Дикое Сердце 1 часть (ЛП)

- Похоже, последний клочок земли, который он сохранил, – это голая скала, называемая Мысом Дьявола. На ней он своими руками соорудил лачугу, оттуда и послал за вами. Вам так не кажется?

- У вас самая отвратительно-великолепная память, которую я знал когда-либо.

- Ради Бога, друг Д'Отремон, это моя профессия! Столько историй приходится выслушивать, когда распоряжаешься бумагами семьи, которые так часто отражают драмы спальни. Кроме того, Бертолоци человек интересный. Его дела давали много поводов для сплетен и его несчастье…

- Меня не интересует его несчастье. Я не был ему другом!

- Иногда достаточно быть врагом, чтобы пробудить интерес.

- Что вы хотите сказать, Ноэль?

- Вы позволите говорить откровенно?

- Может быть, я попрошу вас не делать этого?

- Ну хорошо. Я думаю, вам следует прочесть письмо и поехать к вашему недругу Бертолоци на Мыс Дьявола.

Франсиско Д'Отремон, услышав слова нотариуса, заерзал на сиденье и яростно смял в кармане письмо мальчика. Затем улыбнулся и, натянув маску насмешки с еле скрываемым беспокойством, спросил:

- Разве не вы столь сильно желали пораньше приехать на праздник губернатора?

- Еще полчаса назад это было самым важным для вас.

- А теперь, что? Вам кажется, важнее праздника губернатора принять последний вздох этого развратника, пьяницы, этого несчастного, погрязшего во всех пороках только потому, что ему изменила женщина?

- Он любил свою жену, – мягко ответил Ноэль. – Она его опорочила, а ему так и не удалось встретиться лицом к лицу со своим соперником.

- Не удалось, потому что не хотел его найти! – гневно взорвался Д'Отремон.

- Может быть, тот смог хорошо спрятаться…

- Думаете, он был трусом?

- Нет, конечно, я так не думаю. Несомненно, он мог противостоять всему, за исключением скандала. К тому же у него были другие серьезные обязательства, и Джина Бертолоци знала это. Он был женат, супруга вот-вот должна была родить ребенка. Я не виню того мужчину, друг Д'Отремон. Это грехи мужчины. Гораздо более тяжелым грехом мне кажется не прийти на зов умирающего.

- Хватит, Ноэль! Я поеду.

- Наконец-то! Извините, что так настаиваю. Я вас немного знаю, друг Д'Отремон, и знаю, что есть вещи, которых вы никогда себе не простите.

- В таком случае, вы извинитесь за меня перед губернатором?

- С искренним желанием, друг мой.

- Тогда идите, – и тут Д'Отремон воскликнул: – Минутку!

- Не нужно напоминать о деликатности дела, – с пониманием отозвался Ноэль. – Это… моя обязанность, друг Д'Отремон.

2.

Буря стихла. Море почти успокоилось; свежий прохладный ветер, прибывший вместе с рассветом, разогнал тучи.

Ветхая лодка, выдержавшая бурю, застряла в глубокой расщелине, высеченной из скалы ударами волн. Мальчонка снова прыгнул в воду, чтобы осторожно вытащить ее на землю и не повредить. Затем огрубевшие от непогоды босые ноги вскарабкались по острым камням большого утеса сначала с кошачьей гибкостью, потом медленнее, как будто туда не хотели. На вершине скалы они будто налились свинцом, останавливались каждую минуту, медлили, словно хотели уйти в другом направлении, и наконец, добрались до дверной пустоты, у входа в жалкую хижину – единственному человеческому жилищу на Мысе Дьявола.

Больной злобно спросил:

- Кто там?

- Это я, Хуан.

- Хуан Дьявол!

Лихорадочным усилием с убогой постели приподнялся человек в грязных лохмотьях, похожий на скелет: кожа да кости, впалые щеки, грязные, спутанные волосы и заросшая борода, рот, перекошенный от боли. Он бы внушал глубокое сострадание, если бы не горящий, смелый, яростный взгляд, и слова, отягощенные ненавистью и желчью.

- А где пес, за которым я тебя послал? Пришел с тобой? Где он? Где проклятый Франсиско Д'Отремон? Беги, позови его! Скажи, чтобы пришел, мне осталось совсем немного!

- Он не приехал со мной, – начал оправдываться мальчик.

