Две войны (СИ)

- Бен! Быстро налево, уходи! – Крикнул парню Калверли, когда, сбив с ног одного «синего» солдата, он оказался лицом к лицу с десятком других.

Наведённые на него дула «кольтов» разразились многочисленными выстрелами, но техасцы никогда не отступали перед страхом, и поэтому Джастин мигом сгруппировался и упал на землю, отползая туда же, куда только что свернул рядовой Бенджамин; и только оказавшись в окопе, он позволил себе выровнять спину.

Саблей он лишил жизни максимум десятерых – слишком мало, но силы уже покидали его, так как недавняя лёгочная болезнь, утомление и нервное напряжение, шедшее с ним об руку на протяжении многих месяцев, сейчас давали о себе знать головокружительной болью в груди и общей слабостью.

Джастин схватил валяющееся поблизости оружие и решил действовать по ситуации, больше не переоценивая свои силы, иначе ему грозила самая глупая смерть - вызванная самонадеянностью.

Удерживая ствол ружья левой рукой, Джастин опустил приклад на землю и установил его между ступней, а правой рукой ловко выудил из подсумка на поясе патрон, оторвал зубами конец бумажной гильзы от пули и высыпал порох в ствол, ввёл курок в позицию полувзвода. Стрельба раздавалась со всех сторон, и Калверли спустил курок, окончательно утратив слух, оглушённый чьими-то криками и выстрелами.

*

- Они перегруппировали свои силы, подтянули подкрепления и снова пошли на штурм. – Заявил Джим, когда спустя долгие два часа обороны у реки, их взвод почти утратил любые шансы отбросить противников назад и южанам пришлось скрываться в лесу, рассредоточившись.

- Тогда отступаем через гору… - Тяжело дыша, прохрипел Джастин, сжимая вывихнутую ногу, не совсем понимая, как сам сможет одолеть подобную вылазку.

- Мы окружены, Джей. – Покачал головой младший лейтенант, и у Джастина потемнело перед глазами. – Я думаю, что лучше попытать счастье через переправу. Есть вероятность, что нам удастся выбраться к окрестным деревушкам и найти там еду, чем бесцельно бродить по горам, и в итоге выйти к Вашингтону, где нас расстреляют.

Джастин утвердительно кивнул, и Джим быстро собрал в круг оставшихся с офицерами солдат, немногочисленное количество которых, могло бы, незамеченными проскользнуть сквозь вражеские линии, что внушало конфедератам немного уверенности в том, что для их маленького взвода не все еще потеряно.

Джастину, уже было откровенно плевать, кто и что предложит, так как перед глазами у него все еще стояла жуткая картина того, как пуля сбивает с ног Бенджамина, безжизненное тело которого, падает в двух шагах от него. Джастин слышит только свой дикий крик, и выплеснувшаяся из него ярость, уничтожает десяток северных выблюдков, которые посмели забрать еще одну жизнь, еще одного славного парня.

- Уходим, Джей. – Джим тянул его за окровавленный рукав мундира, и Калверли повиновался, хромая, направившись за ним и, прикрывающими офицеров, солдатами, которые, рассыпались в разные стороны, проверяя окрестности на наличие засады.

“Крис, наверное, уже мертв?” – спрашивал у немого собеседника Джастин, шагая по лесу, усыпанному теплыми лучами восходящего солнца, отстранённо думая, кто бы мог разгромить их лагерь. Он пришел к мысли, что все это, скорее всего, логическое умозаключение Алана Эллингтона, который решил выкурить с задворок своей столицы, жалкие крохи вражеской армии, хотя в этом не было необходимости – они все и так бы убрались отсюда в скором времени, потому что смысла воевать уже не было.

Около трех часов, они двигались все время в гору, а затем остановились у ручья, чтобы наполнить фляги. После пятнадцатиминутного отдыха вновь двинулись в путь. На теле у большинства были ссадины, волдыри, некоторые стерли ноги и начали хромать, но все эти помехи казались незначительными, на них почти не обращали внимания в тяжелом оцепенении от постоянного движения. Они смогли перейти Дорапон, уйти от преследователей, но усталость сковывала все мышцы тела, вызывала тяжелую апатию ко всему. Люди ощущали во рту кислый привкус от перенапряжения, с трудом переставляли натруженные ноги, но, в конце концов, перестали воспринимать собственное недомогание. Они продолжали идти, не думая о том, куда идут; двигались, тупо и уныло, покачиваясь из стороны в сторону, и только Джастин был уверен в том, что он идет в правильном направлении, то ли чувствуя это сердцем, то ли мечтая, чтобы эта дорога, действительно вела их к Джорджии, в родные края.

