Сыны Всевышнего (СИ)

– Извините, – широко распахнув невинные голубые глаза, потерянно прошептал Кирилл. – Наверное, для меня это слишком высоко…

Руднев немного смягчился и вздохнул:

– Давай попробуем вместе.

У Андрея Константиновича оказался удивительно приятный голос – чистый, лёгкий, текучий. В сочетании со звучным и немного резковатым голосом Кирилла (Руднев сразу окрестил его про себя «пионерским») получился почти идеальный дуэт.

Бергер, вытянувшись на стуле в струнку, теперь не сводил с господина адвоката преданного взгляда и не мог не заметить, как Андрей Константинович пару раз поморщился, но прерываться почему-то не стал.

– Всё понятно, – обречённо констатировал он. – Ты, правда, не слышишь.

– У Вас абсолютный слух? – робко спросил Кирилл. – Представляю, как Вам непросто…

– Спасибо за сочувствие, – криво усмехнулся Руднев. – И сколько у вас таких… одарённых?

– Я думаю, большинство, – уклончиво ответил Кирилл.

– Ясно. – Андрей Константинович низко опустил голову, словно в знак своей покорности злой судьбе. Но уже через секунду резко выпрямился и прищурился угрожающе. – Или я сделаю из вас людей, или нам придётся расстаться. Ферштейн, Кирилл Александрович? – Бергер испуганно сглотнул и торопливо закивал. – Ну, тогда устроим генеральный прогон, – ещё более зловеще усмехнулся господин адвокат. – Я, как ты понимаешь, в богослужебных тонкостях не разбираюсь – ты уж постарайся подоходчивей всё объяснить. Особенно в той части, которая касается изменяемых элементов службы. И не бойся так – я буду кротким, как ягнёнок, – сладко пропел он, заметив, как заранее напрягся Кирилл. – А то у меня самого чуть сердце из груди не выпрыгнуло, когда ты перепугался. Нельзя же быть таким нежным! Или общение с Роман Аркадьичем ничему тебя не научило?..

====== Глава 96. Рецидив ======

В салоне рудневского автомобиля было так хорошо, так уютно – Кирилл, рассеянно созерцая поток красных и жёлтых сигнальных огней, в котором они с умеренной скоростью двигались, с трудом держал глаза открытыми, опасаясь, что, если уснёт, то уже до утра.

– Завтра в школу? – понимающе покосился на него Андрей Константинович. Кирилл кивнул так усердно, что стукнулся подбородком в грудь. – Э-э-э, да ты совсем почти уснул! – снисходительно усмехнулся Руднев. – Ребёнок…

– У Вас будет трое, – брякнул вдруг Кирилл, очевидно отреагировав, таким образом, своим полусонным сознанием на слово «ребёнок». – Мальчик, мальчик и… девочка. Первый, как две капли воды на Вас похож. Второй – на дедушку, на Викентия Сигизмундовича, а девочка – на маму.

Руднев ненадолго потерял дар речи, потом сделал несколько глубоких вдохов и совсем пришёл в норму.

– С тобой нужно держать ухо востро, – тихо засмеялся он. – А у Панарина будут дети?

– Будет. Мальчик, – осоловело таращась в окно, подтвердил Кирилл. – Очень хороший мальчик. Способный…

– А у меня что – все сплошь «не способные»? – немного обиделся Андрей Константинович.

– Не скажу, – с вызовом ответил Кирилл. – Надо будет – сами увидите.

– Ла-адно, – развеселился господин адвокат. – А у Ливанова?

– А у Ливанова ещё одна дочка родится. Только не скоро.

– А Роман Аркадьич женится или нет?

– Может, и женится. Если выживет, – стиснул зубы Кирилл.

– Это ты фигурально? – насторожился господин адвокат.

– Нет. Это я буквально. – Кирилл с трудом сдерживался, чтобы не пнуть что-нибудь. – Вы разве не знаете, что он второй проводник всё-таки умыкнул?

Руднев резко затормозил и лихо свернул к обочине.

– Ни за что больше в машину с тобой не сяду, – зарёкся он, морщась и потирая грудь. – Скажи, что ты пошутил.

– Нет, – безжизненным голосом ответил Кирилл.

Руднев всмотрелся пристально в его лицо и неожиданно обнаружил, что в свете фар проезжающих мимо автомобилей на щеках Бергера блестят дорожки от слёз. Он поспешно освободился от ремня безопасности и нерешительно обнял Кирилла за плечи.

– Ну что ты… – растерянно пробормотал он, поглаживая его по волосам, слабо пахнущих ладаном.

