Лысая (СИ)

Переминаясь с ноги на ногу, Пашка снова почувствовала вину: тогда она могла что-то сделать. Всего одно нужное движение в сторону Вольного — и Кир остался бы жив. Сколько раз уже так было, что она могла что-то сделать, но ничего не делала? И сколько раз ещё так будет?

Хотелось что-то сказать — но слова застряли, не пожелав рождаться. Пашка долго смотрела на чёрно-белую фотографию и медленно осознавала, что ничего не чувствует. Как в каком-то фильме — «ни любви, ни тоски, ни жалости». Кир смотрел на неё, улыбаясь с заснеженного надгробия, сверху сияло облачной голубизной дымное небо, к которому тянулись верхушки серых деревьев. Всюду медленно расцветала жизнь, но тот, кто был перед Пашкой, больше не был её частью.

Кто-то говорил, что человек остаётся жив, пока его кто-то помнит. Кто-то другой утверждал, что человек должен что-то после себя оставить. Про Кирилла Останцева многие помнят, но вот что он после себя оставил?

«Ребёнка, — глухим ударом толкнулась в Пашкиной голове мысль. — Он оставил ребёнка. Дитя, которое будет носить в себе его гены и, может быть, когда-нибудь тоже вырастет хамоватым гопником… если Лизок сможет родить. Но если не сможет… Даже думать об этом не хочу».

Краем глаза она заметила какое-то движение в стороне от себя. Поглядела на человека, идущего к ней. Пригляделась и узнала отца Кира, Владимира Петровича Останцева.

— Здравствуйте, — сказала она негромко, когда он подошёл. Подняв на неё глаза, Останцев-старший будто бы очнулся ото сна, вздрогнул.

— А… Здравствуй, — тихо ответил он, подойдя к могиле. В руках у него было шесть алых цветков. — Ты тоже к Кирюше пришла?

— Угу.

«Он что, каждый день сюда ходит?..»

Останцев склонился над могилой, став руками в варежках стряхивать снег и заменять старые цветы на только что принесённые. Пашка молча смотрела на это, подумав, что, наверное, ей стоит уйти, но что-то её остановило.

Может быть, сказать ему?

Рука от таких мыслей сама потянулась чесать затылок. Объяснить подобное точно не самая простая вещь на свете.

«Ваш сын перед смертью изнасиловал свою подругу, теперь она беременна и скоро рожает. Поздравляю, у вас двойня.» — мысленно проговорив это несколько раз, Пашка поморщилась.

Но ничего не говорить тоже нельзя! Она ничего не сказала Лизе — хотя та, скорее всего, уже и сама догадывается, потому что кроме Кира больше вариантов и быть не могло, — но нельзя же утаивать подобное и от отца Кира!

Пашка вобрала носом воздух. Выбора не было.

— Слушайте… — начала она… и замолчала. Останцев повернул к ней голову.

— Да?

— Ну… В общем… Есть кое-что… насчёт Кирилла, что я хотела бы рассказать вам. Только это очень непросто. Но я думаю, вам нужно знать это.

— Я слушаю. Что именно?

— В общем… У Кира… кхм. От Кирилла забеременела девушка. И скоро она должна будет родить.

Пауза была долгой. Останцев смотрел на Пашку, та — в сторону, не в силах поднять глаза.

— Ты… серьёзно?

— Да.

— Как это произошло?

Пашка чуть не поперхнулась, но сдержалась, быстро выдавив из себя:

— У него была девушка, с которой они… были вместе. От него она забеременела.

«Обманщица».

 — И скоро она…

— Скоро. В этом, или в следующем месяце.

Высказать правду оказалось гораздо легче, чем ждать, что произойдёт. Останцев глядел перед собой ошеломлённо и совсем не радостно.

— Я… могу вас с ней познакомить, — предложила Пашка, просто чтобы разрядить напряжённую тишину. — С Лизой. Она хорошая девушка…

— Сколько ей лет?

— Семнадцать.

В голове Лысой вспыхнула чёткая метафора — она будто бы стреляла в Останцева из невидимого револьвера, и с каждой её фразой барабан поворачивался и из ствола вырывался очередной патрон, делая наносимые раны неизлечимыми. Мужчина посмотрел на неё глазами одновременно испуганными — и страшными.

— П-почему… почему ты, Паша, раньше мне не сказала? Ты ведь знала это…

— Знала.

Ещё один выстрел. Неслышимый и невидимый.

