Хуан Дьявол 3 часть (ЛП)

- Сеньор губернатор, вы позволите представить вам сеньору де Мольнар? Кажется, ей не терпится поприветствовать вас. Позволите мне впустить ее? – и не ожидая ответа главы, он чуть отошел, приглашая: – Моника, Ноэль! Проходите! Сеньор Жерар де Воклен, новый губернатор Мартиники. Моника де Мольнар…

- Ваше Превосходительство… – поздоровалась смущенная Моника.

- Целую вашу руку, – ответил галантно губернатор. – Мне говорили о вас, как об ангеле милосердия; но я и представить не мог, что вы такая молодая и красивая.

- Педро Ноэля тоже нужно представить, – продолжал Ренато. – Самый верный помощник Франсиско Д'Отремона, моего покойного отца. В последнее время мы были в ссоре из-за семейных разногласий, с которыми сегодня я хочу покончить.

- Сегодня! – порывисто воскликнула Моника.

- Прости, что еще не дал тебе слова, Моника, – извинился Ренато. – И простите, Ваше Превосходительство, что злоупотребляю вашей добротой. Почти все время я говорил за сеньору де Мольнар, попросив отыскать человека у крепости Сан-Луи.

- И вы приказали солдатам, – подтвердил губернатор. – Уверен, он не опоздает.

- Они недавно прибыли. Позволит Ваше Превосходительство привести их? – и чуть удаляясь, с согласия губернатора, Ренато распорядился: – Введите задержанного, сержант! Подойди, Хуан.

Удивленный губернатор повернулся. Взгляд пробежал с любопытством и изумлением по гордому мужчине, разглядывая от обнаженной груди до босых ног:

- Кто этот человек? Неужели…?

- Немного терпения, – любезно попросил Ренато. – Я объясню Вашему Превосходительству через минуту. Прежде я сделаю заявление. Мне сказали, что ваша большая программа поможет оставшимся на Мартинике, не так ли? Вы говорили о предоставлении всем условий.

- Да, конечно. И даже распределить земли, оставшиеся без хозяина. Среди них считался Кампо Реаль. Теперь, к счастью…

- К счастью, все изменилось. Вы ведь хотите, чтобы самые богатые на острове земли снова использовались, не так ли?

- Конечно, пытаюсь вас обрадовать, чтобы вы остались.

- Говорю вам лично – не рассчитывайте на меня. У меня другой на примете. Я не останусь на Мартинике, сеньор губернатор. Я уеду, предпочту сбежать. Я из трусливых.

- Я так не думаю, сеньор Д'Отремон, но…

- На первом же доступном корабле я вернусь во Францию. У меня там осталось наследство Валуа, принадлежащее матери. Я лично его заберу.

- Но… я не понимаю… Этот человек…?

- Позвольте объяснить. Я по случайности сохранил бумаги. Они в моем портфеле, рядом с большим количеством денег, которые кое-кто вернул и спас мне жизнь. Надеюсь, с этим свидетельством, подписью нотариуса Ноэля, мы восстановим имя человека, который в катастрофе потерял все документы.

Он медленно посмотрел на Хуана. Возможно, ожидая слов с его суровых сжатых губ, теперь побледневших. Растерянные Моника и Педро Ноэль замолчали, и Ренато вздохнул, словно хватая воздух, чтобы закончить:

- Долину Чико и Кампо Реаль по моему желанию пусть немедленно передадут человеку, которому они причитаются по праву, выполняя таким образом, волю моего отца. Дон Педро Ноэль это знает.

- Что я знаю? – спросил тот, удивленный.

- Чего мой отец хотел всегда. Человека, в чьих руках он хотел видеть Кампо Реаль. Человека, которого по ошибке задержали солдаты, когда речь шла только о том, чтобы привести в порядок дела.

- По ошибке? – спросила Моника растерянно.

- Да, Моника. Знаю, что ты хотела сказать, когда вошла. Я читал это в твоих обезумевших глазах, видел у нашего доброго Ноэля. А теперь, отвечаю на ваш вопрос, Ваше Превосходительство: Долины Чико и Кампо Реаль следует законно передать моему брату.

- Что вы говорите? Вашему брату? – поразился губернатор.

- Я не единственный, Ваше Превосходительство, хотя так думал; он тоже единственный выживший из семьи, чье исчезновение вас опечалило. Перед вами этот человек: Хуан Франсиско Д'Отремон, мой брат!

- Но… – возразила Моника.

- Не возражай, Моника. С моей стороны, эти усадьбы – подарок к свадьбе. Потому что мы не сказали Вашему Превосходительству, что причина моего глубокого интереса к Монике де Мольнар заключается в том, что она невеста моего брата.

