Две войны (СИ)

- Теперь ты наша последняя надежда.

Надежду, Джастин готов был похоронить на том же кладбище - Роуклайд-фрозер. Там, где, словно бродячего пса, предали земле его отца - бывшего, гордого плантатора, Джеральда Калверли. Роуклайд-фрозер – место, куда уже больше ста лет свозили проституток, бандитов и бездомных, скидывая эти «человеческие отбросы» в землю, без гробов, на которые, власти, брезгливо отмахиваясь, даже не выделяли денег. Кости, лежащие на костях, как в той яме, которая являлась Джастину в годы его офицерской службы на фронте и потом, в лагере, как предзнаменование, как угроза и предупреждение скорой смертельной опасности. Надежда, была обречена умереть, но, в самый обычный день, Меган приехала из города с очередным конвертом в руках, и Джастин прекрасно знал от кого это письмо, уже не первое, не желанное и нежданное, однако, пробудившее хмурую веру в то, что, возможно, не все еще потеряно.

Услышав голос сестры, которая крикнула через двор, что пришло письмо от Криса, Джастин кинул на землю рыболовную сеть и побежал, перепрыгивая через поваленный забор, но когда на дороге возникла лестница, он немедля проскользнул под ней и на миг дыхание оборвалось. Джастин был достаточно образован, чтобы не быть суеверным, но в голове всплыла очередная глупая примета, что это скверное предзнаменование. Крис так и не приехал, однако деньги высылал еще несколько раз, подкрепляя каждое письмо коротким очерком о своей жизни. Из его ранних писем слагалась ясная картина того, что Гейт уже давно стал правой рукой нового генерала, занявшего пост Джеффри Моргана, и что полковник командует тремя сборными армиями, входящими в его личный воинский состав.

Ближе к концу войны, когда удары северных войск, все-таки загнали Конфедерацию в тупик, письма стали менее радостными. Крис писал, что вынужден, на какое-то время, покинуть Север вместе с десятками других офицеров, выдвинувших Англии просьбу о помощи, которую та, обязалась оказать южному командованию, в случае ожесточения боев. С тех пор прошло около семи месяцев и когда неожиданно пришло это письмо, Джастин не знал что и думать, ведь война окончена и все военные получили освобождение от воинской повинности. Многие офицеры-южане стали ветеранами, не достигнув и тридцати лет, и существовали только на те деньги, что платило им новое объединенное государство – ничтожные копейки для жалкой суетливой жизни. Очередное унижение для, некогда, гордого Юга, ведь даже эти крохи можно было получить, только после подачи прошения о помиловании. Но судьба Гейта была для него по-прежнему неизвестна, потому что в письме, всего лишь было указано время и место его прибытия из Англии. Последняя строчка послания, гласила, что Крис, судя по всему, не особо нуждается в средствах, в отличие от тысяч других южан; он писал, что обязуется обеспечить Джастина работой, которая приносила бы тому доход и, если его это предложение заинтересует, то Крис будет только рад встрече, в указанном месте. Однако, судя по этим сухим скомканным строкам, Джастин сделал вывод, что Гейту не особенно угодно распространяться на эту тему, и вряд ли, он стал бы писать ему о том, что не заслуживает внимания, пусть даже в такой непонятной форме, но его крайнее любопытство пересилило всякого рода сомнения. У них не было денег, теперь еще и раздел имущества между белыми и черными, который грозил оставить семью Калверли даже, без той жалкой хижины, где они ютились, в силу неуплаты нового налога на земельный участок - все это невозможно было игнорировать, и вечно увиливать от проблем. Джастин вдруг осознал, что ему, действительно, ничего не остается, кроме как паковать свои скудные вещички и ехать в Вашингтон, в порт Джорджтаун, чтобы встретиться с Крисом в указанное время и обговорить его предложение.

Джастин, снова скатывался в пучину самобичевания, называя себя упрямым кретином и глупым ослом, эта, последняя мысль неизменно вызывала у него улыбку.

“Ослу недостает ума, зато он отличается благонамеренностью”.

Когда-то, в другой жизни, в августе 1862 года, его ум рассеялся где-то под пулями янки, а благородство и благие намерения спасти свой отряд, принесли ему звание лейтенанта, после феерического прорыва под Вашингтоном.

