Дикое Сердце 1 часть (ЛП)

- Даже не хочу понимать тебя.

- Даже при желании не поймешь, но вот как я тебе скажу: тебе не придется ждать слишком долго. Скоро вода помутнеет. Мы будем тут не при чем, но успеем подобрать с берега то, что выбросит буря.

Послышался резкий звук колокольчика, и Баутиста сказал:

- Сеньора зовет.

- Зовет тебя, потому что было два звонка. Иди, она всегда так звала тебя, даже когда ты был управляющим. Ведь она хозяйка, твоя хозяйка.

- И твоя тоже. Не думаю, что осмелишься отказать сеньоре. Ты всем ей обязана, с детства ела хлеб из ее рук. Ладно, Янина, мы продолжим потом, да? Ты должна мне разъяснить кое-что. Я не готов… – его объяснение прервали два других звонка, и он довершил: – Этой ночью поговорим!

Он быстро ушел, взглянув на нее с беспокойством, а Янина разглядывала изящные ладони, темные руки, в которых еле проглядывали голубые вены, и с презрением повернула голову по направлению к Баутисте, яростно пробормотав:

- Дело не в крови, это душа находится в рабстве!

- Колибри, сколько еще ты будешь вместо Святой Моники?

- Сейчас ее нет, капитан, но она оставила меня ухаживать. Пока ее нет, я распоряжаюсь.

Сильной рукой Хуан сдержал ретивого коня; прекрасное животное, снежно-белое, с красивой сафьяновой сбруей – один из двух одинаковых коней, которых София подарила сыну и невестке в дни их помолвки. Взволнованный, нервный, возможно, удивленный большим весом и грубостью всадника, он, казалось, готов встать на дыбы, в то время как Хуан протянул руку Колибри и приказал:

- Давай, идем со мной! Давай руку и прыгай. Что происходит? Не хочешь идти?

- Да, хозяин. Подождите минуточку, всего лишь минуточку. Я предупрежу негра Панчо, он следит за всем в отсутствие сеньориты Моники. Всего минуточку. Панчо! Панчо!

Поджав губы, Хуан овладел своим беспокойством и нетерпением коня. Он стоял у входа в малую долину, где однажды столкнулся с Моникой, рядом с тем местом, где быстро возвели бараки, чтобы поместить больных. Дождь закончился, ветер стих, и их окружила прекрасная тропическая ночь, усеянная ясными звездами.

- Все. Четверо больных чувствуют себя лучше, а когда луна встает над вершиной холма, нужно дать остальным ложку лекарства, – объяснил Колибри.

- Поднимайся на круп лошади и хорошо держись, не убейся.

- А куда мы едем, мой хозяин?

- Увидишь.

Хуан хлестнул по бокам ретивого скакуна, и тот поскакал стремительным галопом. Долго конь преодолевал лигу за лигой; ни один из всадников не проронил ни слова, пока вдруг Колибри не воскликнул удивленно:

- Море, капитан!

- Да, Колибри, море. Слезай, остальной путь мы пройдем пешком. Привяжи коня к тому дереву. Не бойся, он ничего не сделает.

- Мы сбежали, капитан, мы на Мысе Дьявола. – Мальчик подчинился, слез с коня, а затем последовал за ним на высокую гору по узкой тропинке вдоль суровых крутых берегов, пока не появилась черная скалистая гора, давшая имя Хуану. Высокая, как маяк, темная, как тюрьма, сырая и черная, как старая крепость. На вершине стояли развалины бедной лачуги, которая видела рождение Хуана и смерть Джины Бертолоци, как влачил нищенское существование супруг, давший ей фамилию. Столько воспоминаний возникло в сознании смуглого и высокого мужчины, который подняв голову, бросал вызов стихиям, а в этот момент темнокожий мальчуган протянул руку к морю и указал, не скрывая разочарование:

- Там «Люцифер», капитан. Мы снова поплывем? Уедем далеко? Не вернемся в Кампо Реаль?

- Вижу, ты очень огорчишься, если мы не вернемся.

- Да, капитан, потому что, потому что… Ведь вы сказали, что больше нет новой хозяйки.

- Я так думал раньше, но новая хозяйка появится, Колибри. Мы уплывем не этой ночью, а скоро, поэтому все должно быть готово. И уедем далеко, к другим землям, морям. Посмотри на все это, Колибри, и запомни, как все это выглядит, потому что мы, возможно, не вернемся никогда.

