Знаки безразличия (СИ)

- Ну что, едем кофе пить? - с радостной улыбкой встретил их внизу Колян.

- Сейчас бы воздухом подышать, - ответил Крайнов, залезая в машину.

К Ларисе, матери Елены Шавровой, они приехали уже под вечер. Перед самым закатом неожиданно выглянуло солнце, и город совершенно преобразился. Преобладавшие в его палитре серые, зелёные и голубые цвета уступили место красным, золотистым и бежевым, яркие блики от оконных стёкол легли на серые стены, и даже в многометровых лужах вспыхнули солнечные отсветы.

Несмотря на пропажу дочери, Шаврова, которая была главой комитета по спорту Юрьевского края, весь день провела на работе и только по просьбе Крайнова согласилась принять их дома.

- Зачем мы в квартиру едем? - спросил Колян, зевая. - Она же в администрации работает, там и поговорили бы.

- Я люблю смотреть, как люди живут, - пробурчал, отвернувшись к окну, Крайнов. Было непонятно, шутит он или говорит серьёзно.

Шавровы жили в многоэтажном жилом комплексе на одной из главных улиц города. Холлы блестели новенькой плиткой и зеркалами. У входа за столиком сидела неожиданно молодая и привлекательная консьержка.

- К Ларисе Михайловне? Она меня предупреждала, - затараторила девушка, хлопая длинными синими ресницами. - Поднимайтесь вот на том лифте. Боже мой, горе-то какое, - закидывая удочку для продолжения разговора, с плохо скрываемым любопытством проговорила она.

- Спасибо, - сухо поблагодарил Крайнов и зашагал к лифту.

В холодном свете люминисцентной лампы его фигура отбрасывала на стену гротескную нелепую тень, похожую на слендермена. Нина едва поспевала за ним, как ребёнок за взрослым.

В лифте Крайнов расстегнул верхнюю пуговицу рубашки:

- Душно как-то. Гроза, что ли, будет? Хотя какая гроза при таком холоде...

Шаврова встретила их в холле. Её широкоскулое смуглое лицо казалось непроницаемым, на длинных волосах блестели капельки воды - видимо, она только что приняла душ.

- Добрый вечер, - её голос напоминал автоинформатор. - Юрий... Дмитриевич, верно? - и, дождавшись его кивка, она вопросительно повернулась к Нине.

- Нина, - вмиг пересохшими губами представилась она.

Нина до смерти боялась таких богатых, властных, сильных женщин, которые смотрели на неё, как удав на кролика. И всё же в этой Ларисе Михайловне чувствовался какой-то надлом. Она слишком нервно вытягивала шею из ворота дорогого свитера, слишком поспешно поворачивала ключ в замке, излишне суетилась в коридоре возле встроенного шкафа с огромными зеркалами.

- В гостиной будет удобнее, - бросила она, - и не разувайтесь. Терпеть не могу всех этих тапочек и ковриков, что за деревенская привычка!

Квартира Шавровой, в отличие от жилищ многих влиятельных людей, в которых довелось побывать Крайнову, была обставлена со вкусом и сохранила ту нотку уюта, которая отличает самый роскошный дом от музейного зала. Несмотря на явную любовь хозяйки к резной мебели, позолоте и шелкам, комната не казалась плодом воспалённого воображения внезапно разбогатевшего купца.

- Хотите чаю? - всё тем же ровным, лишённым всяких интонаций голосом спросила она.

- Не откажусь, - вдруг согласился Крайнов. - И девочке, пожалуйста. Она очень замёрзла.

Нина вздрогнула. Крайнов никогда не называл её девочкой, тем более, в присутствии посторонних. Он вообще не терпел ни сюсюкания, ни панибратства. И всё же его реплика возымела должный эффект: лицо Шавровой вдруг неуловимо изменилось. Так тает под солнечными лучами корочка льда на весенних лужах. Её черты смягчились, чуть дрогнула нижняя губа, и глаза стали влажными. Кивнув, она совершенно другим, глубоким, красивым голосом сказала:

- Минуточку. Черный, зелёный?

Когда Лариса Михайловна вернулась с подносом и чашками, её губы снова были плотно сжаты, а глаза отливали стальным блеском, но, наклоняясь к Нине, она спросила доверительным тоном:

- Может быть, имбиря с мёдом? Мне очень помогает не разболеться.

