Две войны (СИ)

- Я наполовину южанин. Считай это братской помощью.

- Слушай… Дерек, - внезапно начал Калверли. - Раз уж ты говоришь о помощи: скажи, возможно ли отправить письмо на южный берег и что для этого требуется?

Джастин не мог больше оставаться в неведение: он чувствовал в себе позыв действовать, чтобы утомить в себе это острое, как зубная боль, отвращение к себе.

- Ты издеваешься, лейтенант? – неловко воскликнул Маррей, подойдя ближе к кровати. - Все письма тщательно просматриваются на наличие компрометирующей информации и отправляются с трех пунктов, вперемешку, чтобы не было возможности узнать, где важные письма, а где солдатские, идущие на гражданку. По прибытии на станцию они сортируются и идут к адресатам. Это занимает недели две. Не меньше. Ответ приходит через месяц, у нас тут все очень нестабильно и запущено… Хотя образцовый форт, лучший «лагерь смерти», на всем Севере. – Он помолчал несколько мгновений, размышляя. - То, что ты хочешь, просто невозможно.

- Уверен? - Сдержав спазму в горле, еще раз спросил Джастин сдавленным голосом. - Даже если отправить его не почтой?

- В каком смысле?

- Мы же расширяем железную дорогу, к западу от штаба, через реку Дорапон, вверх к Вирджинии. “На этих работах мы познакомились”. Как часто ходят поезда в Вирджинию?

- Каждые два-три дня, грузовые. – Ответил Дерек, долгим взглядом смотря на Джастина. - На поездах наши люди, они в жизни тебе не станут помогать.

- Мне нет. – Согласился тот и замолчал, позволив Дереку осмыслить суть сказанного.

- Ты подстрекаешь меня на пятьдесят пять ударов розгами. - Дерек глядел в его нездоровое лицо, и вдруг Джастину показалось, что у него закружилась голова от такого взгляда. - Неужто не знаешь, как бьет рука контрабандиста?

- Знаю. “И получше вас всех”. Брат всегда любил повторять: лучше уклониться от боя, чем драться без надежды на успех. Но я не могу уклоняться, я чувствую, что беда близко… - с отчаянной болью прошептал Джастин, схватив Дерека за руку своими горячими тонкими пальцами. - Мне не выбраться отсюда, Дерек. Он меня не отпустит. Я знаю… Он не даст мне уйти, он не даст мне умереть, он не даст мне победить. И дьявол, и я равно утратили надежду - он на возвращение на небеса, я на возвращение на родину. Мне не убежать, но письмо брату я обязан послать. - Проговорил он с неожиданной горячностью, глаза его, как у больной птицы, стали медленно, лениво прикрываться веками; Калверли понял, что последние силы уходят на эти выплески, но остановиться он не мог.

“Он сможет повлиять на Моргана, если я напишу ему ваши укрепления, он перешлёт генералу план и тогда Вашингтон будет разрушен. Сам я не справлюсь, а Джефф сделает это”.

- С чего ты взял, что я буду помогать тебе в таком злостном деянии? Ты горишь желанием уничтожить нашу столицу и нас всех подчистую, так зачем мне помогать тебе в этом? Я не хочу идти против своей страны.

- В тебе течет та же кровь, что и у меня в теле, так будь благоразумен! - Сказал он простым, тихим, человеческим голосом. - Если федералисты победят, то всех нас упекут за решетку, как изменников, твоя мать погибнет. Спорю на сто долларов, которых у меня нет, что ты не указал в документах, кто твоя мать, да?

- Да. – Глядя куда-то в сторону, угрюмо сказал Дерек, отдернув руку от Джастина и поправив смятый рукав мундира. - Отец сделал справку о её смерти. Она числилась жительницей Нью-Йорка.

- Неужели в тебе не найдется сил, чтобы пойти на сторону правых и справедливых или ты предпочтешь остаться сиротой, в стране лицемеров?

- Линкольн обещал сделать Южные штаты свободными. – Резко сказал солдат, глухим, почти гордым голосом, однако совсем неуверенно.

- Наших рабов он освободит, нас – никогда, потому что южане не пойдут под его знамена. А негры за лишний доллар отправятся хоть на край света: ваш президент об этом прекрасно знает. Решай, Дерек. – Джастин мельком глянул в окно, где сгущались вечерние сумерки, и опять выжидающе посмотрел на него.

