Две войны (СИ)

Джастину показалось, что у него отнялось тело, и он лишь смог проследить взглядом как расплывчатое кроваво-красное пятно на стене, уныло стекает на пол. Лицо его пылало. Пересохшие губы потрескались от жара, лихорадка усилилась внутренним кипением. Руки уже не дрожали, а тряслись.

- Тебе удалось сломать меня, находясь в моем же плену, за решеткой моего форта, среди убийц и предателей! – Надломанным голосом, продолжал говорить Алекс, спокойно опустив руки; его расслабленные пальцы слегка подрагивали, толстые вены на руках вздулись, наполнившись пульсирующей кровью. - С первого дня, с момента, как я увидел тебя в госпитале, я понял, что должен действовать на опережение, чтобы не допустить всего этого. Но я слишком долго пытался врать себе – это мне не под силу.

Калверли почувствовал, как с каждым новым биением его сердце теряет ритм, все артерии, вены и сосуды, ведущие к сердцу - оборвались, мышца сделала еще пару бесполезных ударов, но кровь к ней больше не подступала и Джастин, захлебнулся вязким комом. Он судорожно выгнулся и свесился с кровати, сплюнув кровавую смесь на пол. Кровь наполнила его легкие, ему даже показалось, что он слышит звук, подобный рокоту неспокойных морских волн в глубине своей груди, но вслушаться он не успел, потому что, подняв слезящиеся от жара глаза, увидел нависшую над собой фигуру капитана-янки.

Слабо сжав его запястье, Алекс принялся водить указательным пальцем по линиям руки, успокаивая, извиняясь. Воцарилась мертвая тишина. Он почти растерянно заглянул в глаза, но Джастин всё так же хранил молчание, однако и вынудить себя отвернуться больше не мог. Эллингтон, очень осторожно, как к дикому животному, протянул руку и провел ладонью по лицу, стирая испарину. Поднял руки к жестким каштановым волосам. Это было движение чистое и любовное, как если бы он нежно прикоснулся к любимой, успокаивая ток крови в висках. Таинственная, стремительная, лихорадочная жизнь бурлит где-то там, в испуганно дрожащей материи, он слышит, как она зовет, как кричит ему, чтоб он освободил ее, дал ей форму и язык. Тайная жизнь истерзанной души рвется к нему, бьет невидимыми, но ощутимыми волнами в кожу рук и Алекс чувствует это под своими пальцами, ловит эту зарождающуюся страсть и вытаскивает наружу. Джастин молниеносно ощущает, как жар отступает, оставляя после себя слизкий след, на смену ему приходит неловкая, мучительная тяга и он, сглотнув кровь, придвигается ближе.

Слегка запавшие зеленые глаза горели необычайным, неистовым огнем, палящим и пожирающим; перед этим взглядом могли пасть города и содрогнуться правители. Взгляд этот был страстный и жесткий, сокрушающий и разящий, но именно эта жизненная сила была способна ободрить Джастина. Алекс произносил слова медленно, вкрадчиво:

- Я дал обещание, и я его выполню. Я не прикоснусь к тебе, только если ты того не пожелаешь.

Понемногу, Джастин переставал думать, поэтому, слова, словно эхом упали на дно его сознания, и он смог уловить только далекие отголоски произнесенной фразы. Душа его словно уходила из головы и стекала в туловище, образуя там густую, тяжелую массу. Он становился мрачен, начиная впадать в отчаяние, по мере того, как желание все усиливалось в нем. Он уже не старался отстранить свою душу от загадочной боли: напротив, он держал ее над этой болью, прижимал ее к ней, понимая, что противиться еще одному смертельному недугу - не в состоянии. Кажется, он окончательно терял здравый смысл, желая этого.

Пальцы неосознанно скользнули вверх по напряженным рукам, и голос сам вырвался из него, произнеся:

- Пусть будет так. Я хочу этого, чтобы не произошло.

Эллингтон придвинулся ближе и немного придавил Джастина к постели весом своего тела и тогда он приподнял бедра, безмолвно прося о продолжении.

