Сыны Всевышнего (СИ)

– Рассказывай, Ливанов. Что за гадость вы ещё для меня приготовили? – Голос Руднева прозвучал глухо, и Павлуша вздрогнул: в темноте не было видно, где тот находится.

Прикрыв за собой дверь рудневского номера, он нащупал на столике у дивана лампу и щёлкнул выключателем.

– Ты чего в темноте сидишь? – бесцветно обронил он, вместо ответа.

– Это символ, – желчно скривился Руднев, – моего нынешнего неясного положения.

– Брось. Никто не виноват, что ты в упор не желаешь замечать очевидного.

– Только посмей повторить свои бредни – я тебя загрызу, Ливанов, – стиснул зубы господин адвокат.

– Как хочешь. – Павлуша устало пожал плечами. – В таком случае мне нечего тебе сказать…

– Нет уж, ты скажешь! – раздражённо бросил Руднев, зловеще сверкая в полутьме яркими глазами. Он сел на диване, где пролежал последние два часа, сверля ненавидящим взглядом потолок, и угрожающе уставился на Ливанова.

– Зачем тебе, Руднев? – Ливанов без сил плюхнулся в кресло и с блаженным вздохом вытянул ноги в мокрых ботинках. – Меньше знаешь – крепче спишь…

– Это не про меня, – процедил Андрей Константинович, продолжая гипнотизировать Павлушу злым взглядом.

Ливанов прикрыл глаза и пробормотал – полное ощущение, что – засыпая:

– Викентий Сигизмундович учил меня в своё время, что знание надо принимать с благодарностью. Потому что это всегда дар. Бескорыстный. И это надо ценить. Ты подумай, Андрей Константинович, оно тебе надо?..

Повисшая в комнате тишина, разбавленная мерным дыханием моря, колыхалась волнами, убаюкивала, укачивала.

– А мой Наставник патетики не любил, – неожиданно усмехнулся Руднев и снова вытянулся на диване, заложив руки за голову. – Знание… – презрительно фыркнул он. – Мой Повелитель неустанно повторял, что информация дороже золота. Надо убить? Убей. Она того стоит. И никаким знанием он мне голову не морочил.

Ливанов выпрямился в кресле и заморгал растерянно.

– Не парься, Ливанов, – любезно улыбнулся Павлуше господин адвокат. – Меня не ранила твоя нечуткость. Я не обидчивый. – И он заразительно засмеялся.

Ливанов недоверчиво фыркнул, но сразу повеселел.

– Ну, раз не обидчивый, тогда слушай... А можно я ботинки сниму? Тебя это не шокирует? А то холодно и противно в мокрых, – пожаловался он.

– Ну, ты и придурок, Ливанов, – поразился Андрей Константинович, приподнимаясь на локте. – Носки сухие возьми в комоде. Только не вздумай их потом возвращать!

– Спасибо, – хмыкнул Павлуша и пошлёпал босыми ногами туда, где хранилось рудневское бельё. – Так-то лучше, – пробормотал он, натянув носки и усаживаясь по-турецки в кресле. – Скажи, Руднев, ты Панарину веришь?

Андрей Константинович не ожидал такого вопроса и в замешательстве тоже сел на диване, скрестив ноги.

– Как самому себе, – наконец, уверенно ответил он.

– Отлично. – Павлуша небрежно тряхнул кудрями. – Ты не задумывался, как – с технической точки зрения – он тебя вытащил?

– Он не горел желанием об этом говорить, – нахмурился Руднев.

– Само собой, – усмехнулся Ливанов. – Тогда я тебе скажу: он сумел это сделать, потому что между вами есть связь. Надо объяснять, что это не метафора?

Руднев промолчал, настороженно глядя Ливанову в глаза.

– Спроси у него – он подтвердит, – настойчиво закивал Павлуша. – Он её видел. Так вот: в одной связке с вами ещё куча людей. Угадай, с кем тебя соединяют наиболее крепкие и прочные нити?..

– Панарин это видел? – холодно уточнил Андрей Константинович.

– А как же! – радостно блеснул белыми зубами Ливанов. – Он не только видел – он пытался её порвать. Но вовремя остановился, сообразив, что после этого вам всем будет кирдык. Да и силёнок у него не хватило, если честно. Это же не те нити, которые возникают в результате банального обмена энергиями!

