Орехово-алый мотылёк (СИ)

Но животное, несмотря на видимость неуклюжести и неторопливости, оказалось хорошим бегуном. Чесио и сам не понял, как это смог разузнать; неожиданно он хорошо осознал, что такое восемь с половиной метров и почему половинка от метра является вот такой, а не чем-то другим. Назад не смотрел, но в голове чётко висела картинка: перебирающий лапами зверь нёсся на них и сверкал глазами, и лязгал зубами, и всё никак не хотел отставать, и никак не терял среди запутанных сосен и дорожек, среди густых кустов и пахучих цветков, он чуял запах, такой явный для него, возможно, запах боязни или чего-то такого, но он бежал чётко, слаженно, словно двигался по заранее сделанному плану. А лёгкие всё жгуче и больнее наполнялись раскалённым железом и камнем, ноги уже переставали чувствовать землю, будто он летел, а сознание превратилось в нервозную бездумную птицу, бездельно тилинькающую и могущую улететь восвояси в любое время. Наконец Чесио понял: он сдался. Мысль пришла быстро, легко и безучастно. А он сам на ближайшем бугре с такой же лёгкостью повалился на землю, никак не приготовившись, тупо ударившись лбом о влажную землю и, немого повернув голову влево, увидав, что звёзды на небе закружились в странных витках. Чесио было болью и низко осознавать, как он быстро сдался и как невозможно пал в глазах друга, но встать на ноги и бежать он не мог.

Джованни поднимал его, ставил на ноги, что-то серьёзно и взвинчено говорил, затем закричал, но, вдруг и сам поняв, что дело бесполезное, буквально оттащил его в дальние кусты и приказал что-то, наверное, сидеть тихо, а сам извлёк из чехла тесак вновь и скрылся. Чесио с трудом понимал, что происходило: вся реальность расползлась на кусочки, блёклые лоскуты, а собирать их надо было ещё обдуманно и осторожно. Он ощущал, как вся смелость испарилась, словно помойная лужа жарким летом, и как по щекам непрерывно потекли слёзы, и как хотелось буквально вопить о беспомощности. Тело дрожало, будто у него был приступ лихорадки, а тоненький ствол дерева рядом едва удерживал его тело на себе. Чесио не сразу понял, что сидел, потом не сразу понял, где Джованни. Затем не понял ничего, но услыхал вновь ввергающий в оцепенение скрежет зубами и раскрыл непослушные ветви.

Совсем недалеко стоял Джованни, перед ним — этот зверь. Тесак был готов в любую секунду обрушиться на голову зверю так же, как и лапы зверя были готовы вцепиться в глотку. Они стояли, напряжённые, кажется даже, что одновременно рычавшие, и Чесио знал: кто-то обязан был проиграть полнейшим образом в этой схватке. И ему вновь стало стыдно за себя и за свой страх, за недавние шутки над мнимой боязнью Джонни, за то, что сам первый же и дал слабину, впав в тягостную тоску от непрерывного рычания зверюги. Он хотел броситься сейчас же, взять какую-нибудь палку и помочь Джованни, но не хотел опозориться в сотый раз за сегодня перед ним, нарушив его совсем простой приказ «не высовываться из кустов». Ему оставалось быть немым наблюдателем, впрочем, тело покинули всякие силы; единственно оставшиеся — на угрызение себя самого, это всегда пожалуйста.

Однако ж, не произошло ничего необычного; можно было про себя досчитать до четырёх, и вот зверь, поскуливая, прижался к земле, отвёл уши назад и попятился. Джованни даже не махал перед ним тесаком, а держал его, скорее, больше позади себя, чем спереди. Зверь отходил, отходил, а, когда между ними стало не меньше десяти метров, молниеносно развернулся и неуклюже побежал назад, вероятно, к своему дереву, покачиваясь даже смешно из стороны в сторону. Джованни стоял ещё некоторое время, сжимая в ладонях тесак, а потом бросил его на землю, почти без сил упал на колени и, взъерошив волосы, громко и нервозно усмехнулся. Видимо, он был готов драться на смерть, а такой поворот событий сбил его ещё сильнее. Чесио с трудом верил в происходящее, долго наблюдал за тёмным «мохнатым холмом» между деревьев, который потом растворился где-то в ночной гуаши, откуда и пришёл. Сил в теле так и не появилось, поэтому Чесио считал, что оказался рядом с Джованни не иначе как с помощью Лесного духа, что аккуратно перенёс его туда.

— Что… это было?.. — вздрогнув от своего же голоса — такого хриплого, чужого, слишком громкого посреди ставшей тишины, Чесио прикоснулся к плечу Джонни и сам бессильно присел рядом. Тот довольно тяжко дышал, как будто и вправду дрался, затем поднял совсем растерянный взгляд на него и покачал головой.

