Дикое Сердце 1 часть (ЛП)

- Мой сын! Да! Мой сын…

Дрожа от волнения, он обнаружил похожие черты: прямой и гордый лоб, широкие густые брови, волевой подбородок, квадратный и жесткий, руки, длинные и мускулистые, высокая и широкая грудь. Он мучительно подумал о разнице со светлым и хрупким Ренато, хотя в его ясных глазах отражался превосходный ум. Ренато, похожий на мать, законный наследник его состояния и фамилии, единственный сын перед людьми.

- Франсиско! – окликнула его взволнованная София, и вошла в скромное помещение. – Что происходит? Что ты здесь делаешь? Что это значит?

- Это я хочу спросить у тебя, – ответил удивленный Д'Отремон. – Что это значит, София? Почему ты не отдыхаешь?

- Неужели я могу отдыхать, когда ты…?

- Когда я что? Заканчивай!

- Ничего, но хочется узнать, с каких это пор ты ходишь с лампой проверять и охранять сон слуг.

- Он не слуга!

- А кто? Скажи же наконец! Скажи!

- А? Что? – Хуана разбудили рассерженные голоса. – Сеньор Д'Отремон, Сеньора…

- Не вставай, спи. А завтра найди меня, как проснешься, – сказал ему Д'Отремон.

- Чтобы сделать мне одолжение и увезти его из этого дома!

- Замолчи! Мы не будем говорить при мальчике!

Он резко схватил ее за руку и потащил вон из комнаты, его глаза разгорелись от гнева, столь ему свойственном, и возмущенно упрекнул:

- Ты что, потеряла разум, София?

- А как тут его не потерять? – взвилась София – Думаешь, меня это не расстраивает? Ты смотрел на него спящего так, как никогда не смотрел на нашего Ренато!

- Хватит, София, хватит!

- Этот ребенок твой сын! Ты не в силах отрицать. Твой и одной развратницы, с которыми всегда мне изменял. Из какой грязи ты его вытащил и привел в мой дом, чтобы он стал товарищем моего сына?

- Ты замолчишь или нет?

- Нет! Не замолчу! Пусть меня услышат глухие! Потому что я не стану мириться с этим! Это твой сын, я не хочу видеть его здесь! Выгони его из этого дома! Иначе я уйду со своим сыном!

- Ты хочешь устроить скандал?

- Меня это не волнует! Я поеду в Сен-Пьер! Губернатор…

- Губернатор делает лишь то, что хочу я! – заверил Д'Отремон, угрожающе понизив голос. – Тебя засмеют!

- Маршал Понмерси был другом моего отца, он знает моих братьев и поддержит! Потому что я…!

- Замолчи! Замолчи!

- Папа! Что ты делаешь маме? – закричал взволнованный Ренато.

Д'Отремон отпустил белую шею, которую безумно сжимал руками. Пошатываясь, он отошел, а сын порывисто бросил:

- Не трогай ее! Не причиняй ей вред, потому что я… я…!

- Ренато! – упрекнул Д'Отремон.

- Я убью тебя, если ты ударишь маму!

Д'Отремон отошел еще дальше, бешенство вдруг потухло, и он растерялся и посмотрел на ладони, сжимавшие шею Софии, а затем повернулся спиной и скрылся во тьме.

- Ренато! Сынок! – воскликнула София и зарыдала.

- Никто не причинит тебе вреда, мама. Никто тебе не навредит. Любого, кто причинит тебе зло, я убью!

5.

- Что это такое? Сеньор Д'Отремон? – этот вопрос Ноэль задал Баутисте.

- Да, белая лошадь хозяина. Дьявол поселился в этом доме с тех пор, как приехал этот проклятый мальчишка.

- Замолчите! Замолчите! Должно быть, что-то случилось!

Педро Ноэль поспешно вышел из роскошной спальни, куда его поселили. Ему было мало смотреть из окна. Он вышел на широкую галерею, спустился по каменной лестнице, удивленными глазами проследив за белой лошадью, которая при свете луны скрылась в полях, и воскликнул:

- Сеньор, сеньор… Какой ужас!

Другие глаза тоже видели удалявшуюся гордую фигуру Франсиско Д'Отремона на любимой лошади. Другие детские глаза, широко распахнутые от удивления или от испуга, принадлежали Хуану. Он все слышал из своей комнаты, вышел из дома и кинулся бежать, но чья-то ладонь схватила его за руку.

- А ты куда пошел? – спросил Баутиста. – Куда идешь, я тебя спрашиваю.

- Я шел… Я…

- Тебе велели спать еще два часа назад, а не бродить где попало.

- Дело в том, что сеньор Д'Отремон…

- Тебя не касаются дела сеньор Д'Отремона.

