Вторая жизнь Дмитрия Панина (СИ)

29

Лида сняла с головы черную косынку, устало присела на табуретку.

Света подошла и прижалась к матери, спасалась в ее тепле от страшной необъяснимость смерти, напугавшей ее своей невозвратностью.

Никогда дядя Слава не войдет к ним с улыбкой, не потреплет её по голове, не спросит насмешливо, чувствует ли она, что не только растет, но и умнеет, не достанет из кармана брюк разогревшуюся от тела и размякшую шоколадку, скажет тихо: ешь, пока мать не видит и подмигнет. И теперь этого больше не будут. Теперь вместо дяди Славы будет холмик рыжеватой глинистой земли, обложенный искусственными и живыми цветами.

Лида погладила дочь по голове, вытерла тыльной стороной ладони набежавшие слезы.

- Такая у них порода, сердечники. Дед твой умер рано, ты его даже и не застала, теперь вот дядя ушел, да у и папки твоего сердце не очень. Вот так и живем, как на пороховой бочке.

- И папа тоже?

Посмотрев в расширившиеся от страха глаза дочери, Лида пожалела, что сболтнула лишнее.

- Ну, доченька, никто ничего не знает, что кому уготовано там, впереди. А если бы знали, то жизнь стала бы неинтересной, а возможно и страшной.

Светлана задумалась.

- Нет, - сказала она серьезно, - нет, а я бы не возражала, если бы можно было хоть одним глазком заглянуть в будущее.

Мать улыбнулась.

- Дочка, ты ещё не понимаешь, поймешь со временем.

Светлана поняла, как важно не знать будущее, когда совершенно неожиданно умерла мама.

После похорон матери она ушла от поминок в другую пустую комнату, сидела там одна и вспомнила давно состоявшийся разговор и глаза матери, когда она это говорила, и поняла, что это прекрасно, не знать будущего. Мама прожила три счастливых года, ничего не зная о своей смерти, а как бы она их прожила, если бы знала? Следует принимать жизнь такой, как она есть, в ее ежеминутном течении, не слишком заглядывая вперед - это взрослое, даже старческое ощущение мира, пришло к ней после похорон матери и помогло ей справиться с другим несчастьем, последовавшим вскоре: со смертью отца, к которая после тех слов матери не была для нее такой неожиданностью, какой она обернулась для Натальи.

Света рыдала на плече сестры от безысходности своего теперь уже вполне предсказуемого печального будущего без отца и матери, и кто-то осторожно погладил её по закрученному хвостику волос. Света не увидела, но поняла, что это был Панин, и что этим осторожным успокоительным жестом он обещал ей, что поможет, не чужой человек, отец её Наташки.

И для Светланы было большим облегчением спустя два дня услышать, что именно он, Дима, назначен её опекуном: отец понимал, что делал, она ему всегда верила.

А сам Панин совсем не помнил, как погладил плачущую девочку по волосам. Он только помнил своего сочувствие к ребенку, рано осиротевшему, перенесшему столько горя. Он, взрослый человек, всё ещё не оправился от того удара, которую ему нанесла смерть обоих родителей, разнесенная по времени гораздо дольше, чем смерти её, Светиных родителей, последовавших одна за другой с перерывом в полтора года.

30

Тамара глубоко оскорбилась, и ушла, вся в слезах, дома в подушку долго плакала. Хоть она и не строила никаких матримониальных планов на Диму, но за годы их связи привязалась к нему, и сейчас не могла поверить, что он так легко, так предательски разорвал их отношения: завел молодую любовницу.

Она стала копаться в памяти, выискивая момент, когда это случилось, когда он изменился по отношению к ней, но так как такого момента не было, она его и не нашла, и пришла к далекому от реальности выводу, что он всегда был ей неверен и, судя по его поведению, считал это нормой. Если бы сама, своими глазами не видела бы, ни за что не поверила, что он такой, думала Тамара. Нестерпимым ударом по ее гордости красивой женщины была мысль, что ее обманывали, и это чувство унижения и еще страх оказаться полной дурой, мешали ей оценить верно ситуацию, хотя бы вспомнить, что Панин не выглядел даже смущенным, предлагая ей войти, но в запале обиды она это не помнила, а видела перед собой хорошенькую сонную мордашку Наташки и розовую пижамку с голубыми цветочками. И цветочки на пижамке и зеленые глаза Наташки отплясывали перед ее взором пляску горькой обиды и ненависти.