— Я… я, правда, не знаю. Я же говорю, что встречал его раньше. Это точно он. Вблизи. Это не росомаха, но что-то похожее. Тогда… тогда я стоял посреди огорода, в ночной рубашке, без всякого оружия и думал, что вот он вцепится в меня. А он также… также заскулил, как провинившаяся собака, и быстро убежал. Позади меня не было ничего устрашающего, рядом — тоже. Да и сейчас… думаю, тесак ему не был виден. Что тогда? — Джованни, кажется, готов был продать всё на свете, чтобы узнать эту тайну — до того горели диким любопытством его глаза, но Чесио знал не больше его, поэтому в ответ только пожал плечами и задумчиво хмыкнул.

— Ты… в порядке? — спросил он, дотронувшись пальцами до щеки рядом с длинной царапиной — и то это оставили злобные кусты, они, как известно, всегда здесь такие. Чесио аккуратно стёр капельку крови, и Джованни наконец посмотрел ему в глаза, пытаясь улыбнуться и сделать вид, что всё нормально.

— А ты и правда волновался… — что-то в этих словах задело Чесио за такую волнительную, чувствительную струну внутри него, отчего тут же хотелось выговориться на полную, если ещё не заплакать. Комкая землю в руках и глядя на притоптанные васильки, он затараторил:

— Я… совсем трус, прости… Не знаю, что напугало, но я совсем растерялся. Прости, что вот вдруг упал и ничего не хотел делать, даже встать не мог. Словно оцепенение, не знаю… Может, я только по деревьям и могу лазить, а больше-то ни в чём и не смелый… прос… — Его голову, зажав между двумя ладонями, быстро, но нежно приподнял наверх Джованни и мягко посмотрел ему в глаза. Потом улыбнулся, а Чесио уже читал его мысли, такие лёгкие и слишком добрые по отношению к нему: «Ну, и дурачок же ты…»

— Слушай, цветочный мальчик, не говори так. Я был и… ну… и рад тебя спасти. Даже подрался бы с этой тварью ради тебя, что ли. Странно звучит. Но всё же, — Джонни начал говорить уверенно, а под конец сдулся на таких искренних, но таких сложных предложениях. Чесио понял это и тихонько рассмеялся.

— Ты можешь иногда (ну, не часто, конечно) показывать свою слабость… только близким людям, конечно… Мне так отец говорил, а потом прибавлял, что, в общем, сильно на меня не надейся — нюни распустишь, получишь от меня ремня. Но… я думаю, ты немного другой. И тебе уж точно иногда можно. — Чесио слушал его, ощущал на своём лице его шершавые ладони и думал, что теперь уж точно знает, что есть на самом деле друг — ну, вот такой, совершенно отличный от него, но похожий одновременно. Небо и бесконечное озеро, почти сливающиеся воедино на далёкой границе, но до границы не дойти, поэтому и кажется, что между ними — ого-го. Но ведь где-то они точно соприкасаются, думал Чесио, хоть цветом, хоть отражением.

— Господи, Чесио, ну, прекрати плакать! — Джонни быстро-быстро утёр ему щёки и грубовато встряхнул за плечи. — Всё ведь хорошо, ну? Даже вон не подрался со зверем. Считай, конечно, что день зря прошёл, но если б я дрался, ты, вероятно, очень сильно бы переживал… — Мальчик сам не заметил, что в уголках глаз скопилось немного слёз, и сейчас же стёр их и рассмеялся звонко, чувствуя, что теперь-то всё стало как прежде. Они, помогая друг другу, встали на ноги, подобрали тесак, и Чесио повёл их к реке, потому что Джованни честно признался, что совершенно потерялся, где они теперь находятся. И Чесио вновь казалось это глупо, ведь как можно заблудиться здесь, когда вот она — осиновая рощица, а за ней-то уже вересковые заросли, и вот она наша река. Джонни опять расхрабрился, начал рассказывать, что этот зверь хоть и с мощными лапами, но уж никак не сравнится с кабаном, на которого они ходили. Так что можно было и потягаться… или даже в недалёком будущем заглянуть под дерево и таки вытащить его оттуда. На что Чесио отвечал: всё, хватит с него таких приключений. Его-то зверь не боялся. Потом они стали раздумывать, что же могло напугать его так; сошлись на том, что род этих зверей издревле боялся воронов, а тут ещё и целый принц-ворон — хоть вообще беги из леса и никогда там не появляйся. Конечно, всё это были глупые догадки и смешные истории. Чесио решил для себя, что это странное пересечение обстоятельств. А может, Джонни и правда обладал магической силой, только пока не знал — тоже занятная идея. Но даже Джонни уже немного позабыл об этом — и Чесио с радостью забылся вместе с ним.