Дикое Сердце 1 часть (ЛП)

- Да, жизнь моя, сказала, что ты страдаешь от обмороков. Тебя беспокоит, что она сказала? В этом нет ничего особенного. Кроме того, она успокоила нас. Понимаю, что ты чувствуешь, тебя беспокоит и унижает мысль о болезни. Но любовь моя, какая глупость! В этом нет ничего такого. Все мы чем-нибудь болеем. Ты чудесная и совершенная. А это небольшое недомогание мы подлечим, а если не вылечим, не важно. Моя любовь навсегда и во всем, в счастье, страдании, в здравии и болезни. Я всегда буду любить тебя, как гласит протестантский обряд: пока смерть не разлучит нас!

Ренато нежно обнял Айме. Постепенно выражение его лица сменилось. Как никто другой, он находил этому наилучшее оправдание, которое стирало мучительное впечатление от неблагодарных, бесчувственных и резких слов Айме. И пока его любовь благородно преодолевала это препятствие, Айме на лету словила это намерение, слишком хитрая, чтобы не воспользоваться этим преимуществом, слишком расчетливая, чтобы не уберечь себя от риска, хоть за щитом лживых слез.

- Айме, жизнь моя, что стряслось? Ты снова плачешь?

- Прости меня. Сейчас это от раскаяния, что дурно отозвалась о Монике. Она очень хорошая, Ренато.

- Да, Айме, очень хорошая. И делает великое дело, ухаживая за больными.

- Знаю, ты очарован ею. Но в любом случае, ей лучше в монастыре. Она несчастна с нами, и удерживать ее эгоистично с нашей стороны.

- Я еще не достиг цели.

- Но добьешься, я же тебя знаю. Ты допустил настоящую ошибку. Женатым нужен отдельный дом. Мы должны жить вдвоем, любовь моя, в нашем красивом доме в Сен-Пьере. Ты обещаешь?

- Сейчас нет, – увильнул от ответа Ренато. – Поговорим о другом. Нужно многое сделать в Кампо Реаль, а раз судьба предоставляет мне сотрудников, о которых я мечтал…

- Сотрудников? Кто это?

- В первую очередь, Моника, а потом… Полагаю, ты не видела его, так как почувствовала себя плохо. Человек, управлявший экипажем…

- Я прекрасно его видела.

- Ты знала его, правда?

- Ну… – согласилась Айме, не отрицая и не утверждая.

- Моника его узнала. И он подтвердил, что знает тебя в лицо. Моника напомнила, что ваш дом в Сен-Пьере рядом с берегом. Оказалось, что Хуан причаливал к песчаному берегу прямо за вашим садом. Любопытно, что ты не знакома с ним, а ведь дольше живешь в этом доме.

- Я же сказала, что знаю его, но не расположена к нему, и не спрашивай, почему; мне трудно это объяснить; он неприятен мне. Он уже ушел?

- Нет, Айме. Я попросил его остаться на несколько дней. За это время я постараюсь убедить его принять должность управляющего Кампо Реаль.

- Ты обезумел? – упрекнула Айме. – Он же ничего не знает об усадьбах, он человек моря с дурной репутацией. Его обвиняют в том, что он контрабандист и пират.

- Действительно. Меня очень волнует изменить его образ жизни, чтобы его прекратили обвинять. Мы друзья детства, отец пообещал его отцу позаботиться о нем. К сожалению, он умер и не успел помочь, и мой моральный долг сделать это для Хуана, потому что так хотел отец.

- И он согласился работать на тебя?

- Пока нет. Но как я сказал, надеюсь его убедить. Ему повезло в последней поездке, он привез кое-какие деньги. Возможно, он не захочет работать у меня, а откроет свое дело, в этом случае я тоже помогу ему. Так или иначе, я хочу добиться его дружбы. Поэтому сожалею, что ты не расположена к нему, и не единственная, ведь и мама не желает знаться с Хуаном Дьяволом. Но я надеюсь, острые углы постепенно сгладятся.

Айме склонила голову, чтобы скрыться от взгляда Ренато. Она боялась разоблачения и ее лихорадочно трясло; а он нежно гладил ее руки и спросил заботливо:

- Ты чувствуешь себя лучше? Может, составишь нам компанию за столом?

- О нет, Ренато! Мне очень плохо. У меня ужасно болит голова и не думаю, что смогу даже встать на ноги. Не заставляй меня вставать.

- Конечно, я не буду заставлять, что за глупость! Я сам отнесу тебя в нашу часть дома.

