Дикое Сердце 1 часть (ЛП)

- В действительности, ты казался мне королем, а я рядом с тобой меньше пса.

- Возможно, другим так казалось, но не мне. Для меня ты был королем, а я не знал суровых радостей твоего детства. Ты мало изменился, Хуан. Тогда ты также смотрел на меня, как сейчас, угрюмо и хмуро, но торопился помочь и защитить, если видел в малейшей опасности. Помнишь?

Хуан опустил голову. Его сильные кулаки, как булавы, сжались. Он словно погрузился в себя, опустился в бездну заветных чувств, в мир печали, злости и зависти, в которых барахтался, как потерянный. А голос Ренато звучал еще задушевней, по-братски, сердечно и искренне:

- Я хочу, чтобы ты остался со мной, Хуан. Чтобы сменил одежду моряка на эту одежду, которая так тебе идет, использовал во благо свою храбрость и силу и как я мечтал, стал мне другом, соратником, братом… Да, братом. Отец это сказал, и я не забыл его слова. Я назначаю тебя управляющим Кампо Реаль. У тебя будут деньги и власть, и ни перед кем не нужно будет отчитываться.

- Управляющий Кампо Реаль? – в совершенном замешательстве Хуан поднял голову, ища правды в глубине голубых глаз, братских, верных ему, и у него заколотилось сердце. – Ты правда подумал об этом? Один решил? Донья София меня ненавидит.

- Не будем преувеличивать. Не отрицаю, ты не был ей симпатичен. По правде, я думаю, дело не в этом; просто ее материнская огромная любовь всегда видит меня маленьким и беззащитным. Не обижайся, Хуан. Моя бедная мать не понимает некоторых вещей. Это ее мир, но уверен, она поймет все, как только немного пообщается с тобой. Она слишком чувствительна и добра. Ты ее постепенно узнаешь.

- Не думаю, Ренато. И хотя я всей душой благодарен за предложение, но не готов к этому.

- Не отказывайся сразу от предложения. Подожди немного и подумай. Останься на несколько дней, тебя ни к чему не принуждают. В действительности, ты и не должен давать утвердительный ответ, ведь ничего не знаешь. Это работа суровая и тяжелая, я полностью хочу изменить внутренний режим Кампо Реаль, покончить со старыми методами и вырвать клыки старому лису Баутисте, помнишь его? Раньше он служил у нас дворецким, потом главным управляющим. В настоящее время он презренный и нелепый тиран, против которого выступили мы с Моникой.

- С Моникой? – удивился Хуан.

- Да, Моника, моя свояченица, которая после тебя стала единственной настоящей подругой детства и юности, музой-вдохновительницей на целых пятнадцать лет.

- А почему ты не женился на ней?

- На Монике? – удивился Ренато. – Ну, даже не знаю, почему влюбился не в нее. Она была и есть чудесная. Больше я ладил с ней, чем с Айме, но сердцу не прикажешь. Однажды оно переменило курс, и меня пленило это создание, грациозное и очаровательное. – Ренато улыбнулся своим мыслям, ослепший в своем мечтании, не взглянув на изменившееся лицо Хуана, которое при упоминании имени Айме зажглось неистовой яростью. – Полагаю, ты не знаешь ее. Сожалею о недомогании, которое помешало мне представить ее, но это скоро произойдет. Я так счастлив, Хуан, беспредельно счастлив. А когда человек счастлив, легко быть великодушным. Я хочу, чтобы это счастье коснулось самого далекого угла моей усадьбы, чтобы самые униженные благословляли имя Айме, думая, что их благополучие пришло с ее появлением, потому что ее любовь сделала меня более человечным и добрым. Тебя это удивляет?

Только теперь он посмотрел на лицо Хуана и удивился его ужасному выражению. На смуглом, побледневшем лице горели огненные яростные черные глаза, губы сжались, и с них чудом не слетела его тайна.

- О чем ты думаешь, Хуан? Ты как будто вспомнил что-то не слишком приятное. Это заметно… Я предложил тебе остаться, даже не спросив ни о чем. Возможно, в твоей жизни есть любовь. Может быть, женщина…

- Будь они все прокляты!

- Хуан! – упрекнул Ренато, и недоумевая, спросил: – Тебя какая-то из них ранила? Тебе не повезло и попалась плохая женщина?

- А какая не плохая?

