чувствуя резкую нехватку воздуха, от чего он начинает тяжело дышать и впадать в панику, понимая всю абсурдность сегодняшнего вечера. - Что, заперев меня в четырех стенах своего замка, ты отрезал меня от мира? Думал, что я не узнаю о сражении под Хагерстауном?

«Мы разгромили «серых». Штат наш, - довольно сказал низкорослый солдат, с перебинтованным лбом, хлебая суп, и размахивая рукой с зажатым куском черного хлеба. – Ты слышал, Морган попытался остановить наш полк и провел контрнаступление, но потерпел неудачу, старый кретин! Куда ему до Эллингтона? В сражении у Ракерсвиля его атаки были отбиты, а он сам получил тяжелое ранение и временно выбыл из строя. Мистер Эллингтон просто ликовал, когда узнал об этом».

«Ерунда. Конфедераты еще вернутся в Мэриленд, в этом нет сомнения, - настаивал второй рядовой, сидящий за тем же столом, деловито поправляя свои очки. - Мы понесли большие потери и не сможем удерживать штат. К апрелю они нас вытеснят, и капитан Эллингтон это знает. Мы не сможем пройти к Ричмонду».

«У них пали тысячи! – не унимался первый солдат. - Вирджинскому Эскадрону конец, так кто же тогда будет удерживать их столицу? Нет, друг мой, орехи остались без своей скорлупы – они обречены. В то время как папочка-Эллингтон жжет Луизиану, младший – уничтожит столицу конфедератов, в этом нет сомнений».

Калверли выскочил из столовой, не видя стен и людей, быстрым шагом направляясь к Тиммонзу, который подтвердил слова разговорчивых солдат, вернувшихся с фронта, сказав, что его Эскадрон почти полностью уничтожен силам противника. Это сражение произошло 24 января, четыре дня назад, и все северные газеты пестрили яркими заголовками, радостно извещающими народ о победе Союза над Энтитемской кампанией, в составе которой выступал его родной Эскадрон.

Однако, Джастин только краем глаза, видел эту газету на столе у капитана, пока тот не вернулся в гарнизон и тогда, пришлось быстро сделать вид, что он ничего не вынюхивал в кабинете, однако Эллингтон, даже будучи не в себе, все же вынудил Джастина признаться, почему тот крутился у его стола.

Александр был хорош, и Джеффри Морган, как и многие генералы-северяне, с начала войны, поняли что, даже не считая покровительства отца-генерала, Алекс Эллингтон - является феноменально талантливым командиром, которому нет равных. Он умел сочинять грамотные диспозиции, с легкостью умел их реализовывать, так он за два месяца погрузил свою сто двадцатитысячную армию на суда и доставил ее по морю в Норфилд, на востоке Вирджинского полуострова. Из этого города, который северяне держали в своих руках, вела прямая дорога на Ричмонд — заветную цель федералов и Джастин прекрасно помнил, как плевался ядом генерал Морган, хватаясь за грудь, сжимаемую сердечными спазмами, когда, еще не известный молодому лейтенанту Джастину Калверли, капитан Эллингтон занял Норфилд.

- И что теперь? Мы проиграли? – Джастин не чувствовал ног и припал спиной к холодной кладке, чувствуя, как к больному сердцу прикасаются ледяные каменные стены. - Это конец войне?

- Боюсь, что еще нет, Джей. – Покачал головой Эдгар, быстро капая в стакан с водой мутные капли желтого цвета, и протягивая жидкость задыхающемуся юноше. - С этого момента правительство Конфедерации считает положение безнадежным и готовится к эвакуации столицы. Все войска направляются к Атланте, это последняя ваша опора в этой войне.

- Господи… - Калверли одним глотком осушил стакан, совершенно не почувствовав резкий горьковатый вкус полыни и кислую камфарную примесь. – Это правда, что Луизиана все еще продолжает бои?

Он поднял глаза на доктора, ожидая услышать хотя бы одну приятную новость за сегодняшний день, рассчитывая на то, что у его брата еще есть шанс выжить.

- Нет. Армия генерала Алана Эллингтона уже в Техасе, Джастин, мне очень жаль, но они двинулись к Хьюстону. Луизиана полностью разгромлена… Джастин?

Джастин задохнулся от тихой злости и страха: наверное, так чувствует себя мелкое животное при приближении змеи, которая угрожающе шипит, обнажая ядовитые зубы:

- Я даже знаю, какая сволочь тебе сказала это. И я его прибью.