Лысая (СИ)

Взяв оружие, Лысая покачала его в руках. Проволока и гвозди сильно утяжелили биту, но она на это и рассчитывала. Вот только руки дрожали весьма некстати: её было не удержать.

Вытряхнув из рюкзака учебники, Пашка всунула туда биту, надеясь, что та не успеет процарапать себе путь наружу. Рукоять всё равно торчала, но в этом не было ничего необычного: молодёжь в городе вообще очень чтила биты, и многие часто их с собой носили.

В ванной отыскался длинный и широкий эластичный бинт.

Злость наконец одолела Пашку с головой, когда она выдвинулась к парку, накинув капюшон и включив музыку группы «Феникс» погромче. Она создавала необходимый настрой.

Харли открытым текстом призналась, что Истомина избили именно они. А теперь они ещё и буквально взяли в заложники Польку – причин для того, чтобы размозжить атаманше Клоунов лицо было более, чем достаточно. Хватит ли у неё на это сил – другой вопрос. Лысая молилась про себя безликим небесам, чтобы хватило хотя бы на это. Сколько их там? Наверняка, больше двух или трёх. Много кто хотел бы поквитаться с ней за синяки и ссадины.

Рубенцов – явно обеспокоенный – ждал возле высоких решётчатых ворот, ведущих в парк. Лысая никогда бы не подумала, что станет на него в чём-то полагаться, проблема была в том, что на данный момент больше было не на кого. А он, вроде как, и сам говорил звать его, если что.

- Свалил с урока из-за тебя… – недовольно произнёс он. – Что тебе нужно? И что за хрень у тебя в рюкзаке?

- Показывать не стану… Пойдём в парк. Поможешь мне кое-в-чём, а после – можешь быть свободен. Извини, если за прогул влетит… Просто просить мне реально больше некого.

- Что ты вообще здесь забыла? – спросил он, ёжась от холода, пока они шли по широкой аллее. – И что там с Истоминым?

- В коме он, – ответила Пашка, глядя по сторонам. – Учителя, скорее всего, заменят.

- В коме? – удивился Рубенцов. – Жесть. Так, а мы-то что тут делаем?

- Я иду на разборку с Клоунами. А ты мне поможешь.

- Чего?! Ты издеваешься?!

- Спокойно, драться я тебя не заставлю. Просто замотаешь мне руки, а потом можешь быть свободен. Тебя даже не увидит никто.

Несмотря на её заверения, Рубенцов смотрел на неё во все глаза.

- Ты, блин, серьёзно?! Хочешь идти на стрелу с Клоунами?!

- У меня нет выбора, они мою подругу взяли. И она сейчас сидит там. А я не хочу, чтобы они что-то с ней сделали. Поэтому постараюсь разбить как можно больше ебальников… за неё, и за Истомина.

Какое-то время они помолчали, а затем, когда свернули на узкую заснеженную тропинку, ведущую в сторону заброшки, Рубенцов спросил:

- Тебе не страшно?

- Ты ёбнутый? Мне пиздец, как страшно. Но Полине ещё страшнее. И выручать, кроме меня, её некому. Я просто надеюсь, что эти сволочи её отпустят, когда я приду.

Заброшенное здание уже виднелось вдалеке. У Лысой возникло бледное чувство, что с ней это когда-то уже происходило. Она взглянула на небо и вспомнила, что точно такое же было, когда перед ней маячила спина Кира, идущего на стрелку с Вольным.

4.

Они зашли за небольшую трансформаторную будку поодаль от здания. Оглядевшись по сторонам, Лысая сняла рюкзак и извлекла на свет свою биту.

- Ёб твою мать… – тихо прошептал Рубенцов, увидев это чудовище. – Лысая, ты в курсе, что этой хернёй и убить можно?

- В курсе. По-другому никак.

Она достала из сумки смотанный эластичный бинт, размотала и протянула Рубенцову.

- А теперь замотай мне правую. Прямо с битой.

От этих слов у него глаза на лоб полезли.

- Ты чё, серьёзно?! Нахуя?!

Лысая сжала губы. Отвечать не хотелось.

- Ты ж себе, если размахнёшься, руки нахуй переломаешь… – сказал Рубенцов.

- Переломаю! Но без этого я её просто не удержу. Видишь? Они дрожат. Слушай, Рубен, пожалуйста. Это всё, что от тебя требуется. Перемотай мне руку и можешь быть свободен. Если я не приду в школу – ты знаешь, где мой труп искать.

