Хуан Дьявол 3 часть (ЛП)

- Который разместили во Дворце. Там ее он и найдет.

- Ладно, тогда я пойду. До встречи, Каталина.

- Колибри, Колибри! Что происходит? Колибри! Ты слышишь? – позвал Ренато, встревоженный грохотом канонад.

- Да, сеньор Ренато. Я видел, как выпустили свечу из крепости. Вы подумали, это вулкан? Говорят, он погас, и навсегда. Что больше не вздрогнет.

- Тогда эти выстрелы…?

- Новый губернатор только что причалил. Сверху холма видно, как причалил корабль… огромный корабль, и два других позади. На одном везли солдат, на другом, Бог знает кого. Подарки из Франции, чтобы мы остались на Мартинике и не боялись больше вулкана.

Медленно, с видимым усилием, Ренато поднялся с постели и, держась за хрупкую стену, сделал несколько дрожащих шагов по неровному полу.

- Хуан не вернулся?

- Нет, сеньор. Но уверен, он придет поздно. Он знает, что нужно принести поесть, что почти все закончилось. И как вы знаете… Откуда угодно, но принесет…

Щеки Ренато Д'Отремона снова вспыхнули румянцем, но не только потому, что тот героически спас его от смерти, нес на руках, превозмогая боль и усталость. Этот странный человек, брат и враг, спаситель и соперник, приносил ему каждый день необходимое, перевязывал рану, давал лекарство, когда он бредил, укрывал от непогоды, по-человечески милосердный к его беспомощности. Три долгих месяца, он, богатый Ренато Д'Отремон, получал хлеб из рук Хуана Дьявола!

- Вы выйдете, сеньор Ренато? Не дождетесь капитана?

- Думаю, лучше его не дожидаться.

- Но у вас не хватит сил идти. Капитан сказал, что вы еще слабы.

- Я постараюсь. Это нужно.

Он ощупал разорванную рубашку, едва прикрывавшую обнаженное тело; босые ноги выглядывали из порванных и истрепанных штанов из грубого полотна. Понимающий Колибри улыбнулся и объяснил:

- В той коробке ваши ботинки и жакет. Капитан велел всегда носить эту коробку, на случай, когда вы встанете, чтобы не ходили босым. Еще там ваш портфель, кольцо и часы.

Ренато взял ящик, являвшийся сундуком его бедных сокровищ. Там лежал жакет из тонкой пряжи, порванный и сожженный, часы, кольца, сапоги, одетые на нем при командовании «Галионом», а внизу – портфель, нетронутые деньги, смятые и обесцвеченные, расторжение брака Моники и назначение действующим офицером, уполномоченному преследовать Хуана Дьявола.

- Хозяин сказал, что они ваши, и нужно вам отдать их, когда понадобятся. Вы оденетесь? Выйдете?

- Это нужно. Я должен это сделать поскорее. Найти только что прибывшего человека, увидеть нового губернатора из Франции!

Кое-как Ренато оделся. Неуверенным шагом, поддерживаемый только натянутой струной воли, он пересек широкий кусок пляжа. Едва скрылась его фигура за выступающими стенами старой крепости Сан-Луи, как другая знакомая поступь, медленная и уставшая, вошла с другой стороны заброшенной хижины, и Колибри указал возбужденно:

- Вон туда, вон туда. Вы можете его схватить. Я могу сбегать туда, сообщить, что вы хотите поговорить. Слышите, капитан?

- Слышу, о ком ты?

- О сеньоре Ренато, о ком же еще? Он поднялся, оделся и забрал все, капитан… и бумаги…

- Все это его, Колибри, – подтвердил Хуан уныло и устало.

- Он долго смотрел. Я думал оставит, но он положил их в карманы. Еще то большое, с печатями, разрешение для… Вы не помните, капитан?

- Да, Колибри. Отлично помню. Преследовать, схватить нас, убить меня, если воспротивлюсь мирной сдаче. Естественно, он унес эту бумагу с собой.

- И сказал, что ему нужно увидеть прибывшего губернатора. Это тоже естественно, капитан?

- Тоже, Колибри. Прибывший человек представляет собой возврат к порядку, уважение к преимущественному праву, выдающимся фамилиям, большим состояниям, могуществу имеющих право на зарегистрированной и проштампованной земле. Как Ренато не поприветствует его первым, если он один из самых выдающихся людей?

