Две войны (СИ)

Калверли стоял посередине комнаты, усердно делая вид, что на полу есть что-то более интересное, чем раздевающийся перед ним мужчина. Алекс явно не держался на ногах, потому, сняв с себя белье, сразу свалился на кровать, поверх шерстяного одеяла, раскинув конечности, в совершенно бесстыдной позе.

- Чего стоишь там? – устало осведомился он, не глядя на Джастина. - Сюда иди. Мне нужно расслабиться.

Джастин со всей силы сжал кулаки, желая схватить саблю, мирно лежащую на кресле, вытащить её из ножен и запустить ею в голову этого чертового янки, но смысла в этом не было никакого.

“Нужно продолжать играть. Это должно закончиться быстро – он слишком устал”.

Судорожно втянув в себя воздух, Калверли приблизился к кровати и стянул с себя рубашку, и только он откинул от себя ненужную вещь, как Эллингтон поддался вперед, схватив за плечи, и повалил на себя. Джастин был крайне растерян и удивлен тем, что оказался сверху, прижимаясь телом к горячей плоти Алекса, который не делал никаких попыток изменить свое положение. Сильные ладони легли на бедра, прижимая его еще ближе к возбужденному члену и бесстыдно потираясь об него. Джастин, с мучительным восхищением, смотрел в лицо, такое усталое, но почему-то удивительно притягательное; он увидел морщинистость этого изнуренного бессонницей и напряженной службой пепельно-серого лица, как будто смотрел в зеркало. Пожалуй, эти неглубокие морщины, эта напряженность, вечно сведенного раздражением лба, только красили Эллингтона, придавая ему вид человека, который борется с жизнью, однако в этот момент Александр явно не хотел продолжать их незримую войну и полностью сдался на милость врага. Джастин не мог придумать более подходящего момента, более доверчивой минуты; здоровое мужское тело под ним было настолько беззащитным, что это казалась нереальным, учитывая, кем был этот человек и что за деяния совершал. Но сейчас его тело не было подчинено сдержанности и дисциплине, от него не исходила угроза, только страсть и покорность, которая своей новизной возбуждала всё естество Джастина.

Калверли не знал точно, то ли его руки сами скользнули вверх по груди Алекса, очертили контур ключицы и прошлись по чувствительному выступу адамова яблока, то ли он сам неверным движением сжал их на мощной шее, сейчас ставшей уязвимой, как и все его тело. Он ощущал непередаваемое блаженство от чувства бьющейся артерии под своими пальцами - пульс Алекса участился; кровь бурлила в сильном теле, но казалось, что сосредоточенная в ладонях Джастина, она была словно бы взаперти, готовая вырваться наружу горячим красным потоком, если он разожмет руки и выпустит её. Эллингтон запрокинул голову и тихо простонал что-то невнятное, но Джастин и не подумал ослабить хватку, даже когда сильные руки сжали его плечи. Он рассматривал Алекса, изучал, не моргая, переводя взгляд с широких плеч на выпуклую, словно заслоненную двумя щитками мускулов грудь, боясь оторваться от своего созерцания хотя бы на миг, потерять тот момент, когда дверь внутри него приоткрывалась, позволяя выпустить наружу своего внутреннего зверя, жаждущего крови. Глядя на эту крепкую, упругую плоть, Джастин представил ее искромсанной и растерзанной и понимал, что в равной мере желает обладать ею сполна, чувствовать тепло этого человека, ощущать его полностью.

Чувства, которые вызывал в нем Александр, были сродни урагану: с корнем вырывали все те моральные принципы, за которые он держался всю свою жизнь, сносили все возведенные в его душе храмы, наполненные верой и надеждой, срывали с петель двери, за которыми прятались его личные бесы, некогда закрытые на семь замков. Он больше не мог противиться этому – он хотел Алекса, мучительно изнемогая от своего возбуждения. Все поднялось с новой силой, и не в виде смутных и неясных переживаний, а теперь было точное желание, горячее, как полуденный летний жар: не любить, не мучиться, не раздумывать - а только ощущать. Он с трудом разжал руки, и Алекс протяжно хрипло вздохнул. Джастин припал губами к выпуклым мышцам тяжело вздымающейся груди, словно бы высасывая, поступающий в чужие легкие воздух. Он стал подниматься выше, оставляя влажные следы от поцелуев, рисуя на коже узоры языком, жадно осыпать белоснежное, покрасневшее от его жестких пальцев горло, куда так отчаянно мечтал вонзить острие кинжала, поцелуями, мягко прихватил зубами кожу у основания шеи. Одной рукой спустился по рельефным мышцам торса к члену, чуть отстранившись, с удивлением рассматривал красивую и ровную плоть в своей ладони. Не то, чтобы он никогда не видел чужого члена, учитывая в каких, развеселых играх, он обычно проводил свой досуг, но, сейчас он был не в борделе, и никогда прежде не было так, чтобы чужое возбуждение было вызвано именно его персоной.

