Исповеди на лестничной площадке (СИ)

Такое вот счастье Еленино, отец был пьяница, и муж стал пьяница.

Надо сказать, Лена держалась молодцом: всегда нарядно одетая, подкрашенная, выглядела моложе своих лет, и о том, что Саша пить начал я узнала уже, когда они разбежались.

Я тогда свою научную работу бросила, в бухгалтеры подалась, и времени свободного не имела, такая круговерть была на работе.

Когда отец умер, Сашка еще с Леной жил, помогал ей хоронить, а спустя год или два выгнала она его, осталась в четырехкомнатной квартире одна с сыном.

А Александр вскоре умер. Какая-то была у него болезнь, при которой пить нельзя было.

- Подумай, отец до восьмидесяти четырех лет дожил, всю жизнь употреблял, с самых военных лет, и всю свою милицейскую жизнь, и на пенсии потреблял, а Сашка и десяти лет не выдержал, убрался, - сказала мне Лена, когда я спустя несколько лет узнала, что Александра в живых нет.

А Игорь тогда бомбил, и как-то раз нас с Алешкой подвозил, рассказал, что у него все в порядке, наладилась, наконец, жизнь, а как уж там наладилась, если бомбил, не знаю.

Денег с нас, как с бывших соседей, он не взял.

Лена держалась мужественно, работала с утра до ночи, Коля учился, жизнь шла.

Несколько раз я видела Лену с красивым мужчиной, моложе ее.

Они жарили шашлыки в саду, и столкнулись с нами, когда мы вернулись с дачи. Это уже после 2000 года, до этого у нас дачи не было.

Они упорно угощали нас остатками шашлыка, веселые, пьяные, счастливые, и тарелку с шашлыками нам в лифте отдали, не удалось мне отвертеться. Алешка взял, и вечером поужинал шашлыком, а я в благодарность подарила им сумку грибов. Опят в том году было видимо невидимо.

Ленка была веселая, смеялась, грибы взяла, а на другой день, когда я пришла ей давать инструкции по поводу приготовления грибов, оказалось, что она ничего не помнит, и страшно удивилась, обнаружив в холодильнике грибы.

- Я его спросила, - сказала она, - неужели мы еще и за грибами съездили, а он тоже не помнит.

Еще пару раз я видела Лену с этим кавалером, а потом он вдруг исчез.

Лена переживала, и очень. Я встречала ее сильно пьяной. И раз и другой и третий, и волноваться начала, как бы она не втянулась: когда отец алкоголик, привыкают быстрее, чем обычные люди.

Но Лена справилась. Здоровые гены Марии Ивановны перевесили, да и бабкой она стала, Коля женился, и жили молодые в соседнем доме.

С внучкой я ее встречаю часто, преданная из нее получилась бабушка, то в театр они направлялись, то в цирк, то просто за стеной звенел девчоночий голосок.

Второго ребенка родить не сложилось, зато теперь вся любовь внучке, думала я.

Елена сделала в своей четырех комнатной квартире грандиозный ремонт, все перепланировала, любо-дорого посмотреть. Кухня соединена с комнатой аркой, и коридор присоединен к объединенному туалету и ванной и даже джакузи там поместилось. А как зайдешь - большой холл, получившийся из одной из комнат и прихожей.

Только шум и грохот во время ремонта стоял до небес, а у Лиды как раз второй внук родился, Анечкин сын, и она ходила к строителям, просила два часа спокойного времени после обеда, чтобы мальчик мог поспать.

И строители согласились, занимались в эти часы более тихими работами.

Два месяца работ и, пожалуйста, можно водить народ на познавательные экскурсии, как из халупы просторные и красивые апартаменты соорудить.

***

Прошло два года, как Лена закончила ремонт, и мы только-только отдохнули от шума, ремонтировать начали Сидоренко.

╛ - Петя сказал, делайте ремонт, я все оплачу, - поясняла мне Лидия, чтобы я не думала, что они ремонтируют на свои пенсии.

Тогда как раз мы подсуетились и Лидины рабочие, молдаване, нам двери поменяли. Дешевле получилось за машину платить пополам.

