Дикое Сердце 1 часть (ЛП)

- Ты обязана делать это, ибо ты Д'Отремон.

- Черт, ты тратишь много времени для упоминания знаменитой фамилии!

- Что ты говоришь? – удивился Ренато.

- Больше не упоминай ее, потому что я сыта ею по горло, понял? Сыта по горло! Как и этой усадьбой, этим домом и…

- Замолчи! – приказал Ренато. Затем, сменив тон, обратился к нотариусу: – Подойдите, Ноэль. Мы удостоверились, что льет как из ведра.

- Да, наверху буря, но нет стоит удивляться, ведь такое случается почти ежедневно. И тем не менее, это кратковременно.

Ноэль приблизился к перилам, мимоходом наблюдая, понимая и проникая взглядом в искаженные лица молодого Д'Отремон и его жены. Она побледнела, ее губы дрожали. Тут взгляд старика посмотрел в грозовую ночь, и повернулся к ним уже спокойно, не обнаружив и следа Хуана. Уводя разговор в сторону, он спросил:

- Могу ли я удостоиться чести поприветствовать сегодня донью Софию?

- Боюсь, что нет, Ноэль. Это я и пытался вам объяснить. Между мной и матерью есть некоторые разногласия. Несмотря на то, что я пытался всеми силами избежать этого, мы поссорились. Вы друг, которому я доверяю, поэтому не говорю откровенно. Вы больше, чем друг, ибо я только что назначил вас юридическим советником.

- И боюсь, отчасти ссора случилась из-за моего назначения.

- Нет, моя мать расстроилась из-за Хуана. Айме он тоже не нравится. Но теперь у меня есть надежда, что мать изменит свое мнение, как его изменила Айме, даже если это случится не так скоро.

Он странно посмотрел на Айме, но та отвернулась, избегая взгляда Ноэля. Будто кинувшись в воду, старый нотариус решился:

- Ренато, к чему такие старания ввести Хуана в Кампо Реаль?

- Вы меньше всех должны спрашивать об этом, ибо знаете волю моего отца. Я надеялся обрести в вас союзника, а получается наоборот.

- Меня заботит спокойствие этого дома. Хуан молодой и страстный; возможно, безнравственный, с независимым нравом, боюсь даже, плохо воспитанный. Его присутствие в гостиной доньи Софии…

- Ей незачем часто встречаться с ним. Как управляющий он может построить себе маленький дом в любом месте усадьбы. Там он может жить и делать, что пожелает.

- Мне это кажется замечательной мыслью, – заговорила Айме, полностью успокоившись, со странной вспышкой в агатовых зрачках, и, казалось, она бросала вызов удивленному взгляду мужчин, владея создавшимся положением со светской непринужденностью. – Так можно уладить дела. Я знаю, что это желание Ренато. Вы, как друг, а я, как жена, Ноэль, предпримем все возможное, чтобы порадовать его и помочь. Думаю, у вас нет недостатка во влиянии и дипломатии, чтобы малость укротить этого дикого кота Хуана Дьявола. Сделайте это, Ноэль, ради Ренато.

Нотариус чуть отошел от молодой пары, пытаясь успокоиться, проникнуть до конца в этот всколыхнувшийся водоворот. Он заметил, как Айме улыбнулась Ренато, оперлась о его руку, чтобы тот ощутил горячее и нежное давление пальцев, и посмотрела ему в лицо тем напряженным и горячим взглядом, влияние которого хорошо знала, и притворно прошептала:

- Прости, Ренато, иногда я резкая, нетерпеливая и невоспитанная. Это мой характер, возможно, не зря многие считают, что меня избаловали. Прости меня. Я знаю, что иногда невыносима. Но это только на миг, мой Ренато. Это как порыв, не знаю, что-то вроде нервного срыва. Естественно, в такую минуту нельзя считаться с моими словами, потому что это неправда. Я произвожу ужасное впечатление, прекрасно понимаю, как будто ненавижу то, что больше всего люблю. Знаю, ты поймешь и простишь, правда?

- Может быть, я тоже должен попросить у тебя прощения, – мягко извинился Ренато, хотя еще сомневался: – Я грубо и сурово с тобой обращался. Но ты говорила такие неприятные и странные вещи. Говорила, что ненавидишь мое имя, дом, которые тоже твои, потому что я дал их тебе от всей души и сердца. Я ощутил что-то пугающее, Айме. Ужасное чувство, что ты способна солгать и обмануть, будто в жизни все ложь. У меня было ужасное ощущение, что ты никогда не любила меня!