Это было грязно, но в то же время странно будоражило, отдаваясь сладким огнем во всем теле. Глядя на блестящую капельку, выступившую на вершине, Джастину захотелось слизнуть ее, покатать на языке, запомнить вкус, чтобы потом, как скряга, перебирать золотые монеты своих ощущений. Он до боли хотел быть свободным, вольным поступать так, как заблагорассудится своим неожиданно возникшим прихотям, но он не мог так раскрыться – это означало бы отдаться полностью, добровольно преклонять колени перед изваянием божественного кровопийцы и безропотно лобызать свои цепи на милость его.

Алекс сильнее толкнулся ему в ладонь, словно уже не мог сдерживать себя, и Джастин, наклонившись к его лицу, принялся нежно водить языком по его губам, лениво, чуть проникая в полураскрытый рот, при этом, не переставая поглаживать его, изнывающий от ласк, истекающий любовной влагой, член. Тяжело дыша, приподнялся на локтях и заглянул в зеленые глаза: в них мелькнуло что-то подлинное, беспримесное - но не враждебность и не ненависть. Не отрывая пристального взгляда от ярких глаз, он потерся об него всем телом, размазывая по животам проступающую смазку. Истомно вздохнув, он ощутил, как чувственное содрогание овладевает телом Алекса и провел подушечкой пальца от основания к головке члена, увлекая вниз крайнюю плоть, нежными и осторожными движениями погладил уздечку, чувствуя при этом, что его собственный член уже готов лопнуть от возбуждения и накопившейся страсти. В какой-то момент яростное противостояние между ними осталось за спиной, в гуще прежних сражений; теперь Джастин смотрел в его полуприкрытые глаза, дарившие ему томный и бесстыдный взгляд и все больше их неполная близость, казалась обоим почти невыносимой.

Джастин, с благодарным трепетом ощутил, что его жалкая человеческая природа стала возвышеннее и совершеннее. Он уже утонул в нем, мелкая скорлупка страха исчезла, пошла ко дну.

В каком-то восторженном страстном отчаянии, Джастин спускается ниже, аккуратно проведя пальцами по короне члена, двигаясь от внешней к внутренней стороне, смачивает слюной губы, поднимая голову и смотря в глаза Александра. Джастин слегка приоткрывает рот и приближается к члену, обволакивая его своим теплым дыханием, высовывает язык и слегка дотрагивается, не сильно, просто чтобы подразнить. Алекс хрипло выдыхает, его тело едва ощутимо вздрагивает и Джастин, в первый раз проводит языком по члену, начиная с основания и заканчивая головкой, скользнув по невероятно чувствительному отверстию наверху. Одновременно с тем, он нежно сжимает и массирует левой рукой яички, на несколько секунд оторвавшись от ствола, Джастин облизывает их языком, мягко захватывает губами, оба по очереди, наслаждаясь нежностью тонкой кожи. Александр протяжно стонет и, услышав этот низкий, полный удовольствия звук, Джастин непроизвольно улыбается, наконец, взяв головку целиком в рот, плавно вводит ее, как бы преодолевая сопротивление своих влажных губ и языка. Затем резким движением принимает член в рот как можно глубже, обхватив правой рукой ствол, двигает ею вверх-вниз, в такт с движением рта. Алекс нетерпеливо начинает двигаться, и Джастин, едва успевая глотнуть воздух, сбивается с ритма. Выпустив горячую плоть изо рта, он быстро обвил ствол длинными пальцами, заключив пульсирующее желание в кольцо, начиная скользить по всей длине.