Дима предоставил ей возможность думать, что в голову взбредет. Слишком много раз в другой жизни ему приходилось оправдываться перед женщиной, оправдываться, когда и вины никакой не было, и сейчас, когда произошло лишь недоразумение, которое легко, в одну минуту можно было бы рассеять, если бы были произнесены соответствующие слова, он ничего не предпринимал. В первый момент он готов был воспроизвести эти слова, да не успел. А выяснять отношения ему с детства было невыносимо трудно и противно, а после болезни и совсем невозможно.

Свою роль сыграла и позиция Натальи, которая вечером того же дня вернулась к утреннему эпизоду и сказала:

- Что она позволяет себе о тебе думать? Что она не видит, с кем имеет дело? - И с кем же? - спросил Дима

- С глубоко, думаю, даже до глупости порядочным человеком. И если ты сказал ей заходи, значит, всё было в порядке, и она должна была войти. Догадалась бы, была бы умная, что не на групповой секс ты её приглашаешь.

Услышав про групповой секс, Дима смутился, а потом рассердился на дочь:

- Ну и язык у тебя.

- Ну, Дима, я обыкновенная современная девушка, и ты должен принимать меня такой, какая я есть.

Дима не стал спорить.

31

- Она приходила в больницу на практику, я тотчас заметил её акварельную красоту, такая мягкая дымчатость во всем облике, - говорил отцу Миша. Они сидели в кафешке, которых развелось пруд пруди последние годы.

За стеклом Маяковский смотрел вдаль, не обращая внимания на снующих возле его ног автомобили и прохожих. Такие посиделки отца с сыном последнее время стали частыми. Мишке нужно было внимание, мать с отчимом были далеко, устраивали свою жизнь за океаном, а Диме полезно было отвлечься от своих женщин.

- Очень она мне нравилась, я даже пытался подкатиться, но как-то ситуации не возникало подходящей. Она всегда окружена была товарищами - однокурсниками и однокурсницами, они смеялись, у них были свои шутки, свои проблемы, а кто я был для нее? Солдат альтернативной службы, существо подневольное, приниженное.

Но телефон Галочки я раздобыл, думаю, чем чёрт не шутит, не вечная же эта моя служба. К тому же у меня тогда были шуры-муры с одной сестричкой...

- Розовая такая, хохотушка, Любочкой, кажется, её звали, - предположил Дима.

- А ... и ты заметил её?

- И её и то, что она к тебе неравнодушна, тоже заметил. Хорошая девушка.

Да, хорошая и добрая девушка, но мне скучно так, когда я не могу с подружкой об интересном для меня поговорить, а ей мои Матисс, Пикассо, и Кандинский были до лампочки, и тогда какой общение? Только постель остается.

Но она на брак настроена, к счастью не была, и мы расстались, как только срок моей службы закончился.

- На брак она настроена не была, видела, что ты в сторону смотрел, и что ей оставалось?

- Наверное, ты, папа, прав, но я готовился, поступил в училище, а потом и позвонил Гале. Она меня зацепила, понимаешь? Хочу её привести к тебе на смотрины, ты не против?

- Когда? - деловито спросил Панин.

- Да вот, в следующие выходные и приедем. Я Наташке позвоню, пусть они с Алексеем тоже придут.

- И что ты спешишь знакомить? Скажи правду, у вас форс-мажорные обстоятельства?

- Ну, в общем-то, ты прав... Жди подарочка. Тянуть с регистрацией не будем, но она против какой-нибудь шикарной свадьбы, и ее родители тоже.

- А кто родители?

- Врачи. Из Томска.

- Ну, сынок, теща твоя будет далеко, это плюс, но билеты на самолет дорогие, это минус.