Две войны (СИ)

- Мама… - язык не слушался, Джастин, так давно не произносил это слово, так давно не обращался к родному человеку, что из глаз, вдруг, хлынули слезы, обжигая горячее лицо, и он вслушался в потерявшийся звук. – Скажи мне, что произошло с вами?

Он подозрительно осматривался, пытаясь обнаружить опасность, выискивал, за что бы зацепить взгляд, чтобы понять, где его семья переживает эти нелёгкие времена, но все вокруг было ему незнакомо, чуждо и потеряно. В одном углу комнаты стояла кровать, на которой он лежал, с пологом из зелёной саржи, который, Шерри отодвинула в сторону. Напротив - стол, рядом несколько стульев, комод для белья, на нем маленькое зеркало, треснувшее в левом уголке и дешёвая, гипсовая фигурка Девы Марии, справа от окна - сундук с книгами и часы на стене - вот и все.

Джастин, привстал на кровати и облокотился о стену. Он видел ласковую улыбку на губах матери, внимание на лице, любовь в её глазах; ему казалось, что он заставил её понять свою правду, которая затаилась внутри его души, потому что она смотрела слишком пронзительно, так, словно читая по нему весь пройденный путь.

- Не сейчас, родной. Я все тебе расскажу, но позже. – Ее голос, остро щекотал сердце предчувствием чего-то неправильного, пугающего и Джастин перестал задавать вопросы, успокоившись и снова упав на кровать в изнеможении. Он ощущал, странную легкость, как душа, того несчастного, что утешился после исповедальни, отпустив все свои грехи.

- Джастин, ты очнулся! – В комнату ворвался сквозняк, и раздавшийся звук знакомого девичьего голоса, влетел, холодным порывистым ударом, неприятно вонзившись в уши.

- Женевьев, - он повернул голову в сторону девушки, стоящей посреди комнаты и обомлел на мгновение, увидев как она, наклоняясь к маленькой девочке и беря ее за руку, негромко шепчет на ухо ребенку:

- Хлоя, поздоровайся, это твой папа.

Нездорово худая малышка, с тёмными, вьющимися волосами и болезненно-оливкового цвета, кожей, смотрела, с несвойственной, для ребёнка такого возраста, внимательной настороженностью. Опешивший Джастин, вцепившись в руку матери, приподнялся на кровати, раскрыв рот в немом изумлении.

Девочка, что-то коротко буркнула себе под нос и низко опустила голову, но Джастин не смог разобрать этот детский лепет, а темноволосая, маленькая незнакомка, упрямо вывернулась из рук Женевьев, которая, словно бы, предвидя такой порыв, сразу же отпустила её руку, дав странному созданию, исчезнуть за деревянной перегородкой. Джастин растерянно переводил взгляд с одной женщины на другую, в ожидании, немедленных объяснений.

- Прости, но она хотела тебя увидеть, - слегка смутившись, заговорила возбуждённая, но угрюмая Женевьев, приблизившись к кровати.

Ей уже минуло девятнадцать, она, как и прежде была улыбчива, только взгляд, был тронут лёгкой грустью; с тонкого, бледного лица, с высокими скулами, на Джастина глядели, опасливо и с осторожностью, ее большие глаза. Высокая, худощавая, нарочито кроткая, - она олицетворяла собой идеал болезненного аристократизма. - Я говорила, что ей надо остаться в комнате, потому что ты не здоров, но она…

- Кто она такая? – осадил эту скороговорку Джастин, нелепость её слов, была только гулом среди тёмных скал, а источник звука затерялся где-то в громоздких камнях непонимания. - Она не моя дочь.

Озвученный факт, пробудил в Джастине цепкое сплетение, неожиданных мыслей, какие могут посетить голову, только отчаявшегося человека, того, кто осмелился прогуляться над пропастью по натянутой проволоке, пошатнувшегося и едва удержавшего равновесие, но обретённого чувства быстро промелькнувшего страха, хватило на то, чтобы неосознанно взглянуть вниз. В той яме, он видел мертвецов, которые, выписывали огнём и дымом пропуск ему в эту пропасть. Два года, он упорно отказывался смотреть туда, не замечая среди тел, затерявшийся женский силуэт - обособленный, отдельный, такой незначительный, рядом с изуродованными телами в серых мундирах, следующих за ним немым предупреждением. Сейчас, Джастин смотрел на неё, и ему все становилось ясно.