- Алекс…

Его имя слетело с губ непроизвольно, словно кто-то пробил какую-то незримую стену, разделяющую их. Джастин, за всё время пребывания в лагере, ещё никогда не называл его по имени и теперь с трепетом ждал, как Алекс это воспримет. Хризолитовые глаза: такие яркие, на свету блестят как драгоценный камень, такие тёмные в подземелье, будто болотная вода, давно застоявшаяся и не имеющая в глубинах своих жизни. Такие разные глаза, но одинаково проникающие в самую душу, видя всю человеческую слабость и желания. Такой взгляд не мог пройти незамеченным, не оставив после себя глубокую рану. Они смотрели прямо в сердце, и Джастин не выдержал этой пытки: схватив за плечи, он рванул его к себе из последних сил, и впился в рот отчаянным поцелуем. Уже через миг Эллингтон, опомнившись, целовал его в ответ, задыхаясь от захлестнувшего обоих болезненно-яростного желания. Когда человек отдает себя во власть господствующей над ним страсти, - прощай тогда трезвый рассудок и осмотрительность. Джастин чувствовал, как им овладевало безумие, сулившее помутненному рассудку забвение и полное безразличие к окружающему миру, кроме, пожалуй, одного. Алекс оторвался от его губ и, еще раз, внимательно посмотрел на лицо, словно опасаясь увидеть ту тень страха, которая когда-то поселилась в душе его пленника. В глазах сверкнули такие ошеломление и паника, точно для него этот поцелуй значил в десять раз больше, чем для Джастина, словно он из последних сил удерживался на самом краю бездны.

Джастин знал, что он хочет продолжения, и едва сдерживался, чтобы не сказать, как сам он желает того же.

Время замедлилось, остались только оголенные эмоции, когда Алекс вошел в него. Тупая, ноющая сладкая боль в паху была немилосердно перекрыта новой резкой волной, сопровождающий твердый орган внутри его тела, но Джастин мужественно стиснул руки в кулаки и, запрокинув голову, проглотил болезненный стон. Эллингтон хрипло дышал, готовый сорваться в своем диком темпе, услаждая собственное желание, но его самоконтролю мог бы позавидовать любой. Джастин прочувствовал, как давит внутри член, однако боль притупилась настолько, что стала почти незаметной, и он сделал несколько несмелых движений бедрами, после чего Эллингтон, уже не сдерживая себя, вошел на всю длину. Он брал его нежно, осторожно, боясь причинить боль. Джастин беспомощно цеплялся пальцами за скользкие от пота плечи, выгибался под ним и стонал, нетерпеливо обнимал ногами за талию, прижимая к себе еще сильнее, ничего не соображая, он раскачивался, как во сне или под гипнозом. Джастин задыхается и тихо хрипит, его любовник нежно прикусывает шею, касаясь кончиком языка горячей кожи над бьющейся жилкой, свободной рукой обхватывает и ласкает яички в том же ритме. И тогда, лишенный всех данных ему с рождением ощущений, Джастин познал то, что лежит за пределами видимого мира, ощущая, как его тело поднимается в неведомые чертоги, разнося эхо их стонов и вскриков под неземными сводами. Джастин снова толкнулся, навстречу твердой, горячей плоти, пронзающей его нутро, не заметив, как в этом полубреду, в этой жаркой томительной истоме, он сам ускорился, насаживаясь на член и, с криком излился между их, прижатыми друг к другу, мокрыми от пота, телами.

Эллингтон приник губами к виску, тяжело дыша в его влажные волосы, ещё несколько раз толкнулся в расслабленное тело, а потом замер и оставался в нем несколько томительных минут. Капля пота стекала по щеке и, Александр легко слизнул ее, чем окончательно смутил Джастина, до которого, словно сквозь призму толстых очков, доходили расплывчатые силуэты настоящего мира.

Потом Алекс задул лампу и залез в постель. Простыни были теплыми и мокрыми от пота, но его, кажется, это ничуть не волновало. Они лежали в темноте молча, слушая дыхание друг друга и ветер налетал из-за тысячи миль, колотился в стены старого замка, дребезжал в стеклах, и что-то большое свивалось, скручивалось у Калверли внутри. От этого перехватывало дыхание, и кровь начинала стучать в голове так гулко, будто его голова была пещерой, темной и огромной, как темнота за окном. Он не знал названия тому, что росло у него внутри. А может быть, этому и нет названия.

========== Глава 9 ==========

Nights in white satin, never reaching the end,