Исповеди на лестничной площадке (СИ)

Пошла детям кашу варить.

Сидоренко жили на этаж выше, в квартире над Леной, сын и сейчас там живет.

Оба работали в институте, и я их знала, хотя по работе мы не пересекались.

Он заведовал лабораторией, в институте эта высокая должность, и когда Лидия вторыми родами родила двойняшек, Аню и Петю, им предоставили четырехкомнатную квартиру. Близняшки были одного возраста с моим сыном, и ходили год в один детский сад.

Сидоренко был очень маленького роста, смахивал на доброго гномика в светло-зеленой вязаной шапочке. В детстве, которое приходилось на войну, он простудился, тяжело заболел. Была оккупация, ни продуктов, ни медицинской помощи, болезнь, а может недостаток питания и отсутствие витаминов привели к серьезному осложнению: у него перестали расти ноги, хотя все остальные части тела развивались нормально.

Так, во всяком случае, рассказывала мне Лида.

В науку Николай Витальевич пришел необычным путем.

В их Днепропетровский политехнический прибыли представили тогда еще только-только образовывавшегося Новосибирского научного центра. Они выискивали способных студентов, готовых в дальнейшем работать не на производстве, а трудиться на научном поприще.

Им предложили троих: Сидоренко, Петренко и Штерна.

После окончания института они уехали в далекий Новосибирск из теплых краев, защитили там кандидатские диссертации, а потом один за другим перебрались в московский институт красителей: Петренко заведовал отделением, Сидоренко лабораторией, а Штерн перебрался позже, защитил докторскую и работал ведущим научным сотрудником.

Эту романтическую историю я узнаю гораздо позже, когда Штерн вторым браком женится на моей подруге, а сейчас я раскланиваюсь с Сидоренко, и обсуждаю с Лидией проблемы воспитания наших одновозрастных детей.

***

Лето, июль, жара. От раскаленного асфальта поднимается марево разогретого воздуха, плывет к небу, очертания деревьев слегка дрожат.

Дети расчертили классики мелом на асфальте, прыгают в тени дома, рядом с классиками стоит Лида.

На Лиде нарядная белая шляпка, красиво смотрящаяся на ее темных волосах, волной спускающихся до плеч. Я вышла из подъезда, стою рядом, с интересом поглядываю на шляпку.

- Сама вязала, ╛- говорит Лида.

- Сама? А как форму придала?

╛- Сильно накрахмалила и на кастрюлю надела.

Я качаю головой, перевожу взгляд на платье, вижу что лента на шляпе из материала платья, приталенного, длинного, со вшивным рукавом.

- Да, и платье я сама сшила, - Лида поворачивается, чтобы я оглядела платье со всех сторон и восхитилась. Я восхищаюсь вполне искренне.

- А я, - вздыхаю завистливо, - могу только прямого покроя и без рукавов платье сшить, а чтобы вточной рукавчик, ну нет, это не по мне.

- Да нужно только один раз выкройку для себя сделать, и все, будешь шить.

- Нет,╛- я мотаю головой для усиления впечатления от слов, - мне не хочется возиться, я как попроще.

Лида заканчивает разговор со мной, и зовет близнецов домой обедать.

За себя и за брата отвечает девочка, боевая у них девочка, лицом в мать, и волосы, как и у Лиды, темные.

- Ты не волнуйся, ╛- говорит Аня маме,╛ - иди домой. Мы сейчас только допрыгаем этот кон, и придем.

- Какая рассудительная девочка, - говорю я, подходя к подъезду и думая о том, что моя бы дочь тут же восприняла попытку заманить ее домой как насилие над личностью и взъерепенилась, а эта так разумно, спокойно отвечает.

- Да, - соглашается со мной Лида, - да, я могу быть спокойна: как Аня скажет, так они и сделают.

А вот и осень, еще не наша с Лидой женская осень, а природная, прохладная, с дождями и серым низким небом.

Топить начинают только с первого октября, а в сентябре бывают заморозки.

