Моника 2 часть (ЛП)

- Моника, дорогая, минутку. Я все объясню тебе, но успокойся.

- Я не могу больше! Прошло несколько часов, а ты так и не прояснил ничего. В который раз я прошу объяснить. Ты сказал, что это по твоему указанию. Почему? Я хочу знать, почему! Хочу знать, почему ты запер меня здесь! А больше всего хочу знать, где Хуан! Ты объяснишь мне наконец?

- Я все тебе объясню. Но не могу сразу ответить на десять вопросов. Ты не присядешь и не выслушаешь меня?

Моника замолчала и вздохнула. Они находились в просторной комнате с побеленными стенами с деревянными решетками, с блестящими полами из красной плитки. Этот дом одиноко стоял посреди сада, на окраине Розо, массивная постройка, возвышавшаяся у подножья горы, а из распахнутых окон виднелся великолепный вид порта, бухты и моря.

- Ты пытаешься свести меня с ума, Ренато?

- Я пытаюсь исправить следствия моего греха непонимания, эгоизма, гнева, жестокости. Это странно и прискорбно. Мне не верится, что я мог вести себя так жестоко, безжалостно, и что я сделал с тобой, моя бедная Моника.

- Объясни же яснее… – Моника теряла терпение.

- Я и говорю ясно. Знаю, ты притворишься не понимающей, станешь обманывать и изображать геройство. Будешь поддерживать этот фарс и отчаянно защищать Хуана Дьявола. Знаю, что ты святая и мученица.

- Ты глубоко ошибаешься, Ренато. Я…

- Ты невинная жертва. Я совершил преступление, кинув тебя в руки Хуана; если нужно, я пойду против тебя самой и освобожу от этого мерзавца.

Ренато говорил дрожащим голосом, хотя взгляд голубых глаз был спокоен и ясен. Он хотел вырвать ее из этой ужасной атмосферы, исправить зло, но Моника отвергла это, глаза ее вспыхнули гневом:

- Хуан не мерзавец! Никто не вправе говорить о нем так! Где он, что ты сделал с ним?

- Ему ничто не угрожает. Впрочем, скажу, что освобождаю тебя от усилий играть роль обеспокоенной жены.

- Я не играю никакую роль! У меня нет жалоб на Хуана!

- Поверь я, что ты говоришь правду, возблагодарил бы Бога, услышавшего меня. Не представляешь, как я молился всей душой, в каких ужасных часах отчаяния жил, когда узнал правду! Да, Моника, Айме наконец рассказала мне всю правду.

- Иисус! Но ты, ты…! Почему ты так спокоен? – удивилась Моника, повержено падая в ближайшее кресло.

- Моя боль и разочарование обрели необходимое спокойствие. В этом нет заслуги. Я так переживал и вообразил наихудшее, с такой силой поверил в ужасный обман. Обман другого свойства. Да, Моника, я обезумел, ослеп, впал в отчаяние. Только сумасшедший мог поверить, что ты, такая чистая, великодушная, способна вот так отдаться. Прости, Моника, что я такой глупец. Если я преследовал тебя, безжалостно ополчился, если стал зверем, то лишь потому, что виновна во всем только Айме.

- Но Ренато… – в полном замешательстве попыталась возразить Моника.

- И на самом деле она не так виновата, а виновна в грехе эгоизма, непростительной легкомысленности. Виновата, как избалованная девочка, способная сбросить на тебя груз ответственности, что неверная и легкомысленная жена. Я тоже сильно страдал и не понимал чужих страданий. Из-за этого я бросил тебя в пропасть, в объятия этого дикаря.

- Послушай, Ренато! – Моника пыталась остановить поток объяснений, смысла которых еще не поняла.

- Я выслушаю тебя, но позволь закончить. Я был не просто не справедлив, а даже бесчеловечен. А тем более по отношению к тебе, и это ранит и укоряет еще сильнее. Именно тебя я должен благодарить и почитать. О, лишь скажу, что знаю все, и ничего не хочу скрывать. Знаю, и на коленях прошу не смущаться, потому что любви нельзя стыдиться, нет ничего в моей жизни прекраснее, чем твоя любовь…

- Замолчи, Ренато, замолчи!

Она поднялась, ее щеки горели, губы подрагивали, она чувствовала, что земля под ногами зашаталась, завертелись стены, в висках застучала кровь. Неописуемая смесь ужаса, стыда, смятения, появилось желание умереть, чтобы возродиться без этого прошлого, а Ренато улыбался, словно сорвал цветок:

- Благодарю тебя, Моника. Благодарю и прости. Только эти слова я и могу сказать тебе.

