Две войны (СИ)

- Джастин, послушай, мне ты можешь верить, я не причиню тебе вреда. Я хочу помочь и только, - заговорил Тиммонз, с той особой стремительной горячностью, которая, по-видимому, была свойством его натуры. – Боже! Да ты совсем сдурел? – Врач, с неподдельным ужасом в глазах, оглядывал мокрого от снега юношу, стучащего зубами. – Если решил свести счеты с жизнью, то легче было бы сразу выпрыгнуть из окна вниз головой, а не таскаться по этим лесам в такой мороз.

Джастин, быстро повернув голову, взглянул на говорившего и в смущении отвел глаза, ощущая себя школьником, который получил строгий выговор за мелкую шалость.

- Я не хотел сбегать. Мне нужно было встретиться с одним человеком. – Ответил он с явной неохотой и колебанием. С его стороны было бы неуместным вновь испытывать судьбу доверяя доктору Тиммонзу, но что-то во взгляде этих мутных глаз, в подергивании тонких губ, словно бы готовых расплыться в ободряющей улыбке, подсказывало Джастину, что этот человек разительно отличается от других янки. Но, несмотря на возникшую симпатию к доктору, он с сожалением понимал, что второго Дерека Маррея, готового пойти ради него на предательство, - ему не найти.

- И как-же прошла ваша встреча, господин лейтенант? – ехидно осведомился Эдгар, сощурив глаза. - Что ты несешь? Забыл, что ты пленный солдат конфедеративной армии, может мне напомнить о твоей незавидной участи?

- Да что тебе может быть известно обо мне?! - вдруг, собравшись с духом, словно насмешливый взгляд врача придал ему храбрости, выпалил Джастин:

- Что тебе надо от меня, Тиммонз? Продолжай свое лечение, но в душу мне не лезь. Ты, капитанский прихвостень, его посыльный пес, неужели думаешь, что я стану тебе доверять? Спасибо, как-нибудь сам справлюсь.

Его быстрая речь оборвалась и он снова замкнулся в угрюмом молчании, словно боясь зайти слишком далеко, заговорив об обидах, страхах и планах.

- Если будешь продолжать в том же духе, то зиму не переживешь. - С выражением неприкрытого сочувствия, заглянул в лицо своему спутнику, Эдгар. - И я говорю не о твоей легочной болезни, которую ты нагло пустил на самотек.

- Что это означает? - Джастин испуганно отпрянул и, покосившись исподлобья на доктора, тяжело втянул носом воздух.

- Речь об Александре. – Спокойно сказал Тиммонз. - Джастин, пожалуйста, выслушай меня очень внимательно. Я знаю его пятнадцать лет, но не в качестве друга, а как пациента. Он не сдержан, отважен до безрассудства, не раз я вытаскивал его после боя, он чересчур жесток, ты сам в этом убедился. Если бы я не вмешался, он мог бы прикончить тебя, когда ты болтался в подвале, на цепи. Ты ничего ему не рассказал о планах Моргана и, его это взбесило, он был невменяем несколько дней, однако потом резко пересмотрел свое решение и оставил тебе жизнь в качестве…

-…шлюхи. - Позволил себе закончить за него Джастин, отчего суровые черты его лица еще четче выделились на худом больном лице. - Что уж доктор, вам ли не знать? Вы же меня осматривали, я это знаю.

- Я врач, Джастин, только и всего. Я выполняю свой долг, и на данный момент моим самым серьезным пациентом является Александр. Светлые промежутки в течение его болезни становятся все более частыми и все более продолжительными, и я уже позволил себе питать надежду, что настанет время, когда он полностью излечится, но с твоим появлением вся моя система наблюдения полетела к черту. Он стал неуправляем. Мерцающее сознание мучает его всё больше.

Внимательно наблюдавший за выражением его лица и по-своему его истолковавший Джастин вдруг покрылся испариной, взгляд стал пронзительным и цепким, к горлу подкатил вязкий ком страха.

- Он что, не в себе? – Голос прозвучал так, словно его живот пронзил чей-то нож и лейтенант почувствовал, как у него отказывают ноги.

- Да. – Сказал Тиммонз, и Джастин обессилено упал на стул, спрятав лицо в ладони. - Он очень серьезно болен. Вся проблема в том, что я научился его сдерживать, но ты, всего за месяц своего пребывания в Вайдеронге, изловчился все испоганить, сам того не осознавая.

