Вторая жизнь Дмитрия Панина (СИ)

Любовь Ивановна широко открытыми глазами смотрела на Диму, потом повернулась к Свете и заплакала.

Света кинулась к ней, крепко обняла, и, сдерживая слезы, сказала:

- Бабушка, бабушка, не плачь, мы будем к вам приезжать на каникулы.

- Просто потоп, - Андрей Ильич вздохнул. - Нелегко Любе смирится с решением покойного зятя, но он прав, лучше девочкам не расставаться. Только жить-то, я знаю, тесно будет, Антонина покойная, еще когда жива была, писала, что там одна комната в Хрущевке на пятом этаже.

Может быть, следует продать здесь квартиру?

- Мы подумаем, - сказала Наталья. - Я разговаривала с Сергеем Сергеевичем, возможно, обойдемся без продажи. Дима думал про себя, глядя на дочь: и когда успела?

Бабушка Люба вытирала слезы, никак не могла успокоиться:

- У Ольги еще внуки есть, от старшего, а у нас кроме вас никого, Лида у нас была единственная...

Панин мучился, не знал, как спросить, знает ли бабушка Оля, что Наталья ей не родная внучка.

Решил, что лучше действовать через Андрея Ильича, тихо потянул его за рукав, шепотом спросил.

- Да знает она, ей Толя сказал, после того, как к тебе съездил.

Но она так устала от всех этих смертей, что только рукой махнула: " Ничего я про ваши дела знать не знаю и не хочу знать, Наталья моя внучка навсегда. Что ж теперь спустя 20 лет ворошить прошлое?

Так мне Толя передал.

Ночью того же дня уехали. Девочки забежали к Вороновым, простились с бабушкой Олей, но Панин не ходил с ними, считал себя виноватым, не мог прямо смотреть в глаза женщине, которая растила его дочь, а думала, что это дочь ее сына. И неважно, что сейчас ей было это было безралично, он хорошо знал крутой нрав Ольги Павловны, и знал, что тогда, много лет назад, ей было не все равно, еще как не все равно.

Ночной поезд был полупустой, в купе кроме них никого не было, и Дима не стал заталкивать объемные чемоданы со Светиной одеждой наверх. Света вскоре уснула, положив голову на любимого мишку, и проспала до самой Москвы. А Наталья и с Димой то беседовали, то дремали.

Тогда Дима впервые услышал об Алексее.

24

Когда Тамара убежала в слезах от Димы, он не кинулся за ней, он был занят. У него в голове уже созрел точный план занятий с Наташей, и отвлекаться сейчас на объяснения с Тамарой он не мог. Кроме того, он всю жизнь избегал всяческих объяснений и выяснений отношений, а после болезни прямо таки панически их боялся.

Конечно, как он тогда думал, рано или поздно надо было бы рассказать Тамаре всё, как есть, но ему, в общем-то не очень-то хотелось высвечивать перед любовницей грехи молодости, кроме того, надо было бы как следует обдумать дальнейшее взаимодействие Тамары и Наташи, которое становилось бы неизбежным, если бы их любовная связь, длящаяся уже 4 года, продолжалась бы, а Диме на тот момент казалось, что он хочет, чтобы продолжалась, он не был уверен, что испытывает к Тамаре глубокие чувства, но она была красива, мила, замуж за него не собиралась, что грозило бы всяческими осложнениями. и несомненно скрашивала его холостяцкую жизнь.

Но боязнь объяснений удержала Диму от разговора начистоту сразу же, потом был ещё экзамен у Наташки, потом надо было её проводить, а к тому времени Тома уехала на море с сыном на месяц. Вернуться она должна была в начале августа, и Дима ждал, что она одумается и придет, а она всё не появлялась и не появлялась. И Дима вдруг понял, что ему легче смириться с тем, что она никогда не придет, чем напряженно ждать её прихода. И решив не ждать и ничего не предпринимать, по крайней мере до сентября, когда они неизбежно встретятся в школе, Дима почувствовал облегчение, хотя и понимал, что Тамара страдает, но успокаивал себя мыслью, что страдает она по собственной глупости и вспыльчивости, и что если бы она тогда сразу не убежала, а осталась, то ничего бы и не было.

