Две войны (СИ)

- Я не собираюсь убивать Алекса. – Калверли вцепился в Дерека и сжал его руку, чтобы тот не заговорил раньше времени и не сбил его поток слов. - Мне нужно с ним поговорить и только. Тебе не понять, Дерек, но если у тебя есть хоть капля уважения ко мне, если ты доверяешь мне, то позволь мне сделать это и я обещаю, - это будет последнее, о чем я тебя попрошу. Я и так твой должник за письмо, но… ты можешь просить меня о чем угодно, даже спустя десять лет, я сделаю все, что ты скажешь. Только помоги мне увидеться с капитаном. Дерек Маррей – я перед тобой в долгу.

- Все о чем попрошу? – хитро прищурился Маррей, мягко высвободив руку из жестких холодных пальцев, и Калверли вдруг показалось, что у северянина в голове словно бы рычаг повернули, и это изменение легко отразилось на его подвижном лице. Джастину не понравилось выражение его лица, но он промолчал. - Я это запомню, Джей. Что-то мне подсказывает, что участие такого человека как ты, может помочь мне в будущем. Ты от своего не отступишься.

- Как мне попасть к нему в комнату? – хрипло спросил Джастин, тяжело выпуская из легких клубы пара, словно бы с усилием вдыхая морозный ночной воздух. Он не знал радоваться предстоящей возможности встречи, которую он искал почти неделю, или же начинать волноваться по поводу своего малообдуманного обещания.

“Этот парнишка не так-то прост, как прикидывается”.

- Этого я не знаю. – Сказал Маррей, не заметив из-за темноты легкое замешательство на лице южанина. - Сделаем иначе. Я внесу тебя в список обслуги на завтрашнем ужине. Ты увидишь капитана вечером, но не смей с ним говорить, даже смотреть на него в присутствии офицеров из главного штаба. Их обсуждения стратегии и тактики боя, обычно затягиваются на ночь, а то и на сутки, поэтому, я думаю, что у тебя будет момент, когда ты сможешь подойти к нему, но без глупостей! Я отвечаю за тебя головой, слышишь?

- Я же не подвел тебя с письмом? – упрямо набычился Калверли. - У тебя есть основания полагать, что я вконец свихнулся? Что-то, в последнее время, мне многие об этом говорят, значит, есть доля истины в этих суждениях.

Джастин нервно усмехнулся своему умозаключению, но Дерек не разделил его веселья.

- С чего бы вдруг, ты решил поговорить с капитаном? – Упорствовал он, видимо твердо решив докопаться до истинных причин джастинового помешательства. - Он не из тех людей, которые так легко отпускают то, что считают своим. Ты разве не боишься?..

- Чего? - Замешательство на лице Джастина медленно перетекло в удивленную и веселую улыбку, когда он увидел, как сложно Дереку даются слова об изнасиловании. Видимо для него это нечто недопустимое в душевные чертоги. - Что это все произойдет вновь? Мне больше не страшно.

Маррей неоднозначно пожал плечами, словно бы выражая свое недоумение и одновременно смирение с таким странным решением и, сказав пару уточняющих слов о завтрашнем дне, солдат отправился на обход, а Джастин, впервые за пять дней, заснул крепким спокойным сном, не будоража ночную тишину своими криками.

*

Высоко над головой чернели закопчённые деревянные стропила, что указывало на недавний пожар в офицерской столовой, который быстро скрыли, оставив лишь эту малоприметную деталь у двадцатифутового потолка. Стол был отлично сервирован, как и подобает формальному банкету. Время было без четверти восемь, когда Джастина с остальными слугами привели в большую офицерскую комнату, где располагался командный состав северян. Вся суматоха в казарме продолжалась недолго, так как уже в пять вечера, собственной персоной появился полковник, а за ним остальные офицеры, которые, после непродолжительной беседы в комнате капитана, отправились на ужин. Дерек успел выловить Калверли в общем хаосе, буквально за пять минут до начала банкета и в двух словах объяснил, что к чему. Как правило, споры офицеров шли о различных, более запутанных и сложных, аспектах искусства уничтожения противника.

