Лысая (СИ)

Ответ — вернее, вопрос — пришёл спустя полминуты:

«Ревнуешь?»

«???!»

Пашка отбросила телефон прочь, не собираясь отвечать, и вскоре уснула.

Решив упражнение на порядок раньше класса, Пашка сидела в телефоне: читала сфотографированное Марьино письмо, пришедшее — точнее сказать, прочитанное — с утра. На этот раз было без драбадана. Видимо, Марья решила больше не шифроваться.

«Из вузов самое первое, что пришло мне в голову — СпбГУ, там есть факультет психологии, бюджетные места, вроде, тоже. Я поискала: чтобы поступить, тебе нужно хорошо сдать математику, русский и биологию. Ниже прикрепила несколько ссылок, глянь сама. Одна моя хорошая знакомая там учится, но её отзывы я пересказывать не буду — иначе, ты передумаешь.

Довольно неожиданно, что ты хочешь учиться на психолога. Это здорово, ничего не говорю, но… Я бы, наверно, не смогла. Почему ты вдруг решила?

У нас снег уже таять начинает. Всюду слякоть и грязь. Не люблю весну за это. Папа, кстати, когда нас из окна видел, подумал, что ты парень :D Было неловко объяснять ему.»

— Романова, ты уже всё сделала? — окликнула её Вагисовна и Пашка вздрогнула, не дочитав письмо.

— А? Да, всё.

— Телефон убери.

Подойдя к ней, Вагисовна какое-то время сканировала решённое в тетради упражнение. На это время весь класс вокруг затих в ужасе, но Пашка была уверена: придраться было не к чему.

Тетрадь глухо шлёпнула обложкой о стол.

— Следующее упражнение на доске, — огласила Вагисовна на весь класс, будто бы мгновенно забыв про существование Пашки.

В наушниках играла группа Videohead, когда Лысую кто-то тихонько хлопнул по плечу. Оторвавшись от созерцания пустого стадиона за окном внизу, Пашка вынула из ушей наушники, обернулась и увидела Польку.

— Привет. Я тебя сперва даже не узнала.

Дело в том, что Пашка сменила свой привычный бунтарский наряд, перестала ходить с кучей браслетов да кожаной куртке — выпросила однажды денег у родителей, да купила клетчатую красную рубашку с длинным рукавом. В школе она её не застёгивала: под рубашкой сейчас красовался логотип «Глубже». Длинные рукава Лысой никогда не нравились — но теперь они хотя бы пригодились, потому что скрывали нелицеприятные белые шрамы на правой руке.

Не говоря уж о том, что теперь она, по факту, не была Лысой: голова её обросла короткой щёткой тёмно-рыжих волос, сбрить которую всё не доходили руки. Да и Пашка заметила за собой, что ей по каким-то причинам уже не столь важно поддерживать лысину. Хватало и других забот.

— Значит, богатой буду… Ну что, как ваше ничего?

— Нормально… — немного понизив голос, Полька произнесла: — Он переехал.

Пашка не сразу поняла, про кого она говорит.

— Он… Что, серьёзно?! Как так?!

— Я всех подробностей не знаю, но он сказал, что пришли люди, которые грозили ему штрафом, и даже арестом… Он перепугался, матерился, на нас с мамой орал, но видно было, что бить боялся. Собрал вещи и съехал к какому-то другу. Мама говорит: теперь будут развод оформлять, отчим её видеть не хочет. А может и проблем боится.

— Ох… Вот как.

Немного помолчав, Пашка неуверенно спросила:

— Ну-у… Хорошо ведь? Что всё кончилось?

Полька отчего-то не выглядела радостной.

— Хорошо-то хорошо, но мама… Ты бы её видела. Она очень плакала, когда он ушёл. На развод согласилась, но с тех пор такая расстроенная.

Пашка поджала губы, почесала затылок.

— А ты… что чувствуешь?

— Я рада. Правда, рада. От сердца отлегло. Но мама… Она, кажется, очень сильно его любила, даже несмотря на то, что он вёл себя, как свинья.

Пашка нервно сглотнула ком в горле. Снова всплыли в голове воспоминания о той злополучной вписке, после которой Лизок забеременела, и на которой она, Пашка, никак не помешала происходящему изнасилованию. Если бы только можно было стереть эти воспоминания! Вернуться назад во времени и всё исправить! Остановить Кира!

— Паш?..

Полька обеспокоенно глядела на неё. Лысая вздрогнула.