- Ну, не говори так. Недостойно порядочного мужчины проклинать их всех сразу. Согласен, одни хуже некуда; но другие – само благородство, чистые и невинные, каких только можно найти на земле.

- Ты говоришь о своей Айме?

- Естественно! – резко парировал Ренато и, нахмурившись, сурово взглянул на него; но фраза, готовая слететь с губ Хуана Дьявола, так и не вырвалась наружу. Непонятная внутренняя сила удержала ее. Повернувшись, он увидел Монику де Мольнар и безразлично произнес:

- Твоя свояченица.

- Айме пришла в себя, Ренато, – объяснила Моника. – Она спросила о тебе. Удивилась, что тебя нет рядом.

- Да, конечно. Уже бегу. Я задержал Хуана. Пусть он расскажет о нашей беседе. И проведи его в дом. Я распоряжусь, чтобы ему приготовили комнату для гостей.

Ренато двинулся быстрым шагом к парадной лестнице и вошел в особняк. Глаза Хуана неотрывно следили за ним, пока тот не скрылся, а взволнованная Моника наблюдала за ним.

- Не смотрите так. Я не сказал ни слова и ничего не сделал, – успокоил ее Хуан. – Я позволил вертеть собой по вашему желанию.

- Пусть Бог отблагодарит вас. А что сказал вам Ренато? Как вы намерены поступить?

- Ренато хочет, чтобы я остался в Кампо Реаль на неопределенный срок. Он предложил мне должность управляющего усадьбой.

- Но ведь вы отказались, Хуан. Правда? Не можете принять это предложение. Вы должны сегодня же уехать! Вы же видели, как ваше появление сказалось на Айме.

- Обморок очень помог. Как удобно и своевременно! Мир устроен для женщин…

- Она не притворялась. Ваше появление поразило ее, как молния. Она в отчаянии, на грани безумия и мучается, как на дне преисподней. Она не знала, что вы вернетесь.

- И заставила меня поклясться столько раз? Пусть не лжет! Она не сомневалась, что крепко меня держит, а я сумасшедший и влюбленный, как идиот, пошел ради нее на все! На все, да, на все! Знаете, каково это? Я сотню раз на день рисковал своей жизнью! И ради чего? Зачем? Дабы сдержать свое слово, подойти к ней в одежде кабальеро, удовлетворить ее желания, идти с ней под руку на людях, соблюдая то, что вы называете религией, семьей, приличиями.

- Хуан, сжальтесь. Вы сумели промолчать. И удалитесь молча. Уверяю вас, Айме плачет кровавыми слезами.

- На руках Ренато, – беспредельно горько закончил Хуан.

- Не думайте об этом. Прошу…

- Хватит просьб! – оборвал Хуан. – Не думайте, что тронете меня своими мольбами и слезами. Я не такой чувствительный, как Ренато, и не настолько счастлив, чтобы проявлять великодушие. Наоборот, я настолько несчастлив, что могу ненавидеть даже небесный свет, воздух, которым дышу, землю, на которой стою. И я не отказался от мести!

22.

- Айме, жизнь моя, что случилось? Почему ты плачешь? Тебе плохо?

- О, оставь меня!

- Прости, но я не понимаю. Моника передала, что тебе лучше, и ты позвала меня.

- Что знает эта дура?

- Твоя сестра дура? – удивился Ренато, глубоко пораженный выпадом жены.

- Дура, глупая склочница! Когда же она уедет в свой монастырь и оставит нас в покое?

- Айме, думаю, ты вне себя и лишилась рассудка. Почему? Что стряслось?

- Что она рассказала тебе?

- Она ничего не рассказывала и ничего не должна рассказывать. Это ты меня расстроила. Почему ты так отзываешься о сестре? Нелепо так относиться к ней, когда она настолько благородна, заботлива и нежна с тобой.

- Бедная Моника! – вздохнула притворно Айме, которую успокоили слова Ренато.

- Теперь ты сочувствуешь ей?

- Просто я сама иногда не ведаю, что говорю.

Она вытерла слезы и постаралась успокоиться. Она ненавидела Монику. Да, ненавидела, и злоба горькой пеной поднималась к губам. Но заметив жесткое, суровое, серьезное выражение Ренато, она хитро дала задний ход. Наблюдая за ним, в голове ее сверкнул безрассудный план, подобно надежде, и она вновь спросила:

- Моника не рассказала о моем обмороке?