Две войны (СИ)

- Нет. – Мотнул головой Джастин, с глупой улыбкой, подумав, про себя, что он – само олицетворение невезения, чрезмерно странное и наивное, глухо приводящее свои нелепые доводы, упрямо возражая ему, этому, сатанинскому посыльному и, в конце концов, он почувствовал усталость, какой обычно не чувствуют люди в солнечное и теплое утро.

- Дилан, проводи его. – Сказал Крис и захлопнул за собой дверь кареты.

*

Молчаливый и угрюмый лакей в своей чопорной ливрее, высокий, сухощавый, с волосами до плеч, шел настолько быстро, что Джастин, едва поспевал за ним, с трудом, ковыляя на своих, больных ногах и бормоча под нос проклятья, каждый раз, когда ему доводилось, снова, споткнуться на ровном месте. Обувь совершенно износилась, ведь эти сапоги служили ему не меньше года, а обзавестись новыми он, разумеется, не мог, оттого и приходилось терпеть и стертый каблук, и постоянные мозоли. Калверли, за всю жизнь, никогда не знал, что такое мозоль, ведь он, никогда не проходил десятки километров ежедневно, пешим шагом, как какой-то, несчастный пехотинец - он был кавалеристом и лошадь была его неотъемлемой частью, той, которая никогда не жаловалась на усталость и боль в ногах. За время, проведенное в Вайдеронге и работе на плантации, Джастин думал, что он давно привык, но ороговевшие раны на ступнях трескались под его быстрым шагом, болезненной волной, принося неудобство и он, недовольно, промычал в спину лакею:

- Как долго нам еще идти?

Ответа он не дождался и решил не пробовать завязать разговор еще раз, а сжав зубы, молча, шагал за ним и терпел.

Чем дальше они углублялись в район, тем шире становились улицы и больше дома - это были особняки, поражающие воображение своим величием, большинство построек рококо и барокко — дома французской знати, которые строились в прошлом веке и Джастин, пораженно оглядывался по сторонам, как завороженный. От каждого особняка расходятся лучами широкие аллеи, они, будто тоннели, проложенные в массе зелени, открывали разнообразные картины: беседки с пилястрами и колоннами, а кое-где, в самых вычурных домах, главный вход украшали воинственные теламоны. Джастин, неуверенно останавливался, через каждые тридцать футов, все больше убеждаясь что, даже, не смотря на принципиальные различия всех этих домов - он бы потерялся в коридорах этих улиц за считаные минуты и ему это не нравилось. Как офицер, привыкший искать пути к отступлению, как пленник, привыкший высматривать любой шанс, чтобы сбежать, как человек, закаленный в смертельной игре, он не переносил ловушек и ненавидел места, скрывающие выход и запутывающие его разум. Людей, в этой части Флюке-Брайн грей, было вдвое меньше, чем на главной улице, оставшейся позади. Это место было строго охраняемо и покой жителей этого района, никто и никогда не смел тревожить и, вряд ли, до Джастина, тут побывал кто-нибудь его уровня. И вот, ему уже казалось, что толпа, которую он так ненавидел – так подавляла его своей роскошью, так унижала презрением, так осмеивала, так обыгрывала и обкрадывала - заставляла его съеживаться, подобно уродливой гусенице. Джастин сбрасывает это мутное наваждение, поднимает голову и видит, что люди смотрят на него злобно, словно зная, что он – их враг, чья война еще не закончилась; она будет длиться, пока он жив и, встав перед ним словно гидра, заплатит ему кровавой монетой. Джастин скривился, когда мимо проехал великолепный экипаж и женщина, внутри него, при виде Джастина, плотно запахнула шторки. Калверли ускорил шаг, догоняя, быстро удаляющегося, лакея, который шел, не оглядываясь и не замечая своего спутника, затерявшегося среди презрительных смешков и пристальных взглядов прохожих.

Его взор переместился на величественный собор, из распахнутых дверей которого, дамы выходили с утренней мессы. За чопорными матронами следовали, сопровождающие их, нагруженные молитвенниками и летними зонтиками, с кистями из золотой канители, горничные, цветом лица, ничуть не темнее, чем у их хозяек. Женщины, тихо переговариваясь, прошли мимо, к удивлению Джастина, приветственно кивнув лакею Гейта и, удивленно, посмотрев на оборванца, рядом с ним.