С внезапным волнением Хуан положил руку на плечо Колибри, указывая так далеко, как позволяет зрение: пустынный песчаный берег, далекие горы, огромные темные скалы на берегу, напоминавшие тела гигантских зверей, вечно неспокойное море и Утес Дьявола, о который разбивались неистовые воды. Вся эта картина, красивая и ужасная, торжественная и мрачная, из которой состояла его горящая и страстная душа, дикое сердце, беспокойная жизнь, сгорающая, как полено, в костре острова страстей. Он снова повторил:

- Возможно, мы больше не вернемся, если только через много лет.

- Когда вы состаритесь, капитан?

- Я не успею состариться, потому что проживу недолго, а бури не стареют; ведь я подобен буре, урагану, разрушительный и опустошающий. Такова моя судьба. Когда-то я мечтал о другом, Колибри, но это осталось мечтой. Не возвысится дом на этих скалах, никто не посадит сад на Утесе Дьявола. Никто не сможет этого сделать. Это безумие. Мой мир – этот корабль, «Люцифер» – самая дерзкая пиратская шхуна на свете. Не пугайся, глупый, не делай такое лицо. Для кого-то один плохой, а для кого-то хороший. Я не причиню тебе никакого вреда.

- А ей тоже не причините зла, правда, капитан?

- Ей? Кому?

- Сеньорите Монике, капитан.

- А, Святая Моника! Не думаю, что ей понравится наш поступок, но не важно. Забудь о ней, Колибри. Нам, родившимся несчастными, самое большее зло причиняют те, кто хочет сделать нам хорошими и добрыми. Оставь Святую Монику. Мир суров, жесток и плох. Ты должен стать сильным, бесчувственным, эгоистичным, бороться и побеждать, растаптывая того, кто мешает на пути. Только так я смог выжить; только так смог стать мужчиной. Но черт побери, становится поздно. Пойдем.

- Сожалею, Моника. Мне показалось, что Хуан не слишком настроен выполнять мои поручения. В любом случае вышло правильно. У тебя хорошо организованы бригады, которые помогают тебе ухаживать за больными, все делается нормально, даже можно не контролировать.

- Но разве ты не дал этому человеку своего коня? Не сказал ему…?

- Я уже все сказал ему. Что ты хочешь? Или он не понял, или не захотел понять. Не думаю, что можно слишком много от него требовать. – Он чуть нахмурился, так как не мог полностью оправдать поведения Хуана.

Ренато Д'Отремон находился возле конюшен в это великолепное солнечное утро после грозовой ночи. Бледная, скромная Моника в своем извечном черном платье, говорила, пряча взгляд, словно боялась изучающих и дорогих для нее глаз. Ренато с пониманием, одновременно мягко и с любопытством заметил:

- Ты встала очень рано, Моника. Почти с рассветом, как мне сказали.

- В монастыре я привыкла смотреть на восход солнца. Для меня в этом нет никакой жертвы, наоборот.

- Ты привела в порядок все недоделанное вчера.

- Я лишь занялась своими обязанностями. Вчера вечером я их оставила, но…

- Ты передала их в мои руки, а я оказался слаб или ленив, что не выполнил этого лично. Я понадеялся на Хуана.

- Как раз об этом я не осмеливалась спросить. Тебе не кажется, что ты слишком доверяешь Хуану?

- Пока что ты права, но посмотрим. В любом случае, ты знаешь Хуана лучше всех нас.

- Почему я должна знать? – удивилась Моника, не совсем понимая.

- Ну я сказал, что думаю. Если это не так, не обижайся. Ты идешь домой? Не хочешь позавтракать всем вместе?

- Благодарю, Ренато, но для меня почти полдень. Я рано позавтракала, а сейчас нужно многое сделать. Пойду взглянуть на больных. Иди, Ренато, наверняка донья София с Айме тебя ждут.

- Не думаю, что мне так повезет. С Айме можно рассчитывать на более позднее время, а мама все еще велит накрывать себе в комнатах. Семья, о которой я тебе говорил, – добрый Ноэль и наш ужасный Хуан Дьявол. Знаю, что ты зовешь его Хуан Бога, и что он приходит в бешенство, когда к нему так обращаются. Это настоящий дикий кот, но мы его приручим. Рассчитываю в этом на тебя.

- Почему на меня? – вновь удивилась Моника.

- Потому что ты очень понимающая и добрая, и это нужно такому, как он. Конечно, если захочешь ему помочь, я ведь не навязываю. О, не смотри на меня так серьезно! И не волнуйся, я не хочу казаться нескромным. Я уважаю твое спокойствие. До скорого, Моника, я зайду за тобой.