Руднев, кисло скривившись, глядел на него некоторое время, а потом вдруг со стоном закрыл лицо руками.

– Ты убил меня, Павел Петрович, – пробормотал он, мотая головой. – И ведь это ещё не всё, как я понимаю…

– Хватит с тебя пока и этого! – расхохотался Ливанов. – И давай-ка, пойдём, перекусим, – поднимаясь с кресла, распорядился он. – Я, честно говоря, нагулял зверский аппетит. Спускайся вниз, а я ботинки сухие надену и к тебе присоединюсь. Тов?

– Тов меод, – тяжко вздохнул Руднев, рассеянно глядя на закрывшуюся за Ливановым дверь. Бархатная южная ночь влажно дохнула в открытое настежь окно, взметнулась занавеска, и снова всё стихло. – Тов меод…

====== Глава 92. Быть Повелителем ======

– Мы все – части единого организма. Такова структура вселенной, – убеждённо втолковывал Рудневу Павлуша, подцепляя вилкой аппетитную розовую креветку. – Твоё представление о том, что ты можешь чудесно жить-поживать сам по себе и сам для себя – ложно. И в это не надо верить – это можно и нужно видеть. Достигнув определённого уровня развития сознания, любой человек может убедиться в этом лично. А что из этого следует? То, что никто из нас не будет счастлив – каких бы высот развития он не достиг – пока грех, зло, невежество не будут изжиты в каждом представителе человечества. Маленькая заноза в пальце может здорово отравить человеку существование. Что уж говорить о серьёзной болезни! Один страдает – все страдают. Это духовный закон.

Андрей Константинович слушал его, не поднимая глаз, и механически уничтожал свой ужин, даже не различая вкуса того, что он ест. Осознание своей бесконечной малости просто оглушило его. Какая резкая смена картинки: Я, занимающий всё пространство живописного полотна, а внизу, у моих ног – весь мир, или: красочная Вселенная, заполняющая картину, и я – один из многочисленных, составляющих её атомов!..

Руднев не собирался слепо верить, он намеревался скрупулёзно исследовать каждое смелое ливановское утверждение. Но он уже чувствовал, что всё в павлушиной речи – правда. Похоже, знание о том, что человек – это не я, человек – это мы, жило в нём всегда, придавленное впечатляющими внушениями Господина в чёрном, его такими лестными заверениями, что Андрюша из тех редких одарённых счастливчиков, которые будут владеть миром, потому что именно он станет обладателем ни с чем не сравнимой силы.

К столику, неловко пробираясь среди посетителей ресторана, торопливо подошёл долговязый тощий парень в очках, откровенно еврейской и очень интеллигентной наружности. Он нерешительно уставился на Ливанова. Павлуша сразу поднялся, протягивая ладонь для рукопожатия, и оживлённо затараторил на иврите.

– Не скучай. Я скоро. Сам понимаешь – работа… – виновато бросил он Рудневу, ободряюще хлопнув Андрея Константиновича по плечу, и энергично повлёк куда-то робко кивающего ему молодого человека.

Оставшись один, Руднев совсем не расстроился. И даже вздохнул с облегчением. Он привык к одиночеству. Ему всегда было уютно в том непроницаемом мраке, который постоянно с самого детства его окружал. Андрей Константинович умел и любил оставаться незаметным, и обычно мало кто решался пересечь ту границу, которой он мысленно отделял себя от прочих в любом, самом людном месте. Но в этот раз насладиться отрешённым молчанием и задумчивым исследованием снующих вокруг беспечных особей обоего пола у него не получилось.

Как только Ливанов скрылся со своим спутником за дверью ресторана, господин адвокат ощутил чьё-то пристальное, навязчивое внимание, прямолинейно и грубо обращённое на его скромную персону. Женщина? Этого ещё не хватало! Чёрт побери, да она ведьма! Раньше Андрей Константинович не стал бы особо церемониться, сказал бы «фас» своим верным слугам, а уж они быстро отбили бы охоту у всякого так откровенно и непочтительно таращиться на Хозяина. Теперь придётся всё делать самому…

Руднев мысленно выставил перед собой зеркало и сразу почувствовал себя легче: беспокоящее воздействие исчезло. Но не успел он расслабиться, как с изумлением обнаружил, что вышеозначенная ведьма просто пересела за его столик и продолжает с интересом разглядывать господина адвоката.