Моника, Хуан и Ноэль повернулись к бледному и истощенному человеку, за чьей спиной только что закрылись двери кабинета нового губернатора Мартиники, и благодарный голос Моники теперь проговорил:

- Ренато, твой поступок…

- Твой поступок благородный, сын мой! – довершил Ноэль со слезами на глазах.

- Нет, Ноэль. Благородный Хуан, – не согласился Ренато. – Благородный вдвойне, втройне, потому что рисковал жизнью, чтобы вытащить меня из кипящего ада. Благородный, потому что спас меня, когда я преследовал тебя, Хуан, как самого злейшего врага. Благородный, когда лечил мои раны, нес на руках через опустошение и смерть, и еще более благородный, когда сохранил для меня бумаги, приговаривавшие тебя. Как ты смог? Откуда у тебя столько великодушия и благородства?

- Пожалуйста, замолчи, – просил Хуан, не владея собой. – Твой поступок… Но нет… я не могу принять… Это слишком…

- Почему слишком? Ты отвергаешь волю нашего отца? Нашего отца, Хуан, нашего. Он всегда тебя признавал, как сына. Сотри ярость из своей души. Я никогда не мог сказать тебе последних его слов, когда он просил найти тебя и помогать по возможности. Не оборви смерть преждевременно его жизнь, ты бы рос, как сын, с ним. Как самый любимый сын.

- Нет, Ренато! – отрицал Хуан.

- Сын женщины, которую он очень любил. Подумай об этом, и возможно простишь злость моей бедной матери. Как видишь, она не дала тебе того, что ты заслуживал, заработал, не могу отрицать. Даже Монику ты спас, Хуан. Твоя любовь перенесла ее из Мыса Дьявола, а великодушие – на горы Парнас. Оставь ты ее со мной, ее молодость и красота превратились бы в пепел, как и все, что я любил, как и все, кто меня любил, моя мать и…

Он сжал губы, опустив голову, чувствуя жгучее горькое воспоминание. Затем снова протянул руки к Монике с поспешным выражением:

- Будь счастлива, Моника, пусть тебя осчастливит человек, которого ты любишь, как я хотел осчастливить…

- Ренато! Мой бедный Ренато! – потрясенно шептала Моника.

- Только жалость… Не жалей меня!

- Я лишь хочу поблагодарить тебя, Ренато, от всей души.

- Не стоит благодарности. Я ведь не мерзавец. А теперь, поторопимся и попрощаемся. Я выезжаю на первом же корабле.

- Но ты еще не восстановился, сынок, – пытался остановить его Ноэль.

- Меня восстановит воздух Франции. Благодарю вас, Ноэль и прощайте. Вы всегда были добрым человеком и никогда не сворачивали с пути.

- Пусть Бог благословит тебя! Скажу тебе так, как сказал бы твой отец.

- Ренато, не знаю, что и сказать… – бормотал ужасно смущенный Хуан.

- Ничего не говори. Я восхищался тобой с детства; с детства понимал, что ты сильнее, лучше. Я признавал все твои достоинства. Хотел быть твоим другом. Обстоятельства превратили меня во врага. Наверное, я возненавидел тебя. Но ненавидя, уважал тебя, и если никогда не называл тебя другом, то теперь хочу назвать тебя, даже если это слово прощания, братом…

- Ренато… Брат… – глубоко растроганный, воскликнул Хуан.

- А теперь, обнимемся… – братья сжали друг друга в объятиях, и Ренато проговорил с горькой жизнерадостностью: – Не сжимай так, Хуан Дьявол.

- Твоя рана, Ренато, – тревожилась Моника.

- Не беспокойся, Моника, нет крови. Она зажила и здорова. – Он шагнул, но внезапно повернул голову, снова пожал руку Хуана и посоветовал: – Береги наш Кампо Реаль. Сделай его плодоносным, счастливым и цветущим, как хотел бы наш отец.

ЭПИЛОГ

Новый дом в Кампо Реаль возвышался в дальнем крае цветущей долины, где стоял предыдущий. Неподалеку от ущелья, на освещенном солнцем холме, куда доходили время от времени резкие шквалы морского воздуха. Дом прохладный и светлый, чистый и веселый, маленький, по сравнению со старый дворцом, чьи мраморные руины покрывал дикий вьюнок; просторный, потому что в нем царила искренность и праздник, любовь и покой. Любовь и покой в сердце женщины, ожидающей на балконе, одетом в жимолость; свет в голубых глазах, которые смотрели на прямые дороги, по сторонам которых были колеи траншеи. Ждала тихо, спокойно, без тревоги. Яркие чувственные губы надеялись целовать того, кто не опоздает, изящные чувствительные руки готовились приласкать. Женщина улыбалась, любила, ее любовь была лучом солнца, освещавшим землю и души. Конь, чье присутствие она чувствовала, цокот копыт заставлял биться сердце трезвоном серебряных колокольчиков.