— Но сказать вам было не так просто, — честно призналась Пашка, наконец подняв глаза. — Извините. Я не могла… набраться смелости.

Ничего больше не сказав, Останцев на ватных ногах развернулся и медленно зашагал прочь от могилы. Стал спускаться вниз — в сторону, где располагался выход.

— Владимир Петрович, — позвала его Пашка. — Стойте.

Тот замер на месте, не оборачиваясь. Сгорбленная фигура его казалась ещё более подавленной, чем обычно.

— Ребёнок, который родится… Он ваш внук. Будет вам внуком. Поймите это. Кирилла больше нет, но он… — Пашка запнулась на полуслове: слишком страшны были слова, которые она произнесла с такой лёгкостью. Но нужно было продолжить.

— …но он будет жив, пока мы будем его помнить. И если у него родится сын или дочь — Кир будет жив в нём. А если вы не захотите их видеть, — она почему-то повысила голос, — если не захотите знать своих внуков, то кто расскажет им, каким был их отец?!

Выдохнув, она поспешно сказала:

— Я не заставляю вас, ничего такого. Но прошу: не отказывайтесь от ребёнка. Потому что отказываясь от него, вы… вы откажетесь от Кира.

Останцев обернулся, посмотрел на неё.

— Конечно, Пашенька. Спасибо.

Он потёр варежкой прищуренный глаз и поспешно отвернулся.

Лёжа вечером на кровати, Пашка глядела в потолок. На раскрытом телефоне, транслирующем музыку сквозь провода наушников, мерцало неотправленное сообщение:

«Кир реально отец твоего ребёнка. Прости, что раньше не сказала.»

Беременным же нельзя волноваться, одёрнула она себя прежде, чем нажать на кнопку отправки сообщения. Это в последний момент и помешало отправить Лизке правду.

«Ищу во тьме глаза, что чернее темноты,

Ведь сиянье этих глаз ярче тысячи восходов…»

Телефон завибрировал СМС-кой.

«Полька мне всё рассказала. А Пашка-то у нас герой! (´ڡ`)»

Пашка нахмурилась — чего он вдруг повадился так часто строчить ей сообщения? — и напечатала в ответ:

«Придумаешь тоже. Где ты нахватался таких идиотских смайлов?»

«Где нахватался — там уже нету ¯_(ツ)_/¯»

«Значит, Полька ему всё рассказала… Хорошо, что хоть где-то что-то хорошо кончилось. Только хорошо ли? Её мама всё равно расстроена. Неужели, она настолько сильно его любила?»

Пашка поворочалась, снова встретив взглядом потолок родной комнаты.

Людская любовь настолько разнообразна, что невозможно понять, где она кончается, а где начинается. К примеру, забота почившей бабушки о Лизе — это была любовь? Определённо. А когда Кир изнасиловал Лизку — любил ли он её? Вряд ли, но она его — определённо, и очень сильно. Любил ли Полькин отчим свою жену? Возможно, но она его — гораздо сильнее. Полька его точно ненавидела.

«А кого я люблю?» — подумала Пашка, хмурясь. И сама себе мысленно отвечала: смотря, что понимать под этим словом.

Под конец песни к ней в комнату ворвался ураган Ладан, запрыгнул на кровать и устроил морду у неё на животе, довольно засопев. Иногда грустно поворачивал глаза, глядя на хозяйку по-щенячьи смирно. Пашка, улыбнувшись, потрепала его между ушей.

«Я люблю Ладана, потому что он здоровский. Родителей… наверное. Польку, потому что она ничего такая. Машку. Очень сильно. Исто… Так, нет, это лишнее. Вроде бы и всё. Но такое чувство, что я кого-то забыла…»

Они с Ладаном вздохнули практически одновременно, и Пашку это рассмешило.

Может быть, этого было достаточно?

3.

Она обещала себе, что на следующий же день постарается познакомить отца Кира и Лизку — это было совершенно необходимо теперь, когда старший Останцев знал, что вскоре у него будут внуки. Но на следующий день решимость её словно испарилась, потому что случилось кое-что, что выбило её из колеи.

Всё началось с утреннего СМС сообщения. Даже не дотянувшись ещё до телефона, сонная Пашка знала, что пишет ей какую-нибудь бессмысленную чушь Рубенцов. За последнее время он вообще начал слишком часто пользоваться своей привилегией писать ей сообщения и строчил их по любому поводу. Сперва Пашке это даже нравилось, но вскоре начало подбешивать.