Капелла №6 (СИ)

Джон, честно говоря, не мог привыкнуть к этой странной французской погоде: в один день могло быть просто душно, а на следующий — неимоверно холодно. Вот и сейчас от вчерашнего тёплого, даже жаркого денька остались только призраки зданий, пропадающие за дождевой плотной стеной; солнечный задорный Лион было не узнать. Сквозивший ветер пробирался за шиворот пальто; всё, чего хотелось в такой момент, сводилось к тёплому месту и стаканчику чего-нибудь крепкого.

— Какая у вас порой отвратительная погода! — вдруг сказал Джон, поёжившись от очередного порыва ветра.

— Да… это точно. Не поверите, но сам здесь прожил всю жизнь, а так привыкнуть и не смог… Просто города рядом с рекой — это, видимо, всегда не очень хорошо. Влажность огромная.

— Получается, ты и учился здесь? — решил интереса ради спросить Джон, зная, как любит разглагольствовать Кристиан, хотя он сам понимал, что это неправда.

— Естественно! После школы-интерната сразу поступил в Университет Лиона имени Жана Мулина, на юридический. Это не так далеко отсюда, в другую сторону если идти, потом через реку и пешком минут пятнадцать, — Крис улыбнулся, а Джон лишь хмыкнул.

— Наверное, хорошо учиться и работать потом в таком красивом городе…

— Ну, знаете… как-то привыкаешь к этому хорошему. Здесь везде красиво и можно погулять. Потом уже становится таким привычным. Но не скажу, что перестаёт вдохновлять на работу.

Джон подумал, что, конечно, не перестанет говорить, что этот город не для него, но какое-то обаяние он на него уже возымел: было приятно почти ни о чём не думать, гуляя по кафе и достопримечательностям, пусть даже сейчас и шёл дождь. Что-то почти призрачное, но очень ощущаемое стало действовать на него со стороны города… но города ли? Может, человека рядом, который уже и не казался таким далёким, хотя тем Чесом никогда быть уже не мог? Константин чувствовал какое-то спокойствие, очень странное при болезненной и надоевшей ему мысли; может, молитвы и вправду помогали? Джон не верил. Но и какое-то равнодушие, обволакивающее сердце, не мог не чувствовать. Неужели хладнокровность вернулась к нему? Тогда бы он был безумно рад.

Лион переставал с этого времени видеться ему ужасным городом, где он потерял столько денег, времени, мыслей, эмоций и себя самого впустую.

До дома Криса они прошли молча, вслушиваясь в грохот проезжающих машин и в звучную капель с крыш. Людей было немного в это время: плохая погода и рабочий день делали город пустыннее и пустыннее, хотя перерыв на обед заставлял кафешки светиться изнутри, приглашая мокнущих под дождём зайти и согреться. Они прошли под мостом, с которого текли почти что водопады; под ним Джон стряхнул с зонта воду; с этого места виднелся белый кусок дома Форстера.

Когда они подошли к нему, Крис сказал:

— Зайдёте ведь? Нечего вам мокнуть! — даже не дождавшись ответа, он нажал код на домофоне и придержал дверь, чтобы успел зайти и Джон. Тот, как ни хотел входить, понял, что выбора иного нет; да и к тому же, зачем ограничивать себя в таких мелочах?

Подъезд был ему печально знаком, особенно верхний этаж; этаж, где жил Крис, был, соответственно, четвёртым. Они подошли к квартире **; пока адвокат искал ключи, Джон прислушивался к внешним звукам — удивительно, но, когда идёшь, почти не замечаешь, какой сильный ливень на улице, но внутри дома, слыша невозможное гудение козырьков и окон от каплей, начинаешь осознавать это. Джон встряхнул зонт, тёмные ручьи с него стекли на пол; Форстер между тем открыл дверь и пропустил его вперёд.

Перед его глазами открылся тёмный, небольшой коридор; мгновение — и всё залилось мягким светом, неярким, таким подходящим этому скромному жилищу. Джон не особенно хотел, но, пока бывший водитель закрывал дверь и развязывал ботинки, успел, волей-неволей, разглядеть всю квартиру в подробностях, кажется, ему таких ненужных.

Квартира была похожа на неправильный квадрат, слегка вытянутый с боков; если смотреть сверху, то коридор в длину занимал где-то меньше половины этого квадрата и выходил в кухню. Рядом с ним, как потом узнал Джон, находились ванна и туалет, весьма просторные для квартиры ** на ** квадратов. Остальную половину квартиры занимали комната и уже упомянутая кухня, которые образовывали что-то наподобие модных нынче студий, когда гостиная и кухня соединяются с помощью бара, что было достаточно необычно для чисто французского стиля. В общем, даже сама планировка вызывало какие-то тёплые ощущения, уютные, как бывает от компактных, хорошо оформленных жилищ, а не от просторных, дурно убранных хором.