- Что за безумная мысль, Ренато! – возразила Айме с притворной нежностью. – Я прошу тебя на коленях забыть мои слова. Не требуй объяснений, почему я сказала их. Я сама не знаю, и даже не смогла бы их повторить. Я забыла их и важно, чтобы ты тоже забыл их. Умоляю! Потому что я люблю тебя, обожаю, Ренато.

Она бросилась в объятия Ренато, который стиснул ее жадно, с дрожью, в которой сквозило смятение и сомнение. И закрыв глаза и опершись о его грудь, Айме думала о других глазах, руках, широкой и сильной груди, мечтала, что она снова в объятиях Хуана Дьявола.

24.

Под деревьями Хуан чуть не столкнулся с Моникой, и словно очнулся, вернувшись от кошмарного водоворота к реальности. Выражение его лица было столь ужасным, что Моника вздрогнула, будто заглянула в бездну.

- Хуан, что случилось?

- Пока еще ничего не случилось, Святая Моника. Успокойтесь, – еле сдерживаясь, посоветовал Хуан.

- Я совершенно спокойна, но видели бы вы свое лицо…

- А что с моим лицом? Оно не такое красивое и привлекательное, как у Ренато, да?

- Почему вы всегда говорите так отвратительно? Вы все усложняете, Хуан Бога.

- Почему не смените это глупое прозвище?

- Оно звучит получше, нежели то, которым вы похваляетесь. Начинаю думать, что вы его уже малость заслуживаете.

- Правда? И что заставляет вас так думать?

- Неужели мало истории с Колибри? Этот ребенок вас обожает, Хуан. Он сказал, что вы самый добрый человек на свете.

- Да что он знает? – возразил Хуан с горьким смехом.

- Что с вами происходит? Почему вы так смеетесь?

- Такова моя манера. Я смеюсь над вами и всеми благоразумными, как смеется дьявол. Какое чудесное лицемерие! Вы хотите лишь скрыть, утаить, похоронить вашу тоску, обернуть язвы тряпкой.

- Хуан, ради Бога, – возражала Моника. – Вы…!

- Я что? Заканчивайте. Будьте откровенной. Оскорбите меня, если желаете. Вы складываете руки, смотрите на меня глазами ягненка и говорите, что я не так плох, и в то же время хотите, чтобы его луч меня поразил. Что ж, признайтесь в этом открыто и успокоимся.

- Я никому не желаю дурного. А вам тем более.

- А это почему? Потому что вам приказывает ваша христианская мораль? Великолепно!

- Великолепно, да, хоть вы и насмехаетесь. Потому что нет слов более благородных, чем слова Иисуса: «Возлюбите врагов ваших, благословляйте тех, кто вас преследует и плохо обращается с вами, молите Бога за тех, кто вас истязает».

- Волшебно! – попытался рассмеяться взбешенный Хуан. – Я не думал смеяться, Святая Моника, но у вас дар раззадоривать. «Возлюбите ваших врагов…» а как общество применяет сие правило? Кто так поступает? Ах, да, несравненный Ренато!

- Я запрещаю вам смеяться над ним!

- Черт побери! И так решительно! Почему вы так его защищаете? Я уже вас спрашивал несколько раз, но вы не соизволили ответить. Почему Святая Моника? Или есть тоже предписание христианской морали, которое велит отдавать жизнь за своего зятя?

- Хватит! Вы негодяй, варвар!

- Как просто вы меняете мнение! Самый добрый человек на свете теперь вдруг стал негодяем, дикарем, варваром, животным, демоном. Хуан Дьявол. Это мне нравится слышать. Повторите много раз, потому что я порой забываю это имя, а я не хочу забывать. Помогите мне вашей ненавистью, презрением. Они мне нужны как отвлекающее средство, как каленое железо, которое прикладывают к ядовитому укусу змеи.

- Чего вы тогда хотите? – отчаялась Моника, явно сбитая с толку. – Что вы собираетесь делать? Вы еще думаете осуществить подлость, о которой говорили?

- Увезти Айме? Сообщаю вам, что только этого она желает.

- Неправда, вы лжете!

- Идите спросите сестру, хотя вряд ли она признается. Она скажет, что я ее преследую, угрожаю, а не то, что теперь вымаливает то, что отвергла, что в конце концов предпочитает Хуана Дьявола!