Лысая (СИ)

— Сейчас нам Дедушка Мороз поможет… — воодушевлённо засмеялся кто-то из мужиков. — Ну-ка навали-и-ись!

С большим трудом, но они всё же вытолкнули уазик из ямы: автомобиль, будто бы обрадовавшись свободе, даже по инерции проехал несколько метров вперёд.

— Вот спасибо, Дедушка! — радостно сказал мужчина в шапке-ушанке. — Сергей Геннадьевич, очень рад! — протянул руку, и Пашка её пожала.

— Простите, а сколько времени не подскажете? — второй мужичок был в капюшоне, из-под которого выглядывал небритый острый подбородок с гигантской родинкой под носом.

Пашка припомнила, когда в последний раз глядела на телефон, и сказала:

— Четыре десять примерно…

— Успеваем… — выдохнул другой, — На корпоратив, понимаете, едем.

— Водочки бы хлебнуть, — мечтательно произнёс второй, — а то до восьми ещё терпеть…

— Успеешь ещё, Михалыч, набухаться!

Стоило видеть удивление на лицах обоих, когда из мешка Дед Мороз извлёк бутылку водки и протянул Сергею Геннадьевичу, пробасив:

— С Новым Годом вас!

Тот, приняв подарок, спросил:

— Это как, дедушка? А ещё подарки есть у вас?

— Извините, вы потратили три своих желания, — и Пашка тихо засмеялась в бороду, надёжно скрывающую лицо. Сергей Геннадьевич вылупился на неё во все глаза, а затем рассмеялся, хлопнув себя по колену, а тот, что был Михалычем, хорошенько треснул варежкой по лбу.

Дом Истомина уже виднелся впереди.

К Пашкиному удивлению, в Полтиннике вообще не было видно гопоты. Дворы, арочные переходы и исписанные качели были пусты, как будто все разом потеряли к Полтиннику интерес, либо первое января почему-то наступило раньше срока.

Проникнув в нужный дом — и на этот раз даже никого не встретив на входе — Пашка поднялась на этаж, вспоминая, как они с Истоминым затаскивали ёлку. В памяти снова всплыл тот приятный вечер с ёлкой и гитарой. Подумалось: вот бы как-нибудь ещё с ним посидеть. А что, если сейчас в виде Деда Мороза отдать подарок, а затем просто снять бороду и шапку, сделав вид, что удачно пошутила? Тогда Истомин тоже засмеётся, возможно, пригласит её внутрь, угостит чаем. А может, вообще остаться у него праздновать Новый Год? Выйдет, наверное, здорово.

Немного приободрившись такими мыслями, Пашка ускорила шаг, улыбаясь в бороду.

«Надеюсь, — подумала она, нажимая на дверной звонок, — так и будет».

— Кто? — послышался знакомый голос из-за двери.

— Де-едушка Моро-о-оз пришёл.

А вдруг не пустит? — шевельнулось внутри Пашки сомнение. Истомин, в отличие от всех, кого она посещала до этого, в чудеса, наверное, не особо верит, поэтому и с Дедом Морозом может просто отказаться разговаривать, решив, что это чей-то розыгрыш…

Но он открыл, представ на пороге в белой футболке и домашних, наверное, штанах. Так он казался ещё более худощавым.

— Здра-авствуй, Олег, я — Дедушка Мороз… — чем дальше Пашка говорила, тем лучше понимала, что у неё ни черта не получается, и Истомин уже узнал её. Но он ничего не говорил, молчаливо выслушивая её басовитые бредни. Ему Лысая не решилась ставить ультиматум и заставлять читать стихи в подъезде, а просто достала из мешка запакованную коробку с бантиком.

— Спасибо, Дедушка, — сказал Истомин со сдержанной улыбкой (наверняка, сдерживал он ещё и смех), — А знаешь, у меня к тебе просьба есть. Подожди минутку.

Он нырнул куда-то в комнату, оставив Деда Мороза на пороге. Пока он что-то искал, Пашка мельком оглядела убранство коридора и заметила на пороге пару сапог.

— Здравствуйте, — раздался женский голос, и с кухни в коридор выглянула симпатичная молодая девушка с короткими чёрными волосами, в аккуратных очках. Пашка часто встречала таких людей, по которым сразу становилось ясно, что свободное время они проводят за книгами, и эта девушка была одной из них. Это не отталкивало, а скорее создавало какую-то тайну внутри человека. Но Лысой девушка не понравилась, хоть она её и поприветствовала в обычной своей манере.