И жители, населяющие костяшки домино, мерзнут в своих казенных квартирах.

Они включают электрообогреватели, но это дорого и неэффективно, и стоят панельные дома-доминошки, потемневшие от дождей, упершись крышами в набухшие влагой низкие облака, и в каждой квартире, за каждой дверью кто-то мерзнет, болеет, не может разогнуться от радикулита старик или задыхается в простудном кашле маленький ребенок.

Но огорчаться не следует, нужно проявлять терпение и понимание: есть приказ топить с первого октября, а до этого в средней полосе нашей страны тепло, и никакие капризы природы не подвигнут ЖКО внять голосу рассудка и начать топить раньше.

А вдруг зимой будут сильные морозы и большой перерасход топлива?

Зато в конце апреля, когда температура на улице поднимается иногда до 25 градусов тепла, батареи будут ненужно горячими: есть приказ топить до 1 мая, и все тут.

А какой человек в здравом рассудке поступил бы также своем доме, когда он сам решает, топить или нет?

Но советским государственным учреждениям здравый смысл не указ. И Российским тоже.

И в такой вот сентябрь, в воскресный день, промерзнув дома, я с отвращением выхожу на улицу в промозглость холодного облачного дня. У подъезда я встречаю Лиду, она идет в черной велюровой шляпке и теплом ярком пальто домашней вязки, и на этот раз я не задаю вопросы, откуда это пальто, я знаю, что Лида сама связала себе это ослепительное радостное пальто, освежающее унылость дождливой осени.

***

Наши дети ходили в одну школу, но учились в параллельных классах, и только в восьмом, когда образовался математический класс, они оказались вместе, как когда-то в детском саду.

Общение мое с Лидой, теперь, после того, как наши дети попали в один класс, стало более частым.

Лида любит поговорить, и иногда у меня после встречи с ней кружится голова.

Она смотрит на человеческие отношения с неожиданной для меня стороны, обсуждает их тщательно, вертит в разные стороны, и некоторые ее огорчения с моей точки зрения недостойны внимания.

Она что-то рассказывает о событиях в 8 "а" классе, как-то предположительно рассказывает.

Я ее уточняю, говорю, что не этот сделала промах, а другой.

- Смотри, как ты много знаешь про то, что творится в их классе, а мои мне ничего не говорят, молчат.

- А ты их расспрашиваешь, интересуешься?

- Да, конечно

- А я нет, вот сын мне все и рассказывает, еще сердится, что не слушаю, когда мне некогда. А если их расспрашивать, они и молчат, на всякий случай.

- Может быть, ты и права, - говорит Лида серьезно, хотя я на самом деле слегка подшучиваю над ситуацией и над ней, -╛ они ведь подростки, а подростки скрытные.

- И потом их ведь двое, они могут друг с другом все обсудить, - добавляю я.

***

***

Лихие девяностые отмечены были в нашем подъезде не только разведением кур и кроликов.

Ограбили две квартиры, одну не помню уже чью, а вторую квартиру Вороновых. Они живут над Сидоренко, и эту семью я знаю хорошо: он работает в институте в нашем отделении, а она была классная руководительница нашей дочери.

У них трое детей: две дочери и сын.

Ограбили их как раз в тот момент, когда они решили на всякий случай поставить железную дверь.

Дверь привезли, когда их не было дома, и под прикрытием, что они ее ставят, воры вскрыли квартиру и утащили всю аппаратуру, и почему-то собака, большая взрослая овчарка их допустила, даже не облаяла.

Валя даже видела этих воришек, когда они стояли у квартиры Вороновых с железной дверью.

- Если бы собака лаяла, - говорила она мне позже, - я бы обратила на них внимание, а так, вижу, люди работают, дверь снимают, железная рядом стоит, мне и в голову не пришло ничего плохого.

Утащили всю аппаратуру: сложили в большую сумку и вынесли, и кто-то даже видел их с этой сумкой, но все равно их не поймали, а может быть, не очень-то и ловили.