Путь продолжился, через переулок Ланникорфолг и одноименной улочке, не особо отличающейся от зеленеющих позади улиц и если бы Джастин не прочитал табличку с названием, то вряд ли, он нашел бы, более пяти различий с предыдущим кварталом, а будь он один – непременно решил бы, что ходит кругами. Пройдя, еще немного по тихой, почти безлюдной дороге, Калверли рассмотрел, что особняки ланникорфолгской улицы утопают в зелени огромного парка, среди густых деревьев, кроны которых, даже в такой солнечный день, как этот, накрывали своей зеленой ладонью веранды и сады, принося какое-то успокоение в это пестрое место. И, наконец-то, лакей остановился у одного из домов – это было великолепное каменное здание, занимающее огромную территорию, главным фасадом, выходящее в парк, а с другой стороны, то есть, со стороны двора, находились флигели, составляющие овал, а за ними, виднелись хозяйственные пристройки. Приметным становилось благосостояние, порядок и вкус владельца и, к великому удивлению Джастина, - он находил знакомые линии в этом особняке, родные основы, узнавая соседский дом в Техасе, где с самого детства жил и воспитывался Крис, решивший, сейчас, воспроизвести семейные чертоги на чужой земле.

Лакей не повел его через парадный вход, обрамленный черными, коваными воротами в стиле раннего ренессанса, а отворил перед Джастином, почти неприметную, калитку, затерянную среди кустарников и карликовых ветвистых сосен.

Калверли еще раз взглянул на кузнечную композицию в стиле эпохи Возрождения - строго уравновешенные узоры разбегались от центра ворот, завивались в спирали и выглядели почти устрашающе и он рад был пройти мимо этих ворот. Они пересекли широкий двор и вошли в сад - прохладный, дремучий, откуда не видно голубого неба - только зелень и тень. По прямой, широкой аллее они дошли до круглой площадки, где находился симпатичный, летний, деревянный домик, составляющий живописный контраст с окружающими его ивами и небольшим прудом. Лакей свернул на узкую тропинку, затерянную среди фруктовых деревьев, выводящую к преогромной оранжерее. Дом Кристофера, глядящий белым фасадом из-за зеленой кущи деревьев огромного сада, словно бы, принадлежал отъявленному любителю природы и ценителю прекрасного и возвышенного, соединяя в себе глубокие познания и высокий вкус хозяина. Сад, с вековыми дубами, кленами и ясенями, величественно ласкал зрение, но сам дом, куда лакей завел Джастина, вызвал у него непонятную смесь восторга и неприятия.

Остановившись на полукруглом, наружном крыльце, ведущем к деревянной террасе, а оттуда, в холл, Джастин рассматривал прекрасные и изысканные, мраморные фигуры у входа, приветливо простирающие руки с зажатыми в них канделябрами, сейчас, в разгар дня, не зажженными.

Дом был прекрасен и Джастин это признавал, но этому грандиозному строению никогда не воссоздать атмосферы быта и общей, спокойной гармонии, которая царила в довоенное время на Юге: много пафоса в оживших красках пестрых волн, заливающих просторные коридоры и широкую парадную лестницу, ведущую на второй этаж. Помпезное, королевское убранство дома, не давало Джастину сдвинуться с места. Холл, с колоннами, с куполом над большой залой, расписанной античными фресками и, до блеска, натертым паркетом, с причудливым орнаментом, притягивал его взгляд и он, неосознанно, крутился на месте, погруженный в дерзкие всполохи памяти о своем разрушенном поместье в Техасе, которое, когда-то, так же завораживало любого вошедшего, как и это место. Но, все же, размах, с которым был выполнен интерьер нового дома Гейта, не шел ни в какое сравнение с тем, что осталось в прожитых годах, застывших в голове Калверли. Лакей тихо кашлянул и Джастин, беспрекословно последовал за ним, наслаждаясь общим, спокойным впечатлением, тихим и цельным. От всех предметов и комнат этого большого, серьезного и массивного дома, от картин, портретов и стен, и от сада, зеленеющего за высокими окнами - веет какой-то особенной, сосредоточенной думой, тихим и ласковым мотивом. Если бы Джастин не знал, чей это дом, то, он бы почувствовал, как ему неумолимо хочется работать и мечтать, читать длинные книги, грезить о далекой дороге, вспоминать о прошедших днях и любить одного человека, живущего с ним под одной крышей. Но не было в этих стенах знакомой атмосферы тех капитанских покоев, в гарнизоне Эллингтона, того, бешеного накала страстей и той, пылающей любви, вместе с которой канули в горестную пучину и все остальные чувства, кроме усталости и раздражения.