- Но вы вытащили его из воды, когда он тонул! Лечили и ухаживали за ним три месяца! Вы… Вы…

- Забудь эту подробность, Колибри, о чем уже наверняка забыл Ренато. Забудь и подай воды.

Он сел на кровати с выражением глубокого уныния и усталости. Он прикрыл веки, а затем снова лениво посмотрел на странный и суровый пейзаж.

- Вот вода, капитан. Я вижу, вы очень устали. Вы не встретили сеньору Монику?

- Нет. В Дюко, в Сент-Эпри, в Ривьер-Сале есть монашки-беженки, но никто не мог рассказать о ней. Все повторяли ужасную фразу, напоминали более-менее вежливыми словами, что больше мертвых, чем живых, больше исчезнувших, чем здоровых на этой несчастной земле. Возможно, они правы, возможно, остальные тоже правы. А теперь, оставь меня, Колибри. Я хочу побыть один.

Он опустил лицо в ладони, а когда мальчик очень тихо удалился, вечный и больной вопрос неудержимо сорвался с дрожащих губ:

- Моника, где же ты?

- Моника, я все утро ищу вас.

- О, друг Ноэль! Вот и я…

- Где меньше всего мог подумать. Кажется, вы нарочно скрываетесь от меня. Я ищу вас по всему госпиталю, по залам, кровать за кроватью.

- Я освободила место для настоящих медсестер. Мне сказали, новый губернатор привез людей и необходимые материалы, чтобы обо всех позаботиться.

- Конечно же, он привез то, чего нам больше всего не хватало. Милосердие всего мира потрясено нашим несчастием. Но это не причина, чтобы прятаться. Не представляете, с каким интересом, упорством просит губернатор Воклен вашего присутствия. Вы первая в списке, который ему вручили по прибытию. Первая среди тех, кто самоотверженно и героически поддерживал общественный дух в несчастном Фор-де-Франс.

- Что вы говорите, Ноэль?

- Дочь моя, на вашем счету тысячи человек, которым вы помогали, заботились и лечили. Вашему примеру следовали бригады добровольцев, чтобы помочь раненым без семьи. Именно вашему примеру последовали женщины, занявшись беззащитными и осиротелыми детьми! Новый губернатор удивлен, очарован. О вас столько говорят. Идемте. Позвольте сопровождать вас.

- О, нет Ноэль! Для чего? Я делала, что могла, пока требовалось. Теперь не нужно, не стоит…

- Вы что, Моника? Идемте же. Я обещал немедленно вас привести. Вы воспрянете духом, когда все узнают и будут рукоплескать вам, когда по справедливости наградят вас за бессонницу.

- Я ничего не заслуживаю, вы знаете лучше всех. Я всеми силами боролась против несчастья. Меня поддерживала безумная надежда. У меня были невозможные силы, которые лишь подхлестывали плоть и душу.

- Моника! Моника!

Моника де Мольнар и Педро Ноэль отступили, побледневшие, взволнованные, не веря глазам и ушам. Бледный, неуверенный, изменившийся Ренато Д'Отремон остановился под сломанной аркой разваленного двора. Он задыхался от чувств и не сводил глаз, оцепенев от потрясения. Это он протягивал к ней дрожащие руки. Старый нотариус поддержал его, когда молодой Д'Отремон качнулся, словно вот-вот упадет в обморок. Затем руки Моники подхватили его, и он безумно сжал их, целовал ликующе и наконец обнял ее, не находя слов:

- Это правда! Правда! Это ты! Жива! И вы тоже, Ноэль. Вы…

- Осторожнее, Ренато… – заботливо посоветовал Ноэль. Он помог ему присесть на один из сломанных столбов дворика, увидев, как тот с трудом вбирает в себя воздух, открыв оборванный жакет и разорванную рубашку, пока Моника и Ноэль с ужасом смотрели на страшный шрам на груди, и Ренато признался, напрягшись:

- Да, Моника. Чудо, что я жив после такой раны, которую получил в кипящем аду, где мою грудь пронзило насквозь. Чудо, что могу дышать, видеть солнце и тебя.

Из глаз Моники потоками лились слезы, высохшие за долгие недели и месяцы. Ноги подкашивались, и нотариус подошел поддержать ее, а человек, бывший когда-то всей ее жизнью, никак не находил слов.

- Моника, жизнь моя. Когда я увидел твое имя в списке, когда мне повторили, что ты жива, здесь, тогда я ринулся искать тебя. Я не мог поверить, пока не увидел. Он так тебя искал!