Лысая (СИ)
Лысая (СИ) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@yandex.ru для удаления материала
В один момент она почти проснулась — хотя не была уверена, бодрствует или видит сон. Потому что неожиданное появление Марьи действительно было похоже на удивительный, хороший сон. А все хорошие сны плохи тем, что рано или поздно обрываются. Только подумав об этом, уставшая до одури Пашка прижала к себе спящую Марью, думая только об одном: если это сон, то я не хочу просыпаться. «А если я не сплю — так пусть и Марья не спит тоже, почему она уснула, почему она не слышит то, что я хочу сказать?»
— Не оставляй меня, — шептала она в пустоту, зная, что Марья, скорее всего, не слышит. Её спина ровно и медленно двигалась в такт спящему дыханию. — Мне плохо быть одной, и без тебя тоже очень, очень плохо. Каждый день одно и то же, все до одурения скучные и занудные. Ты единственная, кто был для меня, пока не уехала. Не оставляй меня снова, пожалуйста, пожалуйста… — шептала она.
Марья пошевелила плечами, а затем выдохнула носом, как она обычно делала.
— Теперь у тебя есть Полька, — ответила она сонно. Может быть, болтала во сне? — И Дима, и Лиза, и Илья тот маленький, с друзьями. Ты не одна, Паша, и никогда не будешь одна.
— Но они не нужны… То есть… Они ведь не ты.
— Не говори так. Не предавай их.
Марья перевернулась на другой бок, встретившись с ней лицом. Пашка почувствовала её тёплое дыхание. Глаза слипались, а она твердила про себя: нет, пожалуйста, не сейчас, дай мне ещё времени быть с ней!
— Я их не знаю, но уверена, что ты для них очень дорога, Паша. Так что заботься о них обо всех, хорошо? Так бы поступила та Паша, которую я знаю. И которую я помню.
Глаза Пашки отчего-то — а может быть, вовсе без причины — наполнились слезами, так что она закусила губу, чтобы не давать им воли.
— Её уже нет, Маш. Давно уже нет. Я теперь… другая совсем. Я так боялась. Что ты не захочешь больше знать меня. Если увидишь. Я побрилась налысо. Татуху набила. Бухала как не в себя. Материлась как сапожник. Дралась с парнями. Мелких шугала. Разве такую меня ты помнишь?
Помолчав немного, Лысая продолжила:
— Но я рада, что ты прилетела, не представляешь, как рада. И я рада, что ты не отказалась от меня. Хотя могла бы.
Вспомнит ли Марья утром этот разговор? Осознаёт ли она сейчас, что происходит? Пашка не знала, но продолжала говорить, потому что знала: другого такого шанса уже никогда не будет.
Не в силах остановить собственный язык, она всё продолжала:
— …и я знаю, что у тебя там, в Питере, куча друзей, и наверняка все они крутые и классные, но всё равно. Я жуткая эгоистка, я в курсе, но я хочу… хочу быть с тобой, хочу каждый вечер, каждую ночь проводить так, как сегодня, потому что сегодня, наверное, вообще один из немногих дней, когда я совсем ни о чём не жалею. Потому что я ненавижу, ненавижу себя, а ты — единственное, что делает меня хоть немного лучше. Поэтому я эгоистка, но я не могу перестать думать о тебе. В самые хреновые моменты я вспоминала твоё лицо, и мне становилось легче. Я пиздец не люблю такие фразочки, но знаешь… Ты буквально лучшее, что происходило в моей жизни, теперь я в этом нисколько не сомневаюсь…
Она тяжело выдохнула, и прошептала совсем-совсем тихо:
— …потому что я люблю тебя. Просто пиздец как. Пожалуйста, не улетай. Не оставляй меня тут. Снова.
Пашка закрыла глаза, желая, чтобы Марья никогда этого не слышала.
Так они и уснули.
3.
Проснувшись примерно в одиннадцать, Пашка не обнаружила Марью на прежнем месте, и всполошилась: неужели, ей действительно приснился сон, и прибытие Марьи из Питера было видением?! А может, она просто сбежала, подальше от такой чокнутой? Вскочив с кровати, Пашка оглядела комнату и с облегчённым вздохом нашла Марью: она сидела, скрестив ноги по-турецки, на спинке дивана (удивительным образом умудрялась сохранить равновесие), и что-то читала. Её пробуждения она не заметила.
Пашка легла обратно и какое-то время просто смотрела на силуэт Марьи. Затем дотянулась до телефона и незаметно сфотографировала её. Она забыла выключить звук затвора — но Марья, кажется, его даже не услышала, настолько была поглощена чтением.
Сонно протерев глаза, Пашка поворочалась и положила голову на согнутую в локте руку.
— Дым прозрачный воздух выел, комната глава в крученыховском аде,
Вспомни, за этим окном впервые руки твои иступлённо гладил…
— О, это то самое!.. — Марья обрадованно подскочила, оторвавшись от книги, потеряла равновесие и рухнула куда-то вниз прямо как коммунизм. Из-за спинки стула донесся сначала глухой удар, затем «ай!», а потом — «о-о-ой…».
— Ты как там, Ленин в джинсах? — обеспокоенно (но сонно) спросила Пашка, мельком взглянув на книгу, которую читала беспокойная душа. «И всякий, кто встретится со мной» — так было написано на обложке. Интересно, где она вообще умудрилась её откопать?
— Нормально… Даже не ушиблась, — Марья поднялась с пола, морщась и потирая спину. Кажется, соврала. — Но падать больно… С добрым утром, Паш.
— И тебя… Ты лохматая как стая чертей, ты знаешь об этом?
— Угу, просто я у тебя в комнате не нашла расчёску.
— Интересно, почему.
Осознав свою ошибку, Марья рассмеялась.
— Ты помнишь, как уснула? — протерев глаза, Лысая решилась на хитрость: ответ на этот, казалось бы, пустяковый вопрос дал бы ей понять, слышала ли Марья что-то из сказанного этой ночью, или же благополучно дремала и вообще ничего не слышала.
— Если честно, не помню, — та зевнула, снова забираясь на диван. Пашка подумала про себя: «Ничему не учится». Но ответ её оставил двоякое ощущение: с одной стороны, стало немного легче, но с другой… Лысая предпочла не думать об этом, и для верности сильно помотала головой.
Была суббота, поэтому сперва всполошившейся Пашке в школу идти не нужно было. Она решила проводить Марью до квартиры, где они с отцом остановились. Они смогли отправиться, только отведав маминых блинов со сгущёнкой — по выходным, когда не нужно было на работу, Марина Александровна Романова имела привычку их готовить. Наевшись, Пашка с Марьей покинули квартиру, однако от первоначальной цели отклонились сразу же.
Февральское утро встретило их на улице не слишком крепким морозом. Выбежав с подъезда, Марья прыгнула мимо ступенек, глубоко вдохнула воздух, пахнущий машинами и табаком, и радостно огляделась.
— Давно я тут не была! Паш, пошли пройдёмся!
…Вместо того, чтобы пойти к бывшему дому Марьи, находящемуся через дорогу от Пашкиного, они свернули в сторону и двинулись вдоль двойной дороги, по центру которой располагалась аллейка. Красивой она была только в середине зимы или в середине лета — в остальное время листьев на ветвях деревьев не было, а то и вовсе все ветви спиливали коммунальные службы, и деревья, стоящие в длинные два ряда, становились похожи на строй солдат-инвалидов. Но Пашка с Марьей шли вдоль этой самой аллеи, а не по ней. Затем свернули во дворы, миновали корт, озаборенный тонкой зелёной сеткой, двинулись в сторону новостроек — трёх жёлтых двадцатипятиэтажек, достроенных несколько лет назад.
— Те сообщения, которые мы писали… Похоже на «пляшущих человечков» из Конан Дойла, тебе не кажется?
— Ага, я тоже думала! Вот когда первый драбадан от тебя получила, в тот день перечитала ту главу про человечков…
— Мне она никогда не нравилась.
— Да? А почему? Мне кажется, она здоровская.
— Но ведь… В той главе Холмс проигрывает. И преступников не ловит, и те супруги погибают… Всё, что он сделал — это разгадал шифр, только было поздно. Мне всегда, когда его читала, было интересно: что он всё-таки чувствовал, когда проигрывал? Было ли ему обидно, грустно, а может, он злился?
— Ну, было бы не интересно, если бы он всегда выигрывал, разве нет? — Пашка пожала плечами. — Из-за того, что такие главы есть, мы знаем, что он может и завалить дело. Каким бы крутым ни был.
— А ты, кстати, знала, что Холмса на самом деле не было?
— Так это ж ежу понятно. Неужели кто-то думает, что был?