“Этого не может быть, это просто невозможно. Но это многое объясняет”.

На бледных, увядших щеках его печального лица проступили пятна, губы вздрагивали; он все же заговорил, но голос его звучал сдавленно и хрипло:

- Что мне делать? Тиммонз, ты же его врач, черт возьми! - Пальцы рук нервически двигались, когда Джастин вцепился в спинку стула, словно боясь упасть с него. – Что?!

В речах и манере доктора чувствовалась легкая сдержанность, быть может, вызванная требованиями профессионального этикета, может, выработанная за годы врачебной практики, но неуверенность и волнение одержали победу и его голос дрогнул:

- Не провоцируй его. Если бы я тебя не встретил на улице, то неизвестно чем бы все это закончилось, и кто бы ему доложил о твоих похождениях и тогда он бы точно всех здесь поубивал, - с него станется. Если что-то спросит у тебя: то я пришел рано утром и забрал тебя на обследование сюда, на первый этаж, чтобы не будить его, понятно?

Джастин коротко кивнул, его взгляд тем временем бесцельно блуждал по массивным панелям, по пурпуру и серебру старинных гербов, блуждал столь рассеянно и небрежно, словно ему не было дела до того, что говорил Тиммонз, однако в голове его творился хаос, а сам лейтенант чувствовал жуткое опустошение, физическое недомогание.

Эдгар молча мерил комнату шагами, но, услышав гул толпы, шедшей с центрального двора в сектор 67, отправился закрывать ставни на окнах, а затем принялся с великой тщательностью задергивать шторы.

Джастин отрешенно наблюдал за быстрыми движениями, и все, казалось ему, каким-то нереальным видением, прихотливым обманом чувств, расстройством нервов.

- Идем. – Повернувшись к нему, сказал доктор; по-видимому, Тиммонз различил тревожный взгляд, устремленный куда-то вдаль и, казалось, проникавший за серые стены замка, будто бы Калверли спал с открытыми глазами, полными воды.

- Ты должен был дать мне умереть, - Джастину казалось, что он жует кайенский перец, смешанный с раскаленным углем, однако и это, было бы на порядок приятней, чем осознание того, что он оказался в руках сумасшедшего чудовища.

Эта дверь должна была являться ему в самых жутких кошмарах, ведь старинный замок, наверняка скрывал в своих темных коридорах память об ужасных событиях минувших лет. Но самое страшное, что таилось в этих холодных мертвых стенах, было спрятано за массивной дверью, которая тяжело, словно бы нехотя открылась, пропуская Джастина и доктора Тиммонза. Калверли на ватных ногах вошел в комнату и почувствовал легкое прикосновение к спине, мягко, но настойчиво подталкивающее его вперед, к столу, где сидел капитан в окружении уже знакомых Джастину солдат, присланных офицером пехоты. Северяне на пониженных тонах что-то говорили, крутящему в руках сигару, Эллингтону, но, заметив присутствие Тиммонза и Калверли, сразу умолкли.

- Продолжайте работать, и чтобы к концу недели все было готово. Я лично в этом удостоверюсь. – Тихо распорядился задумчивый капитан, и у Джастина не возникло сомнений, что речь идет о железной дороге.

Солдаты быстро отдали честь и исчезли, а Эдгар, как следует, откашлявшись, чтобы его голос ненароком не дрогнул, начал говорить:

- Александр, надеюсь, ты не подумал ничего дурного, не обнаружив господина Калверли в комнате этим утром. Я позволил себе забрать лейтенанта на внеплановый осмотр, руководствуясь непредсказуемостью и тяжестью его болезни.

- Да неужели. Джастин, я надеюсь, ты в порядке? – Эллингтон, не моргая, перевел тяжелый взгляд на офицера; Джастина захлестнула паника, в кровь хлынул адреналин, однако он сумел затаить дыхание и кивнуть. – Видимо лазанье через окна благоприятно на тебя влияет. – За спокойной интонацией его голоса, Калверли почувствовал что-то зловещее, и, ужаснувшись, не совладал с собой и попятился, думая лишь о том, как бы сбежать от повторяющегося кошмара, но был остановлен стоящим за спиной Тиммонзом, который сам был не в меньшей растерянности.