- Я согласен. – Неожиданно быстро ответил тот, однако не вызвав у Калверли никакого подозрения. - Когда вернётся капитан Эллингтон?

- Ночью. – Радость, что переполняла Джастина, была почти что невменяема, и он едва сдержал себя, чтобы не закричать. Если бы он мог рассказать кому-нибудь это свое чувство, - его бы сочли сумасшедшим – настолько он был счастлив слышать, что теперь не один.

- У меня через пятнадцать минут построение на плацу, если не явлюсь, будет выговор. Я должен идти.

- Я не знаю, когда он уйдет в следующий раз. – Мотнул головой Джастин, взволновано вздрогнув. - Возможно, сегодня мой единственный шанс написать письмо.

- Твоя задача сделать так, чтобы через два дня я получил это письмо, а как это сделать – дело твое. – Сухо сказал Дерек, явно сожалея о своем скоропостижном согласии в столь смутном деле. - Поезд прибывает двенадцатого декабря, в шесть часов вечера. Постарайся выбраться на территорию. В следующий раз я не смогу так легко проникнуть сюда: Эллингтон почти не выезжает за пределы форта, а его покои под строгим контролем. Это сегодня, в его отсутствие, дежурные солдаты позволяют себе уйти и немного расслабиться в городе.

- Хорошо. – Хрипло согласился Джастин, мысленно прикидывая, какому дьяволу продать душу, чтобы совершить подобную вылазку. - Я что-нибудь придумаю. Уходи, Дерек. Он скоро вернется.

12 декабря 1862

Джастин вышел на балкон, вдыхая морозный воздух; его взгляд неуклонно следил за городом, освещенным зловещими отблесками пожаров. Ему казалось, что развалины разбитых снарядами зданий, перепаханные войной дворы - кучи искореженной земли, убитых людей, застилавших своими телами улицы, сырой дым и желтое ползучее пламя горящих складов, - есть выражение его жизни, это ему осталось для дожития. Воображение Джастина бродило по неизведанным просторам, заглядывала сквозь призму дымящейся стены, подкидывало ему картины полного ничтожества объятого пламенем Вашингтона, который за одну ночь потерял весь тот заряд своей неисчерпаемой силы, которая будоражила умы своих защитников и внушала ужас своим врагам. Горела вся северо-западная часть города – центр промышленного производства. Взрывы сотрясали город: на севере, рвались склады боеприпасов, на западе передвигалась артиллерия северян, ударившая по осаждавшим войскам конфедератов и наголову разбившая их.

Джастин ощущал в себе животное, которое испытывало ярость, злость и ликование при виде рушащейся столицы своего противника. Это - чувство пресмыкающегося, и его, по-видимому, нельзя всецело изгнать, как и тех червей, которые водятся даже в здоровом человеческом теле; а Джастин и без того был нездоров, поэтому всецело отдался своей разбитой гордости, наблюдая за далекими всполохами.

“Мы проиграли, но зато, сколько урона нанесли им! Для того, чтобы восстановить эту часть города, понадобится не меньше месяца. Их фабричное производство терпит крах”. – Калверли понимал, что действовать надо незамедлительно: осадная артиллерия, которая проникла в северо-западный округ, была отлично подготовлена к удару по промышленным сооружениям, но укрепления северян были неизвестны его соотечественникам, потому они сейчас вынуждены отступать, бросив часть орудий и лошадей, на радость янки. Джастин знал, что уязвимая часть Вашингтона, это восток. Сейчас, он, полностью оставленный федералами на произвол судьбы, так как извилистые горные дороги не подходили для тяжелой осадной артиллерии или кавалерии, а пехотным отрядам необходимо держать в своих руках особые артиллерийские резервы, с помощью которых они могли бы влиять на ход боя и наносить противнику неожиданные удары. Иначе, пехота разобьется о стены Вашингтона, как вода о скалы. “Пока Моргану неизвестно это - он будет зря таранить город. Он непреступен. Но, недолго тебе, Александр Эллингтон, осталось радоваться”.

Калверли вдохнул полной грудью леденящий воздух и оглянулся через плечо, услышав приближающиеся шаги.

- Смотри, на что способны твои бойцы, лейтенант. – Тихим, низким голосом сказал Эллингтон, остановившись за спиной Джастина.