Две войны (СИ)

- Куда ты направляешься? – В замешательстве спросила Меган. Сожаление, нежность и страх волновали ей душу с такой силой, что она мелко задрожала, едва сдерживая слезы непонимания.

- А разве не очевидно? – В голове у Джастина царил настоящий хаос, он оглянулся по сторонам, словно бы прикидывая, что он тут собственно делает и упорядоченный, внятный, привычный мир, до боли, заливает светом его глаза.

- Джей, что на тебя нашло? Мама в растерянности, её мучают самые ужасные догадки, прошу, идём домой. - Произнося эти слова, Меган, то растеряно и трогательно вскидывала на брата глаза, то потупляла их, и Джастин понял, что его семья, скорее всего, считает его сумасшедшим, но даже если и нет, то все, только к этому и шло.

Одержимость глухой, терпкой тоской была безудержна и давно замечена всеми, но у Джастина не находилось подходящих слов, чтобы достаточно веско объяснить им, то душевное волнение, в которое его повергло письмо Кристофера, а потому он не хотел пока, показываться на глаза матери. Домашняя среда всегда помогала Джастину обрести спокойствие, но, то место, в котором сейчас, приходилось ютиться его родным, едва ли, смогло бы стать для него тихой обителью понимания, ведь там не бывало ни одного, спокойного часа в уединении.

В своём доме, ему всегда были точно известны все ходы отступления и их направления, но в этом маленьком гробу он мог только свернуться калачиком, как громоздкая груда мяса, и забыться душными кошмарами, под ругань пьяного отца, слезы расстроенной матери, плач маленькой Хлои и тихое бормотание молитв, срывающихся с губ Меган.

Он мысленно перенёсся в то заброшенное поселение, где в последнее время обрел свой одинокий приют, и чувство, которое освежало его разум и бодрило дух, снова завладело им - оно было подобно вою. Глубинный, низкий, мрачный напев далекого ветра, гуляющего над сумрачным озером, швырял по гладкому стеклу воды пепел воспоминаний о войне в северных штатах, и Джастин упивался ими, зная, что в ночной тишине никто не потревожит его призраков и силуэт, долгожданного гостя, не померкнет, до самого рассвета оставаясь рядом с ним. Это уединение давало ему силы, чтобы каждый день подниматься на ноги и работать, а по ночам - вспоминать, как извивался в горячих объятиях, прижимаясь губами к чужому сердцу. Теперь, стоя на распутье, он понимает, как отчаянно хочет вернуться в свой тихий уголок и вновь предаться болезненно-сладкому забвению одинокой души, и поэтому Джастин хрипло сказал сестре:

- Езжай домой одна, я вернусь в хижину. Не хочу снова угнетать мать своим присутствием.

В глазах Меган застыло недоумение, и, казалось, соображений по этому поводу у неё имелось предостаточно, однако высказала она лишь одно, с той интонацией, с которой обычно читают проповеди, с ритмичным отголоском союзнической поддержки, которую она всегда готова была оказать старшему брату:

- Джей, это письмо вывело тебя из себя, более того, на какое-то время мне показалось, что ты просто лишился рассудка, но с каких пор Кристофер обернулся тебе врагом? Не нужно думать, что я ничего не вижу. Едва кто-нибудь из нас заговаривает о Крисе, то ты бледнеешь на глазах, словно мел. Твоё право молчать об этом, но знай, что я всегда…

- Да, моё право молчать, если я того хочу, поэтому оставь свои расспросы, Меги! - Грубо одёрнул сестру Джастин и припухшие в суставах пальцы, непроизвольно сжались в кулаки, словно бы он готовился снова выйти в бой, только от одного упоминания ненавистного имени. - И мое право любить одиночество. Поэтому я буду молчать и сидеть где-нибудь в глуши, а если, мой дорогой друг сюда заявится, как и обещает, то думаю, мне лучше быть подальше от него. Трупов в округе и без того хватает.

Наложенная на него печать добродетели слетела с резкими словами и канула в землю под ногами, и от взгляда Меган, которая смотрела на него, словно не узнавая, у Джастина помутнело в голове. Он никогда не позволял себе говорить с ней таким тоном, произносить при ней такие вещи. Волны Тихого океана не бушуют так, под напором восточного и западного ветров, как бушевало его сердце под воздействием противоречивых мыслей в этот момент, и Джастин ожидал, что Меган развернётся и уедет, не сказав ничего напоследок, а он останется один, как и мечтал, стоять посреди перекрёстка.