- Нет? Почему? Ты ослушался, проклятый? Не поехал к нему домой? Сейчас узнаешь…

Он попытался встать, но бессильно упал, истощенный, с остекленевшими глазами. Мальчик неторопливо приближался к нему, со странным выражением в гордых глазах, и подтвердил:

- Да, я прибыл к нему домой.

- И отдал письмо?

- Да, сеньор, прямо в руки.

- И он не приехал после того, как прочел?

- Он не читал его. Сказал, что не знает никакого Бертолоци.

- Этот пес так сказал?

- Он уехал в карете на праздник, где его ждали.

- Проклятый! А ты что сделал? Как поступил?

- Что я мог поделать? Ничего.

- Ничего… Ничего! Ты знаешь, что я на пороге смерти, и мне нужно, чтобы он пришел, а сам ничего не делаешь! Ты такой уродился!

- Но отец! – взмолился мальчик.

- Я тебе не отец! Сколько раз я тебе говорил? Я не твой отец. Когда эта проклятая вернулась и просила помощи, то уже держала тебя на руках. Ты не мой сын! Если бы она обманула и еще украла сына, я бы ее убил. Но нет, она вернулась с сыном от другого, от этого негодяя… С тобой!

- С сыном кого?

- Кого? Кого? Хочешь знать? Для этого я и послал тебя за ним. Ты сын того, кто поехал в карете на праздник, а я лежу при смерти. Он забрал и украл у меня все, а в довесок дал еще и тебя.

- Не понимаю, не понимаю!

- Так пойми же! Этот сеньор, который повернулся к тебе спиной, и сказал, что не знает меня, твой отец!

- Мой отец… Мой отец? – пробормотал изумленный мальчик.

- Не беспокойся, он уже не узнает о тебе. Какая мерзость!

- Сеньор Бертолоци, повторите. Мой отец? Вы сказали, мой отец…?

- Твой отец Франсиско Д'Отремон. Скажи всем, кричи об этом везде! Твой отец Франсиско Д'Отремон. Своим несчастьем ты обязан ему. Обязан нищетой, стыдом, наготой, голодом, оскорблением, которое бросят тебе в лицо, когда вырастешь, потому что он опозорил твою мать! Всем этим ты обязан ему. Я зову его, потому что умираю, ведь ты останешься один, а ему нужно на праздник… – он зарыдал, и уже ласковей произнес, – Хуан, Хуан, сын мой!

- Сеньор!

- Ненавижу тебя, потому что ты его сын, но ты можешь смыть позорное пятно. Когда вырастешь, найди Франсиско Д'Отремона и сделай то, на что мне не хватило смелости: убей его. Убей! – и, словно в этих словах был последний вздох, он упал без сознания на пол.

- Сеньор, сеньор! Ответьте!

Он тщетно тряс его. Андрес Бертолоци больше не мог ответить!

На берегу, возле глубокой расщелины, у входа к узкому песчаному пляжу, на величественных вершинах скал, о которые разбивались морские волны, и на Мысе Дьявола не было никого, кого мог охватить его пристальный взгляд. Ни души, ни человеческого пристанища, лишь жалкая лачуга, сокрытая темной вершиной Мыса Дьявола, уходящего в глубь моря.

Это название хорошо подходило скалистой пустынной местности, под низкими плотными серыми тучами, такими низкими и близкими к земле, словно хотели ее поглотить. Твердым шагом Франсиско Д'Отремон подошел к хижине и позвал громким голосом:

- Бертолоци!

Имя гулко отдалось в пустой комнате без дверей и окон, почти без мебели. На убогой кровати лежало окаменевшее тело, выделявшееся под простыней, удивительно чистой для такого места. Пораженный Д'Отремон прошептал:

- Бертолоци…

Он махом сдернул простыню и увидел покойного, на лицо которого смерть уже наложила свою маску, с трудом узнавая в нем молодого мужчину, здорового и высокомерного, его соперника. Седина пробивалась сквозь спутанные темные волосы, густую бороду, покрывавшую худые щеки; тень великого покоя лежала на закрытых веках. Вздрогнув, Франсиско Д'Отремон накрыл лицо и отошел.

Он пришел слишком поздно. Эти лиловые губы уже не раскроют тайн. Они замолчали навсегда. Рука Франсиско Д'Отремон нервно нащупала непрочитанное письмо. Он берег его, как оружие, отраву, как спящую ядовитую змею. Но перед неподвижным телом он разорвал конверт и шагнул к окну без створок, сквозь которое проникал белый свет нового дня.