- Ты ёбнутая, – обречённо вздохнул он, но примерился к Пашкиной руке, держащей рукоять биты, и стал затягивать на ней бинт. Сработало как надо: пальцы сильно сжало, и разжать не было никакой возможности. Хорошо хоть, что ногти Пашка догадалась подстричь, иначе они переломались бы все прямо сейчас.

Пошёл снег. В зловещей тишине леса Пашка подняла голову, поймав лицом несколько снежинок. Закрепив специальные крючки на концах бинта, Рубенцов выпрямился:

- Как-то вот так… Попробуй.

Бита по-прежнему была тяжёлой, вот только у руки теперь особо не было выбора. Повертев оружие так и сяк, Пашка отшагнула на безопасное расстояние и попробовала размахнуться. Острия гвоздей с угрожающим свистом разрезали воздух.

- Отлично… Спасибо, Рубен. Это всё. Можешь идти.

- А рюкзак?

- Он пустой, я тут оставлю.

- Стой, может… Может всё-таки не пойдёшь? Ну давай я полицию там вызову, что-то такое…

Пашка немного подумала, нахмурив брови.

- Бесполезно. Часа ещё не прошло, и если менты сюда и доедут, то там они найдут просто тусовку подростков, ну максимум – разгонят их. А если вызовешь, когда я туда зайду, то загребут скорее меня – с этой хернёй в руке я выгляжу как ебучий маньяк. Так что просто иди.

С каждым шагом заброшка, построенная весьма ленивым архитектором – потому что напоминала гигантский трёхэтажный прямоугольник из бетона – делалась всё ближе, и всё больше. Тропинка к ней была протоптана свежими следами. Пашка не оглядывалась, чтобы не знать, ушёл Рубенцов, или так и остался стоять за той трансформаторной будкой.

Вход уже был совсем близко.

«А что, если я умру там? – подумала она обречённо и отстранённо одновременно. – Они ведь… могут и застрелить меня. Как Вольный – Кира».

Все немногочисленные друзья, которых она успела завести, останутся без неё. Родители останутся без дочери. В классе станет на одного незаметного человека, на одну лысую девушку меньше. У Марьи больше не останется друзей в родном для неё городе, и на её последний драбадан никто не ответит. Может быть, не стоит идти? Убежать, но выжить? На душе стало горько и паршиво. Порезы от кошачьих когтей кровоточили.

Горячим импульсом под черепом полыхнула мысль: нельзя допустить этого, нельзя допустить, чтобы её близким людям было настолько больно от того, что её нет рядом. И как только Пашка осознала это, пульсирующая незаметная боль в татуировке на виске будто бы отступила.

«Ради них всех я не стану умирать, – подумала она обречённо, делая шаг, и ещё один, и ещё один – ко входу в заброшку. – Ради них всех я постараюсь выжить».

Бита со скрежетом волочилась по каменным плитам.

В привычное здание она вошла с поднятой головой и глядя перед собой.

Клоуны действительно были здесь – человек десять или больше. Оббежав их глазами, Пашка увидела и Польку – в куртке, с рюкзаком, напуганную, стоящую в окружении трёх громадных кавказцев. Видимо, поймали после школы.

Несколько парней рисовали на стене баллончиками огромное лицо улыбающегося клоуна с чёрным гримом и чёрными, пустыми глазами.

Пахло краской.

Докурившая сигарету, Харли бросила её на пол, заваленный мусором, и потушила носком кроссовка. Она была одета в тёмный пуховик да чёрную шапку, из-под которой спадали тонкие русые волосы.

- Здоров, Лысая, – произнесла она громко, и все, кто были в здании, оторвались от своих дел. – Молодец, вовремя пришла.

- Ну, я тут. Отпустите её, нахуя она вам сдалась, – Пашка старалась держаться спокойно и равнодушно. Биту опустила назад – против света, льющего со входа, её вряд ли было хорошо видно.

Кто-то толкнул Польку в её сторону.

- Иди.

Покачнувшись, она испуганно обернулась на Клоунов, а затем побежала к Лысой. Увидев её бледное напуганное лицо, Пашка почувствовала, что ей тоже страшно.

Полька прижалась к ней. Вся дрожала.

- Паша, прости, прости пожалуйста…

Пашка приобняла её одной рукой, погладив по спине куртки и шепнула:

- Всё хорошо, Полин. Беги скорее отсюда.