Жалобным, сдавленным голосом, словно изнемогая от нанесённого ей тяжкого удара, Меган прошептала, сжимая в тонких пальцах край своего просторного жилета, который болтался на худых девичьих плечах, словно плащ:

- Нет ещё такого места на земле, где любовь не стёрла бы человека в прах, а дружба не развеяла бы его по ветру и прятаться в лесу бесполезно, Джастин. Не говори о том, кого ты повстречал на севере, молчи о том, что сделал тебе Кристофер, но скажи маме, что ты в порядке, иначе она с ума сойдёт.

Джастин заметил, что щеки у неё ввалились, глаза стали огромными и под ними легли тёмные круги. Столь болезненная и мирная, никогда не осуждающая, всегда близкая, всегда готовая помочь, Меган, осторожно погладила брата по грязным волосам, ломкими нитями, лежащим на плечах, после чего села в повозку и уехала домой, взяв, напоследок, с Джастина обещание, обязательно явиться к ним завтра утром.

*

- Не думал, что какие-то книги еще уцелели. – Задумчиво сказал Джастин, листая пожелтевшие от времени страницы книги о двенадцати приключениях Геракла.

- Меган их спрятала в погребе, еще до прихода янки. – Ответила Женевьев, сидящая рядом, на ящике со старой одеждой Джеффа, которую Джастин забрал себе, так как все его вещи пришли в непригодное состояние.

Последнюю неделю он работал, как заведённый, желая забыть о проклятом письме и о том, что в любой момент на пороге его дома может возникнуть фигура полковника Кристофера Гейта, и тогда расправы не миновать - на этот раз, Джастин не даст ему сломить себя.

Джастин был доволен результатами своего труда, но, неизвестно на чем основанная, неуверенность, выводила его из себя, отравляя радость от сознания того, что он стал полноправным хозяином плантации. Он имел полное право вышвырнуть Кристофера, если бы тот заявился на его землю, но как выяснилось, все оказалось не так-то просто. Женевьев рассказала, что Крис приезжал к ним, когда безутешная Шерри узнала, что младший сын пропал без вести в бою у Вашингтона. Гейт, который всегда был желанным гостем в их семье и почти родным для Шерри, пробыл у них семь дней, успокаивая и уверяя, что с Джастином, непременно все будет хорошо и он, обязательно отыщет её сына, чего бы это ему ни стоило. Затем, Крис забрал своих родителей и посадил их на поезд до Мексики, где после Мексиканской войны, пустил корни его дядя по линии отца. Вскоре, Гейт и сам, распрощавшись с семьёй Калверли, отправился обратно на Север. Джастин знал, что мать всегда любила Криса, но принять это было крайне сложно, учитывая их недавнюю встречу, окончившуюся враждой и лютой ненавистью. Однако Шерри всю неделю ходила, словно по битому стеклу, вздрагивая при каждом шорохе, выглядывая из окон, сидя во дворе на скамейке, ожидая прибытия гостя и Джастин, разуверился в том, что его желание пролить кровь бывшего друга осуществимо при таком раскладе. Меган больше не задавала вопросов, но иногда, Джастин ощущал на себе её задумчивый взгляд и неизвестно какие мысли посещали эту светлую, праведную голову, но сомнения терзали сестру каждый день, и Джастин мучился вместе с ней, зная, что никогда не скажет ей правду. Она никогда не сможет понять его, но навсегда потеряет покой.

Джеральд, так же чередовал свои ночные исчезновения, с неожиданными появлениями, и до недавнего времени, Джастин держался невозмутимо и безразлично, пока очередное помешательство, не вскружило Джеральду голову, но разматывать обрывки нитей своего бессвязного бреда тот не стал, а просто снова украл деньги и отправился в Остин. Деньги, которые Меган и Джастин накопили с таким трудом, и скрывали с такой тщательностью, опять были спущены в баре. Ещё два дня боролся Джастин с собой: с одной стороны, его терзало бешенство, вызванное столь безрассудным поступком, с другой стороны, его мучила необходимость молчать, ведь старик выжил из ума, и его жизнь была подобна песочным часам, крупинки в которых, неумолимо истекали и Джастин не осмеливался трогать Джеральда. Он вспомнил, что несколько дней назад, когда с Джеральдом случился припадок, вызванный пьяной горячкой, что было не удивительно и привычно, он положил деньги в свёрток, собираясь спрятать его в щель балки на потолке - эту щель он приметил очень давно, лёжа на кровати, страдая своей обычной бессонницей, однако свои мысли в жизнь не воплотил. Свёрток с деньгами так и остался лежать на прежнем месте – кухонной полке, в одной из деревянных мисок, однако теперь денег там не было. Ленивый, вялый, ненадёжный, коварный лжец, вор и бродяга, Джеральд, вызывал неудовольствие всюду, куда ни забредёт, будь то бар или дом - поистине невыносимый человек. Кто способен с ним ладить? Никто, даже он сам.