Поэтому, когда Шерри тихо подала голос, произнося страшные слова, Джастин, уже был готов услышать как нестройный ряд, лишающих покоя, выталкивающих из тёплого тела поток крови, его больных мыслей, вырывается из уст матери:

- Ох, дорогой, пять месяцев назад, нам пришло известие о смерти Джеффа. Сара родила абсолютно здоровую девочку, спустя всего четыре недели, после того как вы с братом ушли на фронт, но узнав о смерти Джеффа… Она, как с цепи сорвалась, и, бросив всё, не щадила себя, подолгу работая в городском госпитале, забыв и о ребёнке и о своём здоровье. Бедняжка скончалась в январе, от туберкулёза. Все это время, малышкой занималась Женевьев, теперь, Хлоя, считает её мамой, девочка слишком мала, чтобы понимать, что она - сирота. Это был слишком сильный удар для нас всех…

Тусклый налёт непонимания, начисто смывается шквалом изумления и Джастин молча, смотрит на мать; он слишком обескуражен случившимся, хотя и предвидел это, таким же загадочным способом, каким он увидел смерть Клифа Костермана и Стива Карлсона. Джастин тяжело вздохнул и Шерри, растрогавшись до глубины души, взяла его за руки и держала их в своих руках очень нежно, но крепко, а по щекам ее струились слезы.

- Поэтому я сказала ей, три дня назад, что её папа вернулся с войны и скоро она сможет с ним увидеться. – Добавила Женевьев, присев на кровать рядом с Джастином и он почувствовал слабый запах сена от её сухих волос, собранных кожаным ремешком в низкий неаккуратный пучок. - Сегодня она разразилась слезами и громко кричала, чтобы ей показали тебя. Хотела поздороваться с тобой. У неё упрямый характер и она довольно сообразительна.

- Они оба мертвы, о, Боже… - Простонал Джастин, прикрыв слезящиеся глаза. Он ощущал под собой гулкую пустоту. Всё, испытанное прежде, на войне, сейчас - казалось нереальным, и даже хуже - не нужным и пустым. Все смерти - глупыми, неестественными, тем - что лезло в глаза, как нарыв. - Почему все так?

- Джей, родной, все будет хорошо, ведь ты теперь дома, с нами. – Прервав тоскливую тему, мягко заговорила Шерри, обеспокоенно заглядывая в его смуглое, скованное болезненной судорогой лицо и Джастин понял, что у нее дрожало сердце, мучительно замирая каждый раз, когда она думала о, потерянном для неё, старшем сыне.

Щемящее чувство жалости и горя, наполняло ее душу горячими слезами, которые скапливались в лучистых морщинках вокруг усталых глаз, и Джастину стало стыдно за своё малодушие. Он был её отрадой и опорой. Он, офицер, чей срок службы закончен, и теперь он, единственный сын, который не имеет права волновать чёрный омут её, убитой горем, души, одиноко блуждающей по тёмным тропам скорбного недоумения, злости и лютой ненависти к северным демонам, забитой нуждой и голодом, запуганной вечным страхом за своих детей. Её боль была необъятной, не умещающейся в словах и жестах, сухо застыв во рту.

- Мы думаем, что Джефф и Сара были бы рады узнать, что с Хлоей все в порядке и она под нашей опекой. – Тихо сказала Женевьев, прервав отчётливый стук маятника часов, мерно отсекающего секунды, от повисшей в комнате скорбной тишины.

В звучных словах англичанки чувствовалась большая сила, но осознание жуткой неправильности ситуации, загремело в голове, и он скривился, как будто, ему было невыносимо больно и он, готов кричать, громким криком бессильной злобы, на эту боль, чтобы отогнать её, испугать. Все это звучало настолько абсурдно, что, несколько собравшись, он грубовато сказал:

- Это бесчестно по отношению к девочке. Вы хотите, чтобы она всю жизнь прожила, с ошибочным представлением о нас, так и не узнав, что стало с её родителями на самом деле, не почтив их памяти, не узнав, кто дал ей жизнь и имя? С ранних лет она должна осознавать это, не жить иллюзией.

- Она всего лишь дитя! – Воскликнула Женевьем, разводя руками. - Что ты хочешь, чтобы мы ей сказали? Что её отца убили янки, а мать загнала себя в могилу, узнав об этом? Джастин, ей два с небольшим года! Жизнь несправедливо, тяжело построена и нельзя, открывать глаза на её горький смысл, такой маленькой девочке.