Дикое Сердце 1 часть (ЛП)

- Я? – Хуан сдержался и с горьким цинизмом объяснил: – Это не ново для меня. Обычно я вызываю у вас, чистых и безупречных, именно такие чувства. Но не беспокойтесь, у меня уже получается соблюдать приличия, ведь похоже, только видимость имеет значение у почтенных людей. У ваших ног, будущая настоятельница.

- Глупец, паяц!

- Вот и новое оскорбление… Паяц… Меня впервые так назвали. Паяц? Возможно. Но кто посмеется над этим паяцем, кровью за это заплатит. Передайте сестре. Молодой сеньоре Д'Отремон. Предупредите, что билет для цирка Хуана Дьявола стоит очень дорого! Слишком дорого!

23.

- Колибри, пойдешь со мной на прогулку?

- Я пойду за вами хоть на край света, капитан, – подпрыгивая с ловкостью, из-за которой получил прозвище, Колибри пошел за Хуаном к просторным конюшням на первом этаже. Было шесть часов чудесного утра. Прозрачный воздух, ясное голубое небо, первые лучи восходящего солнца золотили вершины освободившихся от тумана гор, подобных гигантским окаменелостям на плодородной земле Мартиники – горы Карбе и вулкан Мон Пеле.

- Куда пойдем, хозяин?

- Для начала найдем лошадь.

- Мне не нравятся лошади, хозяин. Ни лошади, ни ослы, ни машины, ни горы. Мне нравится море. Когда мы вернемся на море, капитан?

- Не знаю, Колибри. Может, завтра, а может, никогда.

- Какой вы странный теперь, капитан. Раньше вы знали обо всем, что произойдет через год, а теперь даже не знаете, что будете делать завтра.

- Тебя это удивляет? Колибри, однажды ты поймешь, что таким курсом движется корабль, когда женщина берет в руки штурвал управления нашей жизни.

- Но вы же сказали, что новой хозяйки нет.

- Нет больше новой хозяйки. Когда страсть делает нас рабами, то наш хозяин – отчаяние, а курс – дорога к несчастьям… Посмотри-ка…!

Схватив мальчика, он остановился у входа в конюшню, и слуги не было видно. Кто-то выводил лошадь из стойла. Белые ладони вслепую искали, и дотянувшись, достали одну упряжку, что висели в конюшне. Женщина хотела сама оседлать лошадь, и к ней вовремя подоспел Хуан:

- Я могу вам чем-то помочь?

- О, вы! – удивилась Моника.

- У вас нет слуги, который это сделает вместо вас?

- Несомненно есть, но сейчас рано, а я предпочитаю никого не беспокоить. Может, вы пойдете своей дорогой и оставите меня в покое?

- Мне сюда, Святая Моника. Я пришел оседлать лошадь и прогуляться. Я спокойно могу оседлать двух или даже лучше, запрячь свою карету и подвезти вас, ведь вы вроде любите утренние ветра, как и я. Куда вы направляетесь? Колибри, помоги немного. Давай запряжем повозку.

- Да, капитан, лечу, – весело согласился мальчонка.

- Я же сказала, что не желаю, чтобы обо мне беспокоились.

- Это не беспокойство, напротив. Не видели, как обрадовался этот мальчишка? Он панически боится лошадей, его очаровала идея, что мы поедем гулять в повозке. Прогуляемся, и заодно отвезем вас. Не думаю, что сегодня у меня есть дела.

- Хуан, вы должны сделать одно – уйти. Уйти побыстрее и навсегда!

- Черт побери! Вы не знаете другого слова? Все время слышу одно и то же. Вы либо советуете, приказываете, либо оскорбляете. Вы ужасны, сеньорита де Мольнар, – пошутил Хуан.

- Как вы можете шутить? Разве вы не понимаете, в какое положение ставите всех нас? Почему хотите остаться? На что надеетесь? Чего ждете?

- Вам когда-нибудь приходило в голову, чего ждет потерпевший кораблекрушение, когда посреди моря хватается за обломки корабля, и нещадно палит солнце, сводит с ума, мучает жажда и голод, а рядом высовываются из моря свирепые морские твари? Спрашивали ли вы себя, чего он ждет, когда почти слепыми глазами вглядывается в горизонт в надежде увидеть корабль? Почему держится за дерево пораненными и судорожно сжатыми пальцами? Почему глотает горькую воду, вместо того, чтобы разжать руки и покончить разом со всем? Почему он это делает? Почему?

- Ну… – задумалась Моника. – Это другое. Наверное, тут играет роль инстинкт самосохранения, человеческий долг и право оберегать свою жизнь. Он ждет чуда, которое его спасет! Но вы…

- Я как потерпевший кораблекрушение, Святая Моника, и не верю в чудеса.