Война теперь заявляла о себе со всех сторон. Поля, где полагалось колоситься пшенице, заросли бурьяном, на проселочных дорогах не было путников, кроме отступающих Дикси, и округой, от сумерек до рассвета, распоряжались волки. Большей частью у них хватало благоразумия держаться подальше, но лошади отчаянно фыркали и дёргались, словно бы чуя зверей где-то неподалёку. В полях еще стояли скирды ячменя, овса и озимой пшеницы, а по дороге, вереницей тянулись повозки из их разгромленного лагеря, с которыми, пятнадцать человек, взвода Джастина, соединились, переправляясь через реку. Калверли шёл позади, и, пересчитав всех, понял, что у него - тридцать три человека, семь повозок с одеждой, едой и оружием, девять собак, и четырнадцать тяжеловозных лошадей. Если его это поначалу обрадовало, то сейчас он был вынужден обратиться к Джиму с закономерным вопросом, который уже давно крутился у него на языке и решить его самостоятельно Джастин не мог:

- Нас слишком много и наше передвижение вскоре будет замечено. Что нам делать?

- Пока ничего. – Глухо отозвался Джим и Калверли понял, что лейтенант, тоже думает об этом, и столь же озабочен, как и сам Джастин. – Может, устроим привал?

Гнетущая тяжесть шла от сердца к ногам, и каждый шаг причинял Джастину страдания, так как уводил его все дальше от Алекса и он согласился остановить их маленьких отряд, после того, как они пересекли тракт, по которому нельзя было передвигаться, рискуя быть замеченными, но до сих пор им везло.

Солнце растаяло в седых туманах, зависших на выжженных полях.

Они не могли разжечь костёр, опасаясь, что дым привлечёт янки, бродящих в округе, а потому давились солёным печеньем, настолько твёрдым, что об него можно было сломать зубы, и лепёшками, более мягкими, но безвкусными.

Джастин не мог есть, он только пил, убиваемый своими мыслями.

Все воспоминания прошлого прихлынули к его сердцу при мысли о том, что он, скорее всего, не доберётся до Техаса, а погибнет где-то в дороге, никогда больше не увидит Алекса, не скажет ему того, что действительно чувствовал, но не осмеливался произнести вслух.

Все ночи их любви, одна за другой, как призраки, встали пред ним. Вот они склоняются над бездонной пропастью, бесконечной и мрачной, как небытие, в котором они оба пребывали, и над глубинами её раздаётся чей-то негромкий насмешливый хохот: “Вот твоя награда! Ты был слаб и глуп и ты его лишился”.

Джастин задрожал под наплывом мучительных видений и вскочил, всхлипнув от боли. Прислонился лбом к телеге, убедившись, что все вокруг уже спят, а двое солдат стоящих на карауле, довольно далеко от него. Дерево было ласковое и холодное. Его рука понемногу поднималась к горлу, словно он хотел сорвать с себя что-то мерзкое, живое, вздрагивающее, которое там присосалось и не давало ему дышать, забирая, вытягивая весь кислород. Он прикусил губу, стиснув зубы, и изо рта медленно потекла кровь – закровоточили больные дёсны, он прокусил язык, заглушив слова. Глаза его горели, слёзы жгли. Он дрожал, и доски царапали лоб, но перед ним была пустота. Густой кромешный мрак, в который, он бы выкричал всю свою боль, не будь его горло захлестнуто тугой петлёй страдания и муки. Все кончено. Его брат мёртв, стараниями его лучшего друга, который предал его, нещадно поглумился, его страна проиграла. А самое главное: он потерял Алекса, он потерял смысл своей жизни. Он опять бежал, и дорога его стала ещё мучительнее, чем прежде, его война всё ещё продолжалась, а он снова пускался наутёк, оставив за спиной свою жизнь. Оставив его.