Предмет спора объявлялся заблаговременно, еще несколько дней назад, с расчетом на то, что участники собрания должны подумать над вопросом и тщательно изучить его. Когда вечер заканчивался, ровно в одиннадцать часов, весь офицерский состав шел в малую комнату, где, дружно выпивая, янки начинали устраивать грандиозные дискуссии. Джастин слушал и мысленно прикидывал, как же ему выловить Александра, чтобы они остались наедине, но в голове слабо укладывалось то, что он намеревался сделать, поэтому мысли, в неразберихе, метались, не находя себе места.

Дерек ободряюще потрепал его по плечу и исчез, скинувшись на то, что ему не велено присутствовать на собрании, и Джастин оказался совершенно один, среди длинных столов, за которыми ужинал гарнизон форта. Он чувствовал на себе их взгляды, одни из которых разили презрением, другие - любопытством. Среди слуг были только южане, которых специально выставили на обозрение победителям, не просто как послушную рабочую силу, а как прислугу и рабов, и каково же было возмущение Калверли, когда он увидел сидящих за столом негров, которые были облачены в военную форму и являлись подручными младших офицеров-янки. Джастин чуть было не захлебнулся матом, когда понял, что будет обслуживать собственных слуг, которые предательски сбежали с плантаций, где к ним относились как к полноправным членам семьи.

Именно на Юге понятие “честь” и “долг”, тесная привязанность к семье и государству, были выработаны как моральные ценности, поддерживающие дух южан в самые трудные для них моменты истории. В то время как на Севере главенствовал деловой подход, и объединяющими факторами служили не семья, и даже не государство, а материальный доход и деньги. Иными словами, на Юге можно было иметь уважение и в бедности, если человек честен и блюдет своё достоинство, если он патриот и стоит за свою страну, если он умеет любить ближних. Так воспитывали Джастина, который целыми днями ходил с отцом на плантации и помогал больным чернокожим слугам, днями напролет лечил их, а после сам лежал, умирая от подхваченного тифа. А на Севере основой для уважения было, только материальное богатство. Если денег нет - нет и уважения. Если человек не может заработать - значит, он недостоин уважения. Вся память Джастина, подкидывающая ему картинки из прошлого, меркла по сравнению с диким желанием свернуть шею каждому негру, бросившему Конфедерацию, в пользу денег и призрачных иллюзий, которыми кормили их скоты-янки.

“Это сейчас они сидят в их форме, за одним столом, но по окончанию войны они будут мыть полы в их домах и убираться в их тюрьмах. Они еще пожалеют, что бросили своих хозяев, которые были добры к ним”.

Джастин почти не замечал, что в последнее время все чаще признавал, хотя и в уме, что Север выиграет войну, - это становилось яснее, день изо дня и юноша больше не спорил с собственным рассудком, который давно шептал ему об этой ужасной истине, однако воспринимать это было все так же тяжело.

Джастин вздохнул и обреченно принялся за работу. Глазами он нашел капитана, который сидел в центре стола. Слева от Эллингтона расположились шестеро офицеров, среди которых был и любимчик - палач-контрабандист, который, разделывал индюшку толстыми пальцами, с таким же видом, с каким обычно отделял конечности пленников от туловища. Дальше сидел старший помощник капитана, первый лейтенант, за ним другой приближенный Эллингтона, костлявый и желтокожий второй лейтенант, беседовавший с двумя другими мужчинами, одним из которых был военно-морским офицером, видимо прибывшим с южного берега, а вторым - усталый и изнеможенный врач Эдгар Тиммонз. Всех этих людей, за исключением моряка, Джастин знал, так как имел «удовольствие» видеться с ними ежедневно, а за соседним столом расположились прибывшие командиры: три майора, один капитан и полковник, и каждого сопровождало по два-три подчиненных, которые сидели в другой стороне стола, развлекая друг друга баснями. Молодые избалованные солдатики, которые с детским тщеславием, наслаждались тем, что пировали за одним столом с такими видными господами. С деловым видом они презрительно говорили о вшах, которые якобы скакали по головам обслуживающих их южан и ни на минуту не затыкали своих гнусных ртов. Это одновременно бесило и забавляло Джастина, который мысленно говорил себе, неустанно повторяя каждый раз, когда слышал едкую шуточку в спину: