Анамнез декадентствующего пессимиста

Недавно я прочитал в школьном учебнике по психологии: «Открытость человека находит своё выражение в представлении о нём как о природном существе, в котором на макроуровне проявляются сущностные основы мира. Как правило, понятие воли относится к зрелой личности, полностью отдающей себе отчёт в своих действиях и поступках. Исследования последних лет также выдвинули перед современными суицидологами проблему о спорном понимании самоубийства как сугубо аутоагрессивного акта психически больного человека, убедительно указав на то, что значительная часть самоубийств совершается психически здоровыми людьми в результате социально-психологической дезадаптации личности в условиях "микросоциального конфликта"».

"Дурными" или "хорошими" могут быть только мотивы поступков, причем сознательные и свободно выбранные, а эмоции могут быть только "приятными" или "неприятными", и то смотря какие поступки они порождают.

Однако не надо считать, что заключением нашего рассуждения является чувство отчаяния. «Angst» являлось модной эмоцией во все времена, и, неверное, прочтение некоторых экзистенциалистских текстов превратило само отчаяние в некоторого рода психологическую панацею. Но если мы и в самом деле находимся в таком плохом состоянии, как я его описываю, пессимизм также окажется одной из разновидностей культурной роскоши, с которой придется расстаться для того, чтобы выжить в эти трудные времена.

Однако, когда вам больно, вы знаете, что, по крайней мере, не были обмануты (своим телом или своей душой). Кроме того, что хорошо в скуке, тоске и чувстве бессмысленности вашего собственного или всех остальных существований – что это не обман. Конечная вещь не просто изменяется, она "преходит", но преходит так, что могла бы и не преходить. Только возможность катастрофы отличает реальность от фикции.

Так уж принято, что многие вещи люди не склонны обсуждать всерьез. Тем самым мы как бы уходим от необходимости ответа на некоторые вопросы. Самоубийство как раз и является одной из таких тем. Раньше я и слова такого не знал: суицид. А сейчас его цепкие отростки – в каждой клеточке моего бытия.

Пусть тема будет всегда столь ужасна и серьёзна, сколь ужасна и серьёзна на самом деле проблема жизни. Быть может, я лучше всех знаю почему только человек смеётся. Наоборот. Я окончательно уяснил себе значение чувства юмора. Это демонстрация свободы. Ибо свободен лишь тот, кто умеет улыбаться. Пример ускользания – Чеширский Кот Л. Кэрролла: присутствующий и отсутствующий – поскольку он исчезает, оставляя только свою улыбку… И раз улыбка исчезает – в мироздании всё предопределено.

Жизнь – это что-то вроде шутки, глупо принимать её всерьез. Серьезного отношения заслуживает лишь искусство, а всё остальное следует воспринимать иронически. Но, избавляясь от жизни, не лишаемся ли мы удовольствия насмехаться над ней? Финальная же насмешка заключается в том, что, многажды ускользая, ты вдруг осознаешь, что ускользнул бесповоротно, – и, дабы не быть смешным, приносишь сам себя в жертву. Тот, кто смеется последним, возможно, не понял шутки.

Мое намерение состоит в том, чтобы предостеречь Вас от Серьезности, от этого неискупаемого греха. Взамен я хотел бы предложить Вам заняться пустяками. Ведь почему не сознаться: пустяки – это самое сложное в мире; я имею в виду осознанные, преднамеренные, добровольные занятия пустяками.

Шутки, остроты, высмеивание человеческих недостатков, нелепых ситуаций, безобидные обманы издревле сопровождали жизнь человека, облегчая ее тяготы и невзгоды, помогая снимать психические стрессы. Мы так легкомысленны от природы, что лишь развлечения не дают нам умереть на самом деле.

Гегель и ранний Кьеркегор, посвятивший иронии диссертационную работу, в целом критически относились к романтическому пониманию иронии. «И безмерная печаль охватывает нас, когда мы наблюдаем, как великолепие превращается в ничто, подчиняясь неумолимым законам земного бытия». Именно этот «момент перехода, когда сама идея неизбежно превращается в ничто, как раз и должен быть подлинным средоточием искусства, где объединяются в одно остроумие и размышление, каждое из которых созидает и разрушает с противоположными устремлениями. Именно здесь дух художника должен охватить все направления одним всевидящим взглядом. И этот над всем царящий, все разрушающий взгляд мы называем иронией». «Ирония – не отдельное, случайное настроение художника, а сокровеннейший живой зародыш, средоточие всего искусства».