- Нет, спасибо, - смущённо заёрзала на роскошном стуле Нина, думая о том, как бы не разбить чашку из полупрозрачного фарфора.

Наполнив чаем чашки, Шаврова присела на козетку напротив них и слегка кивнула головой, как бы приглашая к разговору. В её осанке, в манере держаться, в жестах было что-то глубоко аристократичное, что одновременно располагало и не допускало фамильярности.

- Лариса Михайловна, - начал Крайнов, - я прекрасно понимаю, сколько раз вы уже говорили всё то, что я хочу от вас услышать. Но я хочу услышать это от вас. А ещё мне будет нужно взглянуть на комнату Елены.

'Я, мне', - он не зря говорил так. В этот момент ему важно было отгородиться вместе с Шавровой от внешнего мира, установить контакт с ней. Он понимал, что у Елены больше шансов остаться в живых, чем у других девочек, и поэтому хотел получить максимум информации, даже если ему придётся выдавить Ларису, как лимон.

- Я понимаю, - спокойно ответила Лариса Михайловна. - Элина Наильевна рекомендовала мне вас, как лучшего специалиста в поиске пропавших...

- Простите, что перебил вас, - с нажимом прервал её Крайнов, - но сейчас я буду вынужден причинить вам боль. Я всё понимаю, но вы должны услышать это от меня, хоть я могу показаться вам и не только вам, - и он взглянул на Нину, - жестоким. Лена не просто пропала. Вам не позвонят с предложением выкупа. Ваша дочь - третья из пропавших.

Лариса мужественная перенесла эту весть.

- Так вот почему Элина убрала отсюда своих орлов, - с кривой усмешкой ответила она. - Она знала, что некому требовать выкуп. Это педофил, маньяк? - в голосе Шавровой появились истерические нотки.

- Я не знаю.

- Так что вы знаете?! Что вы узнали? Вы же прилетели вчера вечером, так?

- Я не стану отчитываться перед вами, Лариса Михайловна, - очень спокойно ответил Крайнов. - Я пришёл сюда выслушать вас, а вы теряете драгоценные минуты своей дочери. Не повторяйте чужих ошибок.

- Что рассказывать? - всё ещё раздражённо, но уже без истерики спросила Шаврова. - Мы поехали в торговый центр. Мне срочно нужны были кроссовки для фитнеса. Я предложила Елене прогуляться по магазинам, но она осталась в машине...

- Почему? Мне сложно представить девочку, которая откажется от похода по магазинам, - перебил её Крайнов.

- Лена - очень сложная девочка. Она сильно комплексует из-за внешности. Два года назад у неё сильно стало падать зрение. Пришлось подобрать очки. Я хотела, чтобы Елена носила контактные линзы, но окулист запретил. Что-то там с чувствительностью слизистой... Весной мы установили ей брекет-систему, ну, знаете, эти скобки на зубы...

Шаврова со свистом втянула воздух - это было слишком похоже на всхлип - и опустила голову, делая вид, что разглядывает что-то в чашке.

- У Лены есть друзья?

- Мало. Одна девочка в классе ходит к нам. Юля, кажется. Светленькая такая, с кудряшками. Глуповата, пожалуй, но добрая. Елена не очень контактная девочка, а тут ещё этот перевод... До шестого класса я учила её в обычной школе здесь, в Веретенье. Но педагоги очень слабые, очень. Да и программа оставляет желать лучшего. Мы решили...

- Вы решили, - мягко поправил её Крайнов.

- Ну да, да, я решила, что лучше будет в гимназии на Пионерском. Французская гимназия, старинное здание... Не потянули. Просела успеваемость, начались головные боли, ускорился прогресс близорукости...

Шаврова опять издала полувсхлип-полувздох, сделала большой глоток чая и продолжала:

- Пришлось перевести её в третью английскую возле 'Крыльев'. Не гимназия, конечно, но сами понимаете, зрение, нагрузки... С программой и учителями вроде бы всё устаканилось, но дети... Понимаете, в Веретенье Елену просто любили. Им было всё равно, кто я, какой пост занимаю, кто Еленин дядя... В гимназии этот вопрос тоже не поднимался, но по другой причине. Там просто не было обычных родителей. В 'тройке' дело обстоит немного иначе. Там очень много способных детей из 'простых' - вы понимаете о чём я? - семей. Разумеется, включился фактор зависти...