Истомин вернулся с небольшим синим свёртком в руке и сказал:

— Отдай, пожалуйста, от меня подарок Павлене Романовой, если ты к ней ещё не заходил, хорошо?

«Ай да сукин сын!»

Неуверенно приняв свёрток в белые варежки, Пашка пробасила:

— Я подумаю, добрый молодец. Плохо себя Павлена вела в этом году, не заслужила подарков.

— Ну и что? — Истомин пожал плечами. — Подарки, Дедушка, зависят от дарящего, а не от получающего. Уж тебе ли не знать? — и он улыбнулся, закрывая дверь. — С Новым Годом… Дед Мороз!

И он рассмеялся.

Кошки царапали всё больнее, когда Пашка спускалась по лестнице вниз, стягивая с себя бороду и колпак, на ходу развязывая и снимая красную накидку, всё комкая и заталкивая в опустевший мешок. На душе вдруг стало необъяснимо тяжело и обидно, и зло на всех вокруг. И больше всего — на себя. Зачем всё это было? Почему она вообще решилась позориться и делать это? Казалось, ещё немного и царапины на душе закровоточат чем-то едким и больным. В татуировке опять отдало болью. Напялив шапку на голову, Пашка вышла на мороз уже в роли себя самой, а не Деда Мороза, и поёжилась — то ли с холода, то ли с нервяка.

«Говорил, что одинок, а сам на Новый Год каких-то девиц к себе приглашает. Наверняка, уже перепихнуться успели. Или сегодня ночью будут. И что он в ней нашёл? Ну конечно, она же вся такая из себя умная и интеллигентная, наверняка ещё в вузе познакомились. Книжки обсуждают свои, какие-нибудь заумные философские теории или что-то ещё… — тоскливо думала Пашка, втыкая наушники. Обида разъедала внутренности ещё похлеще злости. — А со мной он тогда почему возится? По-любому, просто наебать меня решил. Так и знала, что нельзя ему верить. Сука, я ведь ему ещё и помогала…»

Откуда-то пришла мысль позвонить Марье и выговориться. Потому что больше особо и некому. Не успевшая включить музыку, Пашка выдернула наушники, нашла в телефоне нужный номер и позвонила.

— Абонент не может ответить на ваш звонок. Оставьте сообщение после сигнала.

Сколько Лысая себя помнила, голосовые сообщения, записанные на автоответчик, работали только в зарубежных фильмах, а в России из-за дикого роуминга никогда не находили адресата и уплывали куда-то в безвестность. Но она решила попробовать и, дождавшись сигнала, заговорила в трубку, медленно шагая по улице.

— Марья, привет. Это Пашка снова… Извини, что надолго пропала. С Наступающим тебя! Как ты там празднуешь, как у тебя учёба? Сложно, наверняка ведь? А я сегодня Дедом Морозом подрабатывала… Всем подарки разносила. Тебе бы тоже что-нибудь подарила, но ты же знаешь нашу почту и мою глупость… Подай мне весточку, хорошо? Напиши там драбаданом нашим, или письмо отправь, или СМС, потому что я по тебе скучаю, — Пашка поняла, что случайно начала выдавать сокровенное, но поделать ничего не могла и продолжала говорить, — Ты не представляешь, как мне тебя не хватает, Марья, потому что все вокруг такие сволочи… И у всех вокруг кто-то есть, а у меня никого, никого кроме тебя нет!

«Сколько, интересно, там максимальное время записи?»

— …и я так часто вспоминаю, как мы с тобой раньше тусовались, и вообще я думаю о том, чтобы поехать после учёбы в Питер, просто для того, чтобы тебя снова увидеть. Что бы ты хотела на Новый Год? Ты скажи, я отправлю почтой, найду способ… Блять, как же долго я говорю, извини… Я хочу тебе что-то пожелать, но только я и не знаю даже, с кем ты там отмечаешь и как ты вообще… Я желаю, чтобы всё у тебя было хорошо, Марья, и чтобы друзья у тебя были, и чтобы тусовки и веселье полным ходом, и я… — Пашка запнулась на полуслове.

Лицо было мокрым — снова. Хорошо хоть улица была пуста, и никто не мог этого увидеть.

Последние слова в трубку Пашка произнесла шёпотом, а затем машинально нажала кнопку вызова. И ей стало страшно от того, что она сказала, и насколько сокровенны и нежны были эти слова. Этого нельзя было говорить по телефону, или как-то ещё, кроме — словами в лицо, но Пашка сказала, произнесла их, выдавила из себя,