Уткоместь, или Моление о Еве

бери любого - не хочу, или генералов с лицами боровов - почему-то других у нас нет. Но мне это надоедает, и я в конце концов делаю то, с чего и следовало начать. Я открываю альбом и открываю его на лице обер-прокурора Победоносцева руки Репина. Вот оно - живое лицо смерти, поглощающей детей, молодых солдат, старух, беременных и только что освободившихся от бремени. Ни грамма жалости, сочувствия, понимания. Одно сознательное и неостановимое поглощение человеческой жизни. Человек-смерть.

Но разве такой возьмет взятку? Разве она ему нужна для его деяний? Он же почти святой в своей смертоносной безжалостности. Дальше я совершаю глупость: я вырываю лист из альбома, сворачиваю и кладу в сумочку. "Помоги мне, обер-прокурор, нечистая сила, Константин Петрович".

Имя найдено.

Уже в лавке я заталкиваю в темноту полок дорогие напитки. Закуток у меня крохотный - на один стул и половинку стола, на котором стоит железяка-сейф.

Когда "мой Толик" придет, я закрою изнутри магазинчик, рассчитаюсь с ним в подсобке и выпущу птицу на волю. Для этого надо три минуты, пять если майор будет пересчитывать деньги.

Он опоздал на десять минут, и это было мое страшное время. Он мог передумать - раз. Он мог просто разыграть меня - два и сейчас явится не один, а с топтунами, которых оставит у дверей, чтоб уличить меня в даче взятки. Я отдаю себе отчет, что это дурь. Какой смысл меня уличать? Чтоб написали в газете, как бдительно работают наши военкомы? Он мог не прийти и потому, что решил накинуть цену. Тогда мне хана. "Три тысячи долларов, объяснил он мне, - это минимум и скидка за парный случай". Да, у меня парный случай, на этом основана справка. Тяжелые роды близнецов, асфиксия, гидроцефальный синдром, последующие головные боли и возможная неадекватность. Боже, что я наговорила на мальчиков! Но воистину "перешагни, перескочи, перелети, пере - - что хочешь..." Все про меня.

Я нервничаю у дверей, туда-сюда дергаю внутреннюю задвижку, которая изначательно на соплях и, как говорится, от честного человека. Ногтем я подвинчиваю шурупчик, и задвижка с грохотом падает мне на ноги. В этот самый момент Евгений Игнатьевич и поднимает её, скорбно качая головой над качеством нашего качества. Он все-таки пришел! Он тут! Обойдемся без задвижки, ведь всего три, от силы пять минут, и подсобку из магазина не видно, она за плотной занавеской из гобелена, которую я принесла из дома.

Я поворачиваю табличку "закрыто", прикрываю дверь, и мы идем, куда надо. Конверт лежит на краешке стола. Я беру его и сама кладу ему все в карман. И это - какая-никакая нежность, от которой Толик широко усаживается на стул и смотрит на меня, как смотришь в трехлитровую банку на свет, ища в ней пятна.

- Я вам так благодарна, - говорю я. Понимаю, это слова-паразиты, но куда без них, куда?

- Лично мне чего-то не хватает, - говорит Василиск, ерзая на стуле.

Этот случай у меня предусмотрен. Он, правда, выходит из временного размера, но в концепцию отношений укладывается. На сейфе