Любовь и смута

Протяжный вой сигнального рожка, неожиданно раздавшийся со стороны дворца, вверг ахенцев в такое же оцепенение, как если бы сами небеса разверзлись вдруг над Ахеном, и не успели воины опомниться от замешательства, как оказались под обстрелом отряда бургундских лучников, каким-то сверхъестественным образом оказавшихся внутри крепостных стен и атаковавших защитников дворца с тыла.

- Враг во дворце! - понеслось по двору и перекинулось на крепостные стены, вызвав панику среди бойцов наверху.

Однако граф Рудольф казался невозмутим.

- Вперед, на врагов! - скомандовал он спокойным и зычным голосом, внушая своим бойцам прежнюю уверенность и отвагу.

«Подземный ход!.. Подлый предатель.. я узнаю кто ты и тогда ты проклянешь свою мать за то что породила тебя» - с горечью думал он, видя, как его лучшие воины падают, сраженные стрелами противника. Однако эти проклятья и угрозы в адрес предателя были тщетны, поскольку тот был уже мертв — приведя врагов во дворец, он остался лежать с перерезанным горлом в подземелье (Гунтбальд всё же исполнил последний долг перед убитым другом, отомстив его убийце).

Закрываясь щитами, ахенцы бросились на бургундских стрелков, но были встречены мечами воинов Лантберта, ни на шаг не отстававших от своего графа.

Завязался бой. Противники с бешеным ожесточением ринулись в схватку, разя своих врагов несчетными ударами мечей. Защитникам дворца, оказавшимся в кольце неприятеля, некуда было отступать. Они рубились отчаянно, атакуя бургундцев с такой беспредельной отвагой, словно возомнили себя бессмертными. Ахенский двор  наполнился криками ярости и предсмертными стонами, а утоптанная и выжженная трава всюду обагрилась кровью. Каждый обязан был уничтожить противника и при этом выжить сам, любой ценой, и это заставляло бойцов без пощады бить врага, превращая людей вокруг себя в кровавые обрубки человеческих тел.

Отряд под командованием Варина должен был открыть ворота. Пробивая себе путь сквозь ряды дерущихся, задыхаясь от дыма пламени, охватившего часть двора и стены, они упорно продвигались всё ближе к своей цели. Поблизости от ворот бойцы подверглись обстрелу со стены — ахенские лучники, несмотря на опасность сгореть заживо или задохнуться, продолжали охранять ворота и до последнего не покидали свои посты наверху, до поры до времени скрываясь за выступами стены, укрытыми черной пеленой дыма. На помощь Варину пришли бургундские стрелки, по мере возможности прикрывавшие отряд. Несколько ахенцев бездыханными трупами слетели со стены вниз, остальные отступили, не устояв против двойной атаки — и пламени, все больше охватывавшего стену, и вражеских лучников. Но и отряд Варина тоже сильно пострадал, из дюжины бойцов после обстрела выжили всего несколько, которым, после отступления врагов, всё же удалось открыть ворота.

Внутрь крепостных стен дворца ворвались всадники во главе с Леоном. Их победоносное явление решило исход битвы. Всадники атаковали пеших воинов, пробивая их копьями и лишая малейшей возможности отбить нападение или хотя бы попытаться спастись бегством.

Ахен был взят. Граф Рудольф и ещё несколько знатных ахенцев оказались пленниками и были препровождены в тюрьму (Лантберт к своей величайшей досаде не нашел среди пленных казначея, хотя за него было назначено более, чем щедрое вознаграждение). Бургундцев полегло гораздо меньше, чем ахенцев, но все же и среди победителей оказалось много убитых и раненых. После боя оставшиеся в живых принялись тушить огонь, чудом ещё не охвативший дворцовые строения, и собирать своих мертвых.

Барон Гервард, для которого этот бой был первым в жизни, отделался ранением. Рана была не слишком тяжелой, но она мешала ему работать наравне с остальными и потому он был предоставлен сам себе и бродил по двору, наблюдая за действиями старших товарищей. Проходя мимо ворот он увидел Варина, лежавшего навзничь со стрелой в сердце, и остановился, растерянно уставившись на него — только вчера этот человек позволял себе спорить с графом, а сегодня его больше нет. Два барона подняли труп, взяв его за руки и за ноги, чтобы оттащить в общую телегу с убитыми.

Когда шум битвы стих, женщины в капелле перестали молиться и, затаив дыхание, стали прислушиваться к голосам извне. Дверь в храм отворилась. Юдифь, а за ней и её камеристки, с надеждой бросились навстречу входящим в Божий дом людям, но замерли в ужасе, увидев перед собой врагов. Перекрестившись, граф Лантберт и несколько сопровождавших его людей вошли в капеллу. Вид их был страшен, ибо вся их одежда была перепачкана кровью убитых ими людей.

- Государыня, - сказал граф, приблизившись к королеве, - император Лотарь приглашает вас оказать ему честь, удостоив его лагерь своим присутствием.

- Честью для вас будет позорная смерть на виселице, – нашла в себе силы произнести в ответ королева, несмотря на душившую её ненависть к врагу.

Лантберт молча перевел взгляд с королевы на её камеристок.

- Эта дама останется здесь, - сказал он, указав на Ингитруду. - Проводи камеристку в её комнату и береги как зеницу ока, - приказал он Теобальду, одному из своих доверенных друзей. - Она важная свидетельница и, уверен, расскажет нам много интересного.

- Вы не смеете прикасаться к моим камеристкам! - воскликнула королева, пораженная таким грубейшим самоуправством.

- Позвольте сопроводить вас к вашей повозке, государыня, - сказал граф, игнорируя её возмущение.

 Юдифь ничего не оставалась, как повиноваться слуге Лотаря.

- Нет, нет, не оставляйте меня, государыня! - в ужасе закричала Ингитруда, видя, что Юдифь уходит.

Королева лишь с сожалением взглянула на свою ближайшую подругу, она ни чем не могла ей помочь. Впрочем, императрица не слишком переживала — даже если Ингитруда расскажет на суде, что королева оставалась наедине с графом Барселонским, даже если со страха или под пытками она подтвердит все самые немыслимые наветы Лотаря, он не сможет использовать эти признания, чтобы возвести обвинение против Юдифи. Ведь лишившись графства и всех родственников, Ингитруда осталась безродной сиротой, и её показания не представляют никакой значимости для франкских аристократов. Что значит слово этой несчастной девочки против слова самой императрицы или Бернарда? Это просто смешно.

- Пойдемте, госпожа камеристка, я провожу вас, - проговорил Теобальд, обращаясь к плачущей девушке. - Не бойтесь, даю слово, с вами ничего худого не случится, - заверил он её, надеясь этими словами остановить её безудержные рыдания, -  во всяком случае, до прибытия короля, - добавил он вполголоса.