В коридоре по правую руку стоял шкаф из тёмного дерева с кремовыми дверцами, подсветкой наверху и зеркалом над таким же комодом. На тонкой полоске стены, отделявшей шкаф от двери, висели три странные композиции в белых рамках на белом фоне, состоящие из каких-то чёрных кусочков, составленных в пирамиды разных размеров и плотности. На комоде стояла странная глянцевая ваза, похожая на колбу, с пучком искусственных прямых стеблей. Рядом со шкафом располагались полки разной ширины из того же тёмного дерева, сзади которых шла волнообразная стенка, сужающаяся кверху, делающая таким образом эти полки угловыми. На самой нижней стоял домашний телефон, на следующей две маленькие алюминиевые вазы в форме трубок разной высоты, в одной из которых виднелись такие же стебли, только изогнутые, а на третьей стояло что-то, отливающее рыжим.

По левую руку шли закрытые шкафы из той же серии, что и первый, только ничем не украшенные — полностью тёмные, со строгими узкими ручками.

— Что ж, вы можете зайти, не стесняйтесь, — прервал его осмотр Кристиан, стянув ботинки и теперь встав перед ним. — Я бы предложил вам чаю, но, боюсь, перед кафе это будет как-то странно.

Потом он скрылся за поворотом — ушёл в свою комнату. Джон не смог остановиться на месте, поэтому тоже снял обувь и прошёл следом. Коридор становился у`же, если повернуть налево; по одну сторону были ванна с туалетом, по другую — комната и кухня. В конце этой части коридора виднелось в полумраке какое-то пушистое раскидистое растение, напоминавшее папоротник. Джон пошёл в комнату, хотя она и кухня были одно целое. Всё в этой квартире было сделано в бежевых, белых, светлых тонах; именно здесь начинал чувствоваться чисто французский стиль оформления комнаты. Хотя места было немного, казалось, что пространство огромно.

На полу лежала кремовая плитка; границы кухни и комнаты определяла плитка тёмно-шоколадного оттенка с незатейливым, едва заметным узором. Дальше в кухне всё шло как обычно: навесные шкафы с прилегающими нижними, с раковиной и вентиляцией расположились на правой стене и постепенно изгибались на углу со следующей стеной, заняв немного места и там. Верхние шкаф были бело-кремовыми (собственно, как и нижние или вытяжка), но дверцы, в отличие от простых нижних, оказались украшены полупрозрачным стеклом и деревянными перегородками. Под самым ближним навесным шкафом находилась печь, ещё что-то и нижнее отделение, наверное, для противней. Дальше шёл столик, как это обычно бывает в кухонном комплекте, из какого-то материала, явно косившего под светло-коричневый мрамор с разводами. Раковина, над ней — отделение для посуды, кактус в горшке, дальше вытяжка, уже на другой стене, оформленная по краям чем-то ажурным, что очень гармонировало с плиточным узором на задней стене кухни. Рядом, буквально в паре шагов, находилась закрытая снизу барная стойка из того же «мрамора»; Джон заметил в передней её части аккуратные дыры и воткнутую туда бутылку — что-то наподобие винного погреба, наверное. И всё это довершали люстра с раскидистыми лампами, обтянутыми тёмно-жёлтым абажуром, и стулья на высоких белых ножках с мягким сиденьем.

Всё это Джон подмечал в мельчайшей точности не просто так — каждая мелочь говорит о человеке что-нибудь особенное, и теперь, видя этого нового человека, он сам старался не упустить ничего, что ему, увы, посчастливилось сделать в прошлом. Кристиан неспешно копался в ящике своего стола, потом перешёл в шкаф и вытащил папку; пока поиски шли своим медленным чередом, Константин продолжил с некоторой жадностью ловить и подмечать все детали. Там, где конец барной стойки упирался в стену, слегка слева начиналась уже комната; на бежево-кремовых обоях в градиентную полоску висело штук четырнадцать рамок разного «калибра»: от тонких, чёрных и деревянных до широких, зелёных и пластиковых, от фигурных, отделанных под старину и мощных до тонких, как нитка. Что было в них, Джон точно не мог определить со своего места, но явно увидал, что все изображения на них были чёрно-белыми, в основном, очертания каких-то городов. Рядом с этим висел абажур, похожий на те, что был над баром, только с длинной бахромой внизу.