Любовь и смута

Толпа одобрительно загудела, предвкушая захватывающее зрелище.

Казнь началась непосредственно после вынесения приговора.

Лантберт слушал душераздирающие визги и хриплые стоны мачехи, наслаждаясь этими звуками так, словно то была нежнейшая и прекраснейшая музыка. Он не видел ничего и никого вокруг, существовала только его свершающаяся месть и он упивался ею.

- Лантберт! - внезапно пред ним предстал Леон. - Ты должен отменить пытки! - твердо сказал он.

Лантберт посмотрел на него с удивлением — никогда в жизни он не видел своего побратима таким сердитым.

- Но она это заслужила, - равнодушно произнес в ответ граф Дижонский.

- Я тебе говорю, сейчас же отмени пытки! - повторил Леон и для убедительности саданул друга кулаком в плечо.

Лантберт в негодовании вскочил на ноги, но по лицу Леона ясно понял, что рискует сейчас навсегда потерять единственного друга.

Горожане, увлеченные казнью, не видели этой сценки, зато она куда больше, чем страдания несчастной Фредегунды, заинтересовала рыцарей и они с интересом наблюдали, чем кончится дело.

- Ну иди и убей её, если такой добренький! -  раздраженно крикнул Лантберт другу и, ни на кого не глядя, направился во дворец.

 Не успел он дойти о крыльца, как истошные вопли мачехи стихли и послышалось разочарованное ворчание толпы. Он зашел в дом.

Вскоре на площади развернулось народное гулянье. Всем желающим наливали вино и раздавали угощение, которое привез для своих вассалов Лантберт. Горожане пели  и плясали, празднуя возвращение своего законного сеньора, которого многие помнили ещё ребенком.

Леон нашел друга наверху, в его детской спальне, сидящем в угрюмой задумчивости.

- Лантберт, тебя там все ждут, - сказал он.

- Ты был прав, я слишком увлекся местью, - мрачно произнес граф Дижонский.

Леон удивленно посмотрел на него:

- Ты как будто не слишком-то рад возвращению домой? - и добавил с улыбкой, пытаясь отвлечь друга от неприятных мыслей. - А ведь дом такой большой, здесь без доброй хозяюшки никак не обойтись!

Лантберт, словно вспомнив что-то, подошел к стене и, вытащив камень, открыл потайную нишу, откуда извлек драгоценное ожерелье и диадему.

- Когда матушка их надевала, она была такой красивой, что нельзя было отвести глаз, - сказал он. - Я их отобрал у Фредегунды накануне того дня, когда они меня спровадили отсюда. Подарю их своей невесте. Когда встречу ту, что покорит меня своей красотой, умом, скромностью, рассудительностью, обходительностью, хозяйственностью, веселым нравом...

Леон расхохотался.

 -Друже, так и сказал бы сразу, что никогда не женишься!

Они вместе вышли из дворца.

- Вот я и дома, - счастливо улыбнувшись, проговорил Лантберт, видя как веселится родной город.

Глава 4. Собрание в Ахене.

- Не понимаю, почему принц Лотарь против того, чтобы государь отдал часть земель принцу Карлу, ведь они родные братья и это будет справедливо? - задумчиво произнесла Альберга, закрыв, блеснувший золотом, тяжелый оклад кодекса "Града божьего", страницы из которого девушка только что зачитывала вслух.

- Дорогая, Лотарь ведет себя как злой и жадный человек лишь по той причине, что таковым он и является. Не ищи здесь никаких скрытых смыслов, все его низкие желания предельно просты: он хищник и ему всегда надо урвать побольше, причем любой ценой и не считаясь ни с кем, - отвечала королева. Она сидела в кресле, а одна из камеристок трудилась, укладывая в красивую прическу её вьющиеся пышные локоны.

- Но ведь это противоречит всем Божьим заповедям! - продолжала выказывать удивление девушка.

- Альберга, если бы все люди жили так, как заповедовал им Господь, давно наступил бы золотой век и мы оказались бы в царстве Божьем.

- Воистину так, государыня, - поддакнула важная пожилая дама, заканчивая работу над прической императрицы. Эта камеристка давно служила при дворе, оставаясь старшей придворной дамой, и очень гордилась своей почетной должностью. Она многое повидала, очень много знала, о многом догадывалась, а её преданность, немногословность и представительность делали её при дворе императрицы незаменимой, в отличие от бесконечно сменяющих одна другую ближайших подруг королевы.

- Благодарю, Бегга, оставь нас, - сухо бросила ей императрица. - Не удивлюсь, если он замыслил поднять мятеж против государя, - продолжала Юдифь начатый разговор с фавориткой, - к счастью, у моего сына найдется достаточно защитников, способных отстоять его интересы, пока сам он ещё несмышленый ребенок.

- Государыня, с таким опекуном, как граф Барселонский, принцу можно вовсе не опасаться злых людей, - заметила Альберга.

- Да, правда, ради Шарло Бернард не пощадит ни себя, ни других, - охотно отозвалась Юдифь. - Он умный политик и доблестный воин, лучшего опекуна и не пожелаешь.

Дверь отворилась и в покои вошла придворная дама по имени Ингитруда — маленького роста юная блондинка с миловидным личиком и приветливым взглядом смеющихся лукавых глаз. Её наряд удивительным образом сочетал в себе скромность простушки и изысканность придворной камеристки.

- Государыня, принц Карл и Нитхард, - доложила девушка, привычно склонившись в легком изящном поклоне.

Не успела Ингитруда договорить, как в комнату вбежал маленький принц — весьма бойкий для своих восьми от роду лет мальчик.

- Доброго дня, дорогая матушка, - сказал он Юдифь.

Учитель, сопровождавший мальчика — худощавый, невысокого роста юноша двадцати лет, остановился поодаль у дверей.