- Я не помешаю донье Софии, если переночую на этом диване? Оставь меня здесь одну хотя бы на несколько часов, совсем одну в темноте, чтобы прийти в себя. И мне станет лучше. Прошу тебя, Ренато, ведь у тебя куча дел.

- Хорошо. Если так хочешь, я оставлю тебя одну, но все равно я предупрежу горничную, чтобы сохраняла бдительность.

Он вышел, а Айме нетерпеливо посмотрела ему вслед.

Ее натянутые нервы расслабились, и она почувствовала, что сходит с ума от отчаяния. Она сползла с дивана на пол, кусала руки, рвала на себе волосы, корчась в муках жестокой пытки. Кровь в ней кипела, сердце билось так, что стало трудно дышать, и наконец, она решилась и пробормотала:

- Хуан, Хуан! Мне нужно поговорить с тобой. Будь что будет, но нужно поговорить. – Вдруг она услышала мягкие скрытые шаги и встревоженно спросила: – Кто там? О, это ты, Ана! Что ты делала за этими шторами?

- Ничего, хозяйка… Вы чего-то желаете? Сеньор Ренато велел мне находиться при вас…

- Иди сюда.

Покорившись голосу Айме, темнокожая служанка, которую София передала невестке, приблизилась и уселась у ее ног на ковер, глядя на нее с заботливым усердием домашнего животного. Ничего, казалось, не изменилось в ней за пятнадцать лет, словно эти года соскользнули с ее детской души, а она пребывала в простодушном отрочестве, сверкая глазами, похожими на два агата, и показывая белейшие зубы, как мякоть кокоса на коже цвета табака.

- Уж плохи стали дела в этом доме, правда сеньора Айме? Как тогда, когда привезли ребенка Хуана.

- Когда тогда?

- Ну, тогда. Когда убился старый хозяин, который привез Хуана. Тогда ниньо Ренато был вот такого роста, и ни Янина, ни Баутиста не управляли домом.

- А разве все Д'Отремон знают Хуана?

- Ну конечно. Хотите, я принесу вам бульон?

- Нет. Скажи, где остальные. Что делают?

- Каждый на своем месте. Разозленная сеньора София закрылась у себя, как тогда. Сказала Ренато, что не сядет за стол с Хуаном. Она это делает для того, чтобы тот выгнал Хуана. Но куда там, Хуан в столовой, такой высокий и красивый, как хозяин дон Франсиско двадцать лет назад. Он на него похож, знаете сеньора Айме? Когда я его увидела, аж испугалась. Он стоял в полутьме, и мне показалось, что это душа хозяина.

- Ты болтаешь глупости, Ана, и не ответила на вопрос. Где все? В столовой может быть? Уже едят? А Моника? Что делает Моника?

- Пока не знаю. Хотите я посмотрю и вернусь к вам?

- Да, Ана, потому что мне нужно сделать кое-что серьезное, важное, в чем ты можешь мне помочь, и это станет нашим секретом. Если сумеешь его сохранить, я тебе подарю новое шелковое платье, туфли, бусы и все, что захочешь. Но ты должна выполнять мои просьбы и молчать, как могила. Сумеешь выполнить? Клянешься?

- Ну конечно. Я и слова никому не скажу. Это я умею. Я молчу о таких вещах, сеньора Айме. Если бы я заговорила, сеньора Айме, если бы заговорила…

Горничная-туземка многозначительно улыбалась двойным рядом белоснежных зубов, счастливая и довольная, что достигла такого доверия, и новая хозяйка откроет ей двери личной жизни. Такая понятная и простая, она, вероятно, не самая неподходящая сообщница; но буря страстей уносила Айме. Она нуждалась в ком-нибудь и была не в состоянии мыслить здраво.

- Моника, не уделишь мне минуту?

- Конечно. Как пожелаешь, Ренато, – они стояли в фойе, примыкающем к просторной столовой. Моника и Ренато едва опробовали кофе и коньяк, поданные после ужина. Хуан только что ушел, и Моника вздохнула уверенней. Присутствие Ренато все еще было для нее драгоценно. Она наслаждалась его присутствием, как лакомством, вызывающим беспокойство и горечь в напряженные и тревожные минуты, даже предчувствуя опасность катастрофы.

- В первую очередь, я хочу поблагодарить тебя. Ты единственная, кто не сбежал, кто разделил нашу трапезу с Хуаном.

- Айме больна, а мама…

- Да, знаю, страдает от мигрени. И у моей матери будет мигрень несколько дней, пока Хуан в доме. А что касается болезни Айме, думаю, она преувеличивает, ведь ей тоже неприятен бедный Хуан.