- Но сеньора София…

- Тем более тебя это не касается.

- Дело в том, что я все видел и слышал. Я не хочу, чтобы по моей вине…

- По твоей вине или нет, не вмешивайся. Ты тут не распоряжаешься. Тебя привезли, чтобы подчиняться и молчать. Иди в свою комнату. Иди в кровать, если не хочешь, чтобы я тебе это сказал по-другому. Иди! – он резко толкнул его в комнату и закрыл дверь на ключ.

- Откройте! Откройте! – закричал мальчик и с силой застучал в дверь.

- Замолчи, проклятый! Открою, когда придет хозяин! Замолчи!

- Ана, мне нужно срочно поговорить с сеньорой.

- Сеньора никого не желает видеть, сеньор Ноэль. У нее мигрень, а когда у нее мигрень, она никого не хочет видеть.

Монотонный и докучливый голос служанки сеньоры Д'Отремон растягивался, словно мягкое препятствие, сдерживая напор нотариуса, который намеревался пройти сквозь занавески, закрывавшие вход в покои Софии.

- Это очень важно, – настаивал Педро Ноэль.

- Сеньора никого не слышит, когда у нее болит голова. Говорит, что боль усиливается, когда с ней разговаривают. К тому же, еще рано.

- Доложи обо мне, скажи, что срочно, и она меня пустит.

Служанка-метиска улыбнулась, обнажив белые зубы, и покачала кудрявой головой в кружевном чепчике по французской моде того времени. Мягкая и упрямая, упорная и кроткая: у нее был дар истощать терпение нотариуса.

- Ты не передашь сеньоре мою просьбу? Почему стоишь тут?

- Для этого я должна поговорить с ней, а сеньора не хочет, чтобы с ней говорили, когда у нее болит голова.

- Что происходит? – вмешалась София, выходя из спальни.

- Простите, сеньора, но мне нужно с вами поговорить. Это важно.

- Наверное важно, раз приходите в шесть часов утра.

- Дело в том, что сеньор Д'Отремон выехал на лошади и до сих пор не вернулся.

- Не вернулся?

- Нет, сеньора, и никто не знает, куда и почему он уехал. Я видел, как он умчался, и спросил слуг, но никто не знает.

София сделала усталое выражение лица, опираясь на служанку. Ни долгие слезы, ни бессонница не меняли ее внешности: бледная, хрупкая, как полузадохшееся тепличное растение в оранжерее, она притворилась, что впервые об этом слышит. Только губы чуть сжались, а во взгляде промелькнула вспышка злобы.

- И вы полагаете, будто мне что-то известно?

- Говорят, он выехал после вашего с ним разговора. Я знаю, в эти дни он пережил неприятные волнения и находился в злополучном состоянии беспокойства, тревоги, напряжения.

- Так вы знаете больше меня. По-видимому, это грустная участь всех жен: от нас все скрывают. Поэтому мне нечего вам сообщить.

Нотариус взглядом поискал ребенка, но Ренато и так уже вышел из комнат матери. Он стоял с обратной стороны штор и с интересом слушал нотариуса.

- Сеньора, осмелюсь попросить вас немного потерпеть сеньора Д'Отремона. Вы единственная, кто может облегчить или утяжелить его ношу, и пусть вы стали сомневаться, но супруг обожает вас, София.

- Ну тогда он странным образом обожает меня, – горько вздохнула София. – Но это дело личное. Еще раз повторяю: я не знаю, куда поехал Франсиско и почему он не ночевал дома. А теперь, извините, я очень занята и готовлюсь к поездке в Сен-Пьер с Ренато. Можете сообщить мужу, если он спросит вас о моем расположении духа. Я уезжаю в Сен-Пьер и уже послала письмо маршалу Понмерси, чтобы он принял меня по приезде в столицу.

Свободный от общества матери и присмотра Аны, Ренато убежал. Его голова пылала, мысли и чувства беспорядочно кружились. Эти резкие слова, впервые услышанные от родителей, жестокость Франсиско Д'Отремона, которой любящий сын благородно противостоял, – вся эта масса странных событий вертелась у него в голове. Набежали тучи в голубом небе его счастливого детства, и впервые в жизни он ощутил себя ужасно несчастным. Не хотелось говорить со слугами и с матерью, дабы не причинить ей боль, но хоть кому-нибудь надо поведать грусть своего детского сердца. Вспомнив о друге, он бросился на его поиски. Но комната, где его заперли, оказалась пуста. Окно, выходящее на поле, распахнуто – исчезнувшая железная балка открыла проем, через который сбежал Хуан. Он искал его с тоской и горьким чувством незащищенности, ведь впервые родители, которые были его евангелием и оракулом, покачнулись на своем пьедестале.