- Вы не верите и в человеческую доброту, Хуан… Бога?

- Нет, не верю. Хоть вы и дали мне это нелепое имя, которое мне ни к чему. Предполагаю, вы смеетесь надо мной, как и я над вашей мнимой святостью.

- Я не смеюсь ни над кем, Хуан. Сначала я думала, что вы злодей, дикарь. Не стану отрицать. А когда узнала в вас мужчину и почувствовала человека, я поняла, что несмотря ни на что, вам не безразлична дружба Ренато, и вы вняли моей просьбе. Поэтому для чего продлевать этот ужас? Примите поражение и уходите.

- Я не потерпел поражение. Айме любит меня. По-своему, но любит. Без святости, без достоинства, давайте говорить открыто. Она любит и предпочитает меня, как предпочитают меня многие шлюхи портовых таверн. По-моему, она способна сбежать со мной куда угодно.

- Вы что, обезумели? Оба сошли с ума? Как вы можете думать о подобном? Хотите… добиваетесь… надеетесь…?

- Со слезами она умоляла не бросать ее. Она вчера там была, когда вчера вечером вы так своевременно заняли ее место. Она попросила, и я согласился на предложенный Ренато пост.

- Нет! Невозможно! Не может достичь такой крайности человеческая злоба!

- Человеческая злоба способна пойти гораздо дальше, чем вы можете себе представить, – уверил Хуан угрюмым и хриплым голосом.

- Нет! Нет! Тогда вы чудовище вдвойне! Вы не можете вот так разрушить честь и жизнь Ренато! Не можете так его ранить, потому что есть Бог на небесах, и Он поразит вас своими лучами!

- Не говорите глупости, Святая Моника, – неприятно засмеялся Хуан. И позвал негритенка: – Колибри! Пойди сюда! Подойди, сними рубашку.

- Что? Что такое? – удивилась Моника.

- Колибри, сеньорита желает увидеть твою спину. Хочет увидеть следы ударов и ожогов. Хочет узнать и сейчас почувствует, до каких крайностей может дойти человеческая злоба и жестокость. Расскажи ей о своей жизни, и что делали с тобой раньше. И я хочу, чтобы вы выслушали эту историю, сеньорита де Мольнар, а потом сказали, где был Бог, когда звери в человечьем обличье, его хозяева, так его мучили. Скажите, где был Бог, сеньорита де Мольнар, и почему он не поразил их своими лучами!

Свирепо, молниеносным движением Хуан Дьявол сорвал с Колибри рубашку из белого льна, обнажив маленькое тельце, и чтобы та получше разглядела, он поднял его на руках, жадно вглядываясь в красивое женское лицо, в котором теперь выражалось не возмущение и злость, а ужас, боль и жалость, и она прошептала:

- Нет, не может быть. Этот ребенок, это бедное создание…

- Посмотрите на него, потрогайте, послушайте его. Он расскажет, как страдает человеческое существо. Посмотрите на эти плечи, истерзанные тяжестью дров, превышающих силы ребенка, на эти несчастные кости, искалеченные голодом и плохим обращением. Посмотрите на шрамы от ожогов, ударов кнута. Для людей, которые его использовали, он был меньше животного, негритенком, сиротой, беззаконно брошенным. И ни одна рука не сдержала его палачей.

- Но где? Где вы нашли это создание?

- Какая разница где! Разве таких не тысячи? Разве эти чудовищные вещи не происходят в любых уголках земли? Разве подобные жестокости не совершаются каждый день под небесами? Да, человеческая жестокость бесконечна, и Бог не поражает своими лучами. Побеждают злодеи, а сильные топчут слабых. А когда одному такому созданию, с которым обращались хуже червя, удается выжить, то в нем, переполненном жестокостью, с которой к нему относились, поднимается вся злоба мира. Когда ребенок становится мужчиной, как можно просить его пожертвовать собой ради тех, кто всегда был счастлив? Как можно ждать от него большего, чем ненависть и жестокость?

- Но вы, вы…

- Да. Я такой. Меня научили ненавидеть; ранить прежде, чем тебя поранят, убить, чтобы не убили, и не усвой я этот суровый урок, то не стоял бы здесь перед вами, сеньорита де Мольнар. Не ждите от меня ничего, не надейтесь тронуть меня мольбами и слезами. Я их ненавижу, питаю к ним отвращение, я не знаю жалости. Я продолжу свой путь, разрушая все, что нужно, если потребуется. Не бойтесь, я пока ничего не решил окончательно насчет вашей сестры; и не из-за жалости. Мне она не ведома. А теперь я запрягу эту повозку, чтобы осуществить эту чертову поездку.