– Я его ненавижу! – всхлипнул Кирилл. Он вдруг порывисто обвил шею Руднева руками, натягивая ремень, которым был пристёгнут к креслу, и уткнулся носом в воротничок рудневской рубашки.

Андрей Константинович поначалу напрягся от бергеровской непосредственности, но потом трезво рассудил, что ребёнка необходимо утешить, и заставил себя выдохнуть.

– Ты не одинок, – грустно усмехнулся Руднев. – Все, кто с ним связан – ты, я, Панарин – все его ненавидят. Это ли не чудо?

– Чудо, что никто из нас его не придушил!

– Ты не сказал никому? – осторожно поинтересовался Руднев. – Насчёт проводника?

– Нет. И Вы не скажете, – твёрдо произнёс Кирилл.

– Ты… уверен?

– Уверен, – отрезал Бергер. – Он не успокоится, пока сам не убедится, что пальцы в розетку совать не стоит. Думаете, почему я решил исчезнуть? Я ему мешал. Сдерживал. А он не сможет двигаться дальше, пока не закончит для себя эту историю с проводником. Он, кстати, хочет попробовать сделать ещё один…

Тут уж Рудневу стало по-настоящему плохо: он похолодел и начал задыхаться. Бергер лихорадочно выпутался из ремней безопасности и крепко взял его за руку, по которой тотчас потекло к сердцу приятное покалывающее тепло. Расстегнув рудневское пальто, Кирилл положил другую руку ему на грудь и, закрыв глаза, сосредоточенно зашептал что-то. Стало хорошо, легко. Разноцветные огни беззвучно скользили по потолку автомобильного салона вслед за проносящимися мимо машинами. Шуршание шин, беспокойные гудки, ревущие моторы – всё это было там, за окном. А здесь ласковые волны безмятежности и Бергер, чьи контуры мягко светились в темноте… Светились?! Андрей Константинович резко отрезвел и выпрямился на сиденье, во все глаза уставившись на удивлённого Кирилла.

– Ну вот, опять! – пробормотал Руднев, хмурясь. – М-м-м, как светло! – простонал он, прикрывая глаза ладонью.

Кирилл, с недоумением глядящий на него, вдруг засмеялся – сначала тихо, короткими всхлипами, а потом расхохотался во весь голос, лбом уткнувшись в рудневское плечо.

– Здорово Викентий Сигизмундович с Вами поработал! – радостно сообщил он. – Любит он Вас! Его защиты на троих с избытком хватит! Странно даже, что остальные не видят, как Вы сияете, словно новогодняя ёлка!..

====== Глава 97. Вы боги ======

– «Ани амарти: элохим отэм увнэй элийон кульхэм» (1), – бегло с хорошим гортанным произношением прочёл Роман и поднял глаза на Исаака Израилевича. – Я нашёл толкование… Шофэт – судья – именуется Богом, поскольку суд – Божественная прерогатива… Но это как-то… плоско что ли… У Вас, наверное, есть объяснение поинтересней?

1 «Я сказал: вы боги и сыны Всевышнего все вы» – Пс. 81,6. (древнеевр.).

Мюнцер, подперев голову рукой, глядел на Романа с лёгкой иронией.

– Мне достаточно толкования данного Спасителем, – насмешливо заверил он. – Не помню точно, но, по-моему, так: «Не написано ли в законе вашем: Я сказал: вы боги? Если Он назвал богами тех, к которым было слово Божие, Тому ли, Которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите: богохульствуешь, потому что Я сказал: Я Сын Божий?».

– То есть…

– Это обо всех нас: «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы». Посмотрите что там дальше: «Ахэм кеадам тмутун ухʼахад хассарим типполу» (2) – «Но вы умрёте, как человек». Вы – боги, но умрёте, подобно смертным существам…

2 «Но как человек погибнете, и как всякий из царей падёте» – Пс. 81,7. (древнеевр.).

– Но как тогда понимать: «Элохим ницав баадат эль, бекэрэв элохим йишпот»?

– Чего тут непонятного? – Мюнцер крупно, по-птичьи моргнул, ехидно склонив голову набок. – «Бог встанет в собрании богов, среди богов будет судить…». Или Вы сомневаетесь, что Он будет судить?

– Кого? Богов? – терпеливо уточнил Роман.

– Нас, молодой человек, нас. Бнэй Элийон – это мы. Мы – Сыны Всевышнего. В этом залог нашего будущего совершенства. Если мы не причастны Божеству, мы никогда не сможем достичь обожения. И наоборот. Если Вы это осознаете, всё остальное станет для Вас неважным. Вы оставите все Ваши ухищрения и пойдёте за Ним туда, куда Он позовёт.