Заключения русского ума, столь всеобъемлющие, исполненные сострадания, неизбежно имеют привкус исключительной грусти. Именно ощущение, что нет ответа на вопросы, которые жизнь ставит один за другим, и что история заканчивается в безнадёжной вопросительной интонации, наполняет нас глубоким и, в конце концов, может быть, обидным отчаянием.

Он всегда имеет в виду не то, как продолжительна жизнь, но какова она. Ибо не сама жизнь есть благо, но хорошая жизнь. Собственно говоря, в бытии и становлении вообще нет ничего утомительного, так же как вовсе не трудно просто существовать; при иных болезнях бывает трудно дышать, но само по себе существование проще простого; трудны и утомительны способы бытия и образ жизни. Иными словами, жить – просто, трудно создавать для этого условия.

Разумеется, смерти необходимо некое согласие, т.е. капитуляция воли к жизни. Поэтому обреченный жаждет живительного воздуха будущего. Еще одну минуту, палач, еще одну секунду, чтобы загадать желание, подумать о будущем, и, может быть, великое чудо, которое иногда оправдывает наши надежды, наполнит пустоту этой крохотной отсрочки, превратив ее в необъятное будущее.

Загадка суицидального сознания? Вопрос темперамента, неровности характера, не так ли? Может быть. Я не исключаю, что смерть является просто-напросто результатом неправильного воспитания.

Слепящий полдень. Суицид – это свято. А жизнь – это не само собой разумеющийся процесс и даже не хобби… Жизнь – это и есть непрерывный суицид. Но зачем говорить это тебе? Мы с тобой из разного воска слеплены, точнее из разного праха. Я просто не хочу быть в этом скверном месте. Пребывать здесь невыносимо. Я не хочу быть. Рок-н-ролл мёртв, а мы ещё нет, когда-нибудь да нужно это исправить…

Говоря словами Ницше, настоящую жизнь заслуживает только тот, кто всё время отрицает саму жизнь. Всякое бытие, которое можно отрицать, тем самым и заслуживает отрицания; а мудрость мира ceгo есть безумие перед Богом и быть правдивым значит… И любому человеку в конце его жизни, перед смертью, открывается шанс такой жизни, который, к сожалению, больше виртуален.

Почему вообще что-то или кто-то есть? "Я чувствую, что могу не быть… Следовательно, меня как мыслящего существа не существовало бы, если бы моя мать была убита прежде, чем я родился; следовательно, я не необходимое существо".

Как бессмысленна смерть. Как бессмысленна жизнь. И когда затянется под сердцем петля одиночества и с чистой прибыли разума придётся оброк платить, может случится чудо, и не нужно будет ничего оправдывать. Но чудо приходит поздно и лишь на мгновение, когда солнечно жмуришься в тугой петле. Вряд ли этот номер пройдёт сегодня.

Он кивает с удовлетворением, когда застревает лифт. Я всегда знаю, кто причинит мне зло, хотя сам человек, может, ещё и не собирается. Даже шифер ползет при виде меня. У меня уже проблемы складывать некуда. Типы вроде меня реже и реже возвращаются восвояси. Я погибну, как гибнут дети.

"Я" – та барабанная шкура, по которой палочками вечно колотит мальчуган? Или мы говорим только словами, посредством слов, о словах, как роман, стремящийся быть на французский манер? Я вас не понимаю. Прохожу сквозь стены, словно в них есть двери. Многие говорят, что есть.

Я ни к кому не питал злобы. Я добрый и просто устал… Просто я с этим покончил. Я желал им всяческой удачи. Среди них были и добрые, и храбрые, и выдержанные, и разумные, и они заслуживали удачи. У каждого из них свой конёк. Но меня это больше не касалось. И все же, перед уходом я оборачиваюсь к ним лицом, чтобы оно врезалось в их память.