В сентябре начались занятия в школе, Дима несколько раз видел Тамару издали, но при его попытках приблизиться, она каждый раз исчезала раньше, чем он успевал с ней поздороваться. Она даже в глаза ему не смотрела, и это очень удручало Диму. Продолжавшийся столько времени их роман с еженедельными встречами, стал казаться Диме давно прошедшим и не реальным.

25

Как-то, уже в октябре, его вызвала на ковер директор школы.

Времена наступили свободные, парторганизация не приглядывала за нравственностью сотрудников госучреждений, но на лицо был конфликт между коллегами школы, и после того, как Тамара, в слезах, рассказала о недостойном поведении Панина, связавшегося с молодой девчонкой, которая ему в дочери годилась, Светлана Александровна, весьма удивленная рассказом Тамары, ибо не таким представляла она Диму, пригласила его в свой кабинет на беседу.

Ничего не подозревающий Дима, теряясь в догадках, зачем он понадобился начальству, сидел в кресле напротив стола директора, а Светлана Александровна копалась в ящике письменного стола, как будто ей что-то срочно нужно было найти, а на самом деле не знала, как начать разговор на столь деликатную тему.

Наконец она решилась действовать напрямик, перестала шуршать бумагами, выпрямилась и спросила:

- Дмитрий Степанович, говорят, Вы собираетесь жениться?

- Я?! - Дима в совершенном недоумении уставился на Светлану Александровну.

- На молодой особе, если не ошибаюсь, - сказала директор.

Тут Дима понял, откуда ветер дует.

- Ааа, - произнес он с понимающими интонациями, и замолк, обдумывая, как лучше объяснить, кто эта молодая особа. Он уважал Светлану Александровну, помнил, что она взяла его на работу в обстоятельствах крайне неблагоприятных, и считал, что она, принявшее столь непосредственное участие в его судьбе, имеет право знать, что происходит.

- И что значит это ааа? - Светлана Александровна ждала продолжения.

Дима вдруг заулыбался.

- Не поверите, это выглядит как дешевая мелодрама, но девушка эта, про которую Вам говорили, моя старшая дочь.

- Старшая дочь? Но по документам у вас только сын от первого брака.

- Да, от первого брака у меня сын Миша, но у меня оказалась ещё и внебрачная дочь, о чем меня оповестили совсем недавно. Мы расстались с её матерью раньше, чем я узнал, что она беременная.

Дима продолжал счастливо улыбаться, и очевидно было, что он рад обнаружению ещё одного ребенка.

- Дима, - вскричала его собеседница, переходя на доверительный тон в связи с необычностью ситуации, - ты уверен, что это не какая-нибудь авантюристка?

- Светлана Александровна, - тут Дима развел руками, как бы показывая себя. - Ну, какая я добыча для авантюристки? Что с меня взять? Пару уроков математики?

- Действительно, никакая, - Светлана Александровна призадумалась. - А что же ты Тамаре ничего не рассказал?

По его лицу директор поняла, что упоминать о Тамаре не следовало.

- Тамара сначала не дала мне такую возможность, а потом я решил, пусть всё идет, как идет. Раз она считает меня способным изменять ей с молоденькими девушками... Нет, видимо, взаимопонимания.

Дима замолчал, не продолжая, молчала и Светлана Александровна.

- Возможно, ты прав, - сказала она, - и в сущности, это твое сугубо личное дело.

- У тебя сейчас урок? - сменила она тему разговора. - Тогда иди, сейчас будет звонок.

Дима вздохнул с облегчением, попрощался и вышел из кабинета.

Ну и дура эта Лизина, подумала Светлана Александровна. Такого порядочного мужика оттолкнуть из-за пустых подозрений. Не похоже, что он ей простит.

И она задумалась о том, как поделикатнее объяснить Тамаре, что дело её швах.

24

Лето и осень после смерти Анатолия были тяжкими для Натальи. Ей перенесли один экзамен в деканате, но не успели похоронить отца и вернуться, как следовало готовиться к следующему экзамену: времени предаваться горю не оставалось. Дима осунулся с лица, и Наташа видела: исподтишка глотал какие-то таблетки; Светланка могла целый день пролежать на диване, не двигаясь, не разговаривая, механически равнодушно поглощая предложенную ей пищу.