— А? Ты о чём?

— Что ты вспомнила?

— Да ничего. Почему ты спрашиваешь?

— Я знаю это выражение лица, — серьёзно сказала Полька, — когда человек вспоминает что-то плохое.

Пашка заставила себя рассмеяться и похлопать Полину по плечу.

— Напридумываешь тоже! Всё хорошо, Полюс. За-ме-ча-тель-но.

— Полюс? Какой ещё Полюс? — переспросила та, и они плавно съехали с опасной темы.

На улице стремительно теплело. Зима отступала, а потому теперь после школы было на одну причину меньше торопиться домой. И идя как-то раз по парку после школы, Пашка решила, что обязательно должна навестить Лизку, которую так подло оставила без внимания. Просить прощения, кататься в ногах, но всё-таки попасть к ней и узнать, что происходит. Не вышло: она пропустила приёмные часы роддома, опоздав на какой-то жалкий час. Настрочила ей сообщение:

«Лизок, пишет тебе Лысая. Срочно хочу с тобой повидаться, смертельно соскучилась. Напиши, в какое время приём? Завтра зайду».

Секунду полюбовавшись закрытой «раскладушкой» — уж очень ей нравился этот телефон, которого бы не было, если бы не Марья! — Пашка убрала её в карман, снова включив музыку. Направилась было домой, но ради интереса заглянула в заброшку.

Под дырявой крышей было пусто. Жестяные пластины медленно исчезали со стен — видимо, кто-то почуял в них металлолом. Большой недорисованный чёрный клоун недобро ухмылялся половиной улыбки с дальней стены, от чего Пашка невольно вздрогнула. Нехотя, бросила взгляд в дальний угол — но там не было никаких следов прошедшей битвы. Ни биты с гвоздями и колючей проволокой, ничего. Хотя вроде бы она была брошена там. Кто-то присвоил себе? Что ж, если у него найдутся противники — им не поздоровится…

И никого вокруг, это только мой стук

В старые ворота

И никого здесь нет, это только твой след,

И мне не важно, кто ты…

Пнув какой-то камешек, Лысая медленно прошлась под сводами заброшки, кажущейся ещё более заброшенной, чем раньше. Она была оставлена даже теми, кто самым последним нашёл в ней приют, кто курил здесь, выпивал, играл на гитаре и варил лапшу быстрого приготовления в какой-то старой каске.

«- А чё, Лысая, пить будешь?

— Ну давай хули, я ж не за рулём…

— Вот эт по-нашему, по-пацански… Хлебни тоже, Лизон, ты чё как не своя?

— Меня мама убьёт, если пиво учует…

— Ой, да чё убьёт-то, ты чё, малолетка какая что ли…

— Лан тебе, Кир, не хочет — не надо, мне больше достанется.»

Своды полуразрушенного здания наверняка запомнили эхо голоса ушедшего Кира. В отличие от Пашки — она едва могла вспомнить черты его лица. Кир ушёл бездарно и нелепо, оставив после себя горюющего отца, нежеланные воспоминания и нежеланного ребёнка, который вскоре должен был родиться. Фотографий не осталось — по крайней мере, у Лысой. И Пашке захотелось увидеть лицо Кирилла Останцева. Снова. Не расплывчатым, как показывают сны, а настоящим, каким она его помнила.

Но не идти же к его отцу, и просить фотографии. А кроме этого оставался только один выход.

Пашка направилась на кладбище.

2.

Могилу Кира она отыскала не сразу. Чувствовала себя странно: ещё ни разу она не приходила на кладбище одна и по собственной воле. В голове было пусто: птицы стихли, почуяв, что всё вокруг мимолётно и неминуемо. Ряды надгробий были лучшим тому подтверждением.

Впрочем, Лысая, сколько себя помнила, всегда считала, что лакированные каменные плиты с датами и фотографиями вообще мало связаны с реальными людьми, и нисколько их не напоминают, так что и говорить с ними бессмысленно. Или люди, роняя слова, надеются, что слова эти настолько тяжелы, что пробьют грунт и доберутся до ничего не слышащего человека под землёй?

Помотав головой, Пашка припомнила, как примерно они шли с отцом Кира и принялась прокладывать себе маршрут сквозь кладбищенские лабиринты.

Она успела даже слегка заплутать, прежде чем наконец отыскала нужное хиленькое надгробие. Кир приветливо улыбался ей с фотографии — совсем не гоповатый, нисколько не агрессивный. Обычный парень, каких множество.