У него не было выбора тогда, три года назад, не было выбора на протяжении всей войны, так нет его и сейчас, а дорога на Север, сулила не только новые возможности, но еще и давала короткий проблеск надежды на то, что ему удастся разузнать у местных, что произошло с капитаном Эллингтоном. Надежда, снова была оживлена звуком колес, громыхающих по рельсам под поездом, уносящим Джастина в столицу его новой страны.

День напоминал весеннее утро, а морской ветерок, рябивший порою поверхность воды, отличался той ласковой мягкостью, которая так свойственна американскому лету, однако он ничуть не охлаждал разгоряченного тела Джастина, и набережная, быстро наполняющаяся людьми, стала невыносимо душной для него.

Джастин оглядывался по сторонам, окруженный пестрой толпой приезжих, бурно обсуждающих свое путешествие, когда, неожиданно, высокая мужская фигура в светло-бежевом суконном пальто и широкой шляпе, вдруг выросла перед ним, словно из-под земли. Джастин, с внезапно нахлынувшим недоумением, всматривался в знакомые черты, так часто маячившие в его голове в ветреные холодные ночи. Война нисколько не убавила в Крисе того энергичного выражения, которое придавало его облику настолько устрашающий и прекрасный вид, что создавалось удивительное ощущение - словно некое, таинственное и странное существо, наблюдало сейчас за робко вздрогнувшим человеком. Кристофер улыбнулся, при виде растерянного лица своего бывшего друга, и улыбка его – казалось, простоватая, но чувствовалось, что, в вырезе тонких ноздрей, в какой-то особой силе этого лица, было сокрыто вероломство, надменность и еще то, чего Джастин понять не мог, но что волновало его сильнее всего - нечто новое, жадное, смелое.

- Я счастлив видеть тебя целым и невредимым, Джастин. – Произнесли тонкие губы, и четкие линии, словно затрещали, полезли по швам, Джастину показалось, что эта человеческая маска сейчас сползет с его лица, оголив всю грязную, тщательно запрятанную, мерзость его натуры.

- Не могу ответить тебе тем же. – Мрачно произнес в ответ тот, под аккомпанемент отборной ругани моряков и непрекращающийся шум толпы, где-то сбоку от них.

- Понимаю, Джастин, но я безгранично рад, что у тебя еще сохранилась частичка здравого ума и ты, все же, приехал сюда поговорить. – Пытаясь не реагировать на иголку собеседника, Гейт играл так фальшиво, что наоборот подпитывал атмосферу обиды и злобы, застывшую между ними.

Джастин, едко ухмыльнувшись, решил подыграть ему, но этот пустой разговор уже начинал бесить его. Калверли полагал, что прошедший год, проведенный в постоянной молчаливой работе, воспитал в нем некое терпение и выносливость, но представить, что Крис – это сорняк на его огороде, который укоренился едва ли не до центра земли - было слишком сложно, и обычные средства восстановления самообладания тут не помогали.

- Вижу, что ни соленые воды океана, ни война, нисколько не убавили твоего жизнелюбия или же старушка Англия так на тебя подействовала?

- Чушь! – Несерьезно воскликнул Кристофер, отмахнувшись, но взгляд, намертво приколоченный к Джастину, напряженно следил за каждым его движением. - В Англии решительно нечем заняться – это помойная яма. Как только наше руководство подписало мирный договор с северянами, и Англия с Францией обязались открыть заблокированные порты у южного побережья, я сразу же сел на корабль и отправился домой.

Услышав последние слова, будто бы и ожидал от Гейта нечто в этом духе, независимо от себя, а ведомый, торжествующей внутри дерзостью, Джастин встрепенулся и, с весомой долей издевки, произнес, едва сдерживая свое негодование:

- Ты ничего не перепутал, Кристофер? Твой корабль причалил не в Техасе, а в Вашингтоне, если ты не заметил. Ты теперь называешь этот город домом, хотя еще меньше года назад воевал под его стенами, окапываясь в окрестных лесах, как зверь, а теперь, оказывается, работаешь на чертовых янки?