- Айме, Айме… Айме тебе рассказала! – как одержимая заикалась Моника.

- Она рассказала всю правду, как я уже сказал.

- Она не способна рассказать правду! – взорвалась Моника. – Лицемерка, обманщица, презренная! Она еще отвратительней и трусливей!

- Вероятно, но эта правда оправдывает и доказывает твою невиновность, и я заставлю ее склонить голову перед нами. Потому что я не могу ее видеть и ценить, как раньше, и она знает. Моя мечта о ней умерла, вера в чистоту ее души развалилась на части, хотя она и родит мне сына.

Потрясенная Моника прикусила язык, врезаясь ногтями в себя и свою совесть. Промолчала, сдерживаемая этим словом. Промолчала, испугавшись за новую жизнь, и закрыла лицо руками. Ей хотелось узнать, что Айме рассказала Ренато, поскольку та рассказала только половину. Ценой усилий, едва соображая, словно через вуали, она слушала слова Ренато, звучавшие глупо, наивно, трагически смешно, с волнением вновь обманутой души. И тут она заторопила:

- Говори же, Ренато, говори! Что рассказала Айме?

- Не стану повторять, что ты и так знаешь, о чем мне хочется забыть. Я оказался глуп и слеп, но знай, все это время я смотрел на эти звезды, думал только о тебе, терзался душой от боли, которую тебе причинил. Пусть меня простит твоя чистота женщины, достойнейшей и непорочной. Твоя сестра рассказала все: о ревности, страхе, о неосознанно низком ребячестве, как она сочинила интригу о так называемой любви к Хуану. Как обманула этого несчастного зверя.

- Не говори так о Хуане! – возмутилась Моника, оскорбленная дерзким словом. – Не знаешь, что говоришь! Замолчи!

- У тебя есть право сердиться, оскорблять меня. Твой долг защищать его по моей огромной вине и вине ничтожной Айме. Этот человек – твой муж перед Богом и людьми, хозяин и друг твоей души. Для разрыва связи с Хуаном необходимо аннулировать брак.

- Замолчи! Замолчи! – раздражалась Моника.

- Прости, но мне нужно знать. Ты в состоянии бороться? Чтобы освободиться от него.

- Ты не должен освобождать меня! Не вмешивайся в мою жизнь! Ничего не делай! Верни меня к Хуану, Ренато, верни к Хуану!

Сердце кричало, рвалась душа, поток диких чувств накрыл Монику, а смущенный Ренато Д'Отремон отступил, но успокоился, думая, что понимает.

- Возможно, я не имею права просить тебя довериться мне, но прошу ради твоего же блага. Я сделаю все для твоего освобождения. Не будь слепа от гнева.

- Я не в гневе, ты глубоко ошибаешься. Но Хуан не тот, кем ты его воображаешь. К тому же, это мой муж и нечего больше выяснять.

- Ты пытаешься сказать, что испытываешь к нему чувства нормальной жены?

- Я ничего не пытаюсь, а хочу, чтобы ты оставил нас в покое!

- Забавно, если это правда, – с нескрываемой горечью заметил Ренато, но тут же: – Нет, Моника, не обманывай. Айме рассказала правду, которую ты не отрицаешь: Хуан Дьявол для тебя чужак. Теперь твоя рана очень глубока, и ты храбро это отстаиваешь. Иначе не терпела бы это ни ради любви к сестре или ко мне.

- Больше не говори об этом! – гневно возмутилась Моника.

- Еще я понял, что приобрел твою любовь с примесью ненависти. Мы повели себя бесчеловечно, но почему ты согласилась на эту свадьбу? Никакая женщина на свете бы не выдержала! Как тебе удалось?

- Ты бы убил Хуана и сестру. Твой рассудок был на грани.

- Я лишь хотел вырвать у нее правду! Почему ты не рассказала? Я повел себя как безумный, потому что обстоятельства свели с ума. Когда ты согласилась на предложение Хуана, я подумал, что ты его любила или совершила грех прелюбодеяния, но мне все равно не следовало наказывать тебя неравным браком, хотя это и справедливо. По крайней мере, ты поняла мое доброе намерение и не пошла против.

- Хорошо, но ты не ответил на мой вопрос: где Хуан?

- Посмотри в окно. Туда, где порт, рядом с фортом. Что ты видишь?