***

Маленькому гномику, соседу Сидоренко, было плохо. Николай Витальевич сидел на диване и отрешенно смотрел мимо нас.

У него случился инсульт, он лежал в больнице, а сейчас Лида забрала его домой, но лечение продолжала.

Попросила меня делать уколы, и только в выходные к ним приходила медсестра, так как я уезжала на дачу.

Николай Витальевич, которому еще и не много лет было, всего только за 80 перевалило, был кроток, тих и покорен, по требованию жены ложился на постель, она помогала ему приспустить штаны, и я делала укол.

После укола он продолжал лежать до тех пор, пока Лида не говорила ему, что можно вставать, и он медленно, но самостоятельно поднимался, садился на стул, который придвигала ему жена, и сидел, глядя на нас прозрачными, выцветшими голубыми глазами.

- Так он может сидеть долго-долго, и даже есть не просит, а только если предложишь, и усадишь за стол, тогда он покушает немного, - с горестным вздохом сказала Лида.

Уколы не казались мне эффективным лечением при таком его состоянии, мне казалось, что лучше бы ему поделать капельницы, но Лида сказала, что курс капельниц ему сделали в больнице.

- Угасает он, - говорила Лида, - не знаю, сколько и протянет.

Я не возражала, видно было, что только чудо поможет ему выкарабкаться обратно в деятельную жизнь.

- Но он ведь болей не испытывает, не мучается?

- Нет, Зина, нет, хоть это его минуло.

Разговор происходил летом, а зимой, в декабре, он умер. Я летала к сыну в гости, а когда вернулась, муж сказал мне, что Сидоренко похоронили.

Николаю Витальевичу было за восемьдесят, он перенес инсульт, и смерть его не представлялась чем-то неожиданным и преждевременным, рано или поздно всем придется туда перебираться, куда ушел Сидоренко.

Лида всплакнула, когда я при встрече выразила ей соболезнование, сказала, что скучает, вспоминает мужа.

Но внуки не давали ей предаваться горести: девочка пошла в школу, а младшему был всего год, Аня вышла на работу, когда сыну было полгода, оставив ребенка на руках матери.

Лида советовалась со мной, куда лучше пойти учиться девочке в лицей или в школу при физтехе?

После долгих раздумий отдали девочку в лицей.

Выйти на работу, когда ребенку было всего полгода, заставляла Аню крайняя необходимость, они с мужем купили квартиру в том самом доме, который построили в нашем саду, и против строительства которого мы подписывали бумаги. Но его все равно построили, и теперь Анне надо было работать, чтобы отдавать долги за квартиру, и Лида согласилась нянчиться с мальчиком, помогая дочери.

Лида гуляла возле дома, как всегда в шляпке, красивом пальто, волосы темные, седина подкрашена, и вместо детей с ней были внуки.

И тем сильнее поразила меня известие, что Лида умерла, пережив мужа, которого была моложе на девять лет всего на полтора года.

Вечером, совершенно неожиданно мне сообщила это грустное известие Таня, Услышав от Тани эту новость, я тут же поднялась к ним в квартиру, и застала растерянного Петю, прилетевшую из Ленинграда старшую дочь, а позднее пришла Аня.

Всегда молчаливый, сдержанный Петя, растеряно рассказывал, что вечером матери стало плохо, поднялось давление, и он вызвал скорую.

Скорая сделала укол магнезии, и уехала, Лида уснула, а утром Петр удивился тишине в квартире:

╛ - Она вставала рано, и сразу начинала хлопотать на кухне, готовить завтрак мне и внуку, которого должна была привести Аня перед тем, как уйти на работу, рассказывал мне Петя. - А тут тишина, я захожу, она лежит лицом к стенке

Петя рассказывал, а сам как будто ждал, что кто-то опровергнет его слова, скажет: да что ты выдумываешь, вот она, твоя мать, жива и здорова.

Как же они уехали, думала я, оставили женщину, не поняли, что ее надо взять в стационар? Или даже в реанимацию? Коновалы...

***

Петр на поминках матери пил мало, и не плакал, в отличие от сестер.

Аня еще держалась, а у старшей на щеках были видны бороздки от слез.