Уткоместь, или Моление о Еве

...Она меня все-таки догнала возле лифта, пока я - вечная клуша переминалась с тремя набитыми пакетами, освобождая средний палец, чтобы нажать кнопку вызова.

Она что-то мне сказала, материализуясь из темноты пристенка почтовых ящиков. Что-то сказала и подняла руку.

Палец успел вызвать лифт, и я очень долго падала в него, оглушительно, шелестя пакетами.

Она мне что-то сказала... Что?

"Жаль, - подумала я свою последнюю мысль. - Мне уже не рассказать всей этой истории. Жаль".

И я ушла в бесконечный зловонный туннель, о котором столько наврано. Наврано... Наврано... О...


Однажды их занесло в шашлычную на Красной Пресне. Трех молодых и красивых. Это было время, когда никуда нельзя было попасть по желанию. Время, когда табличку со словами "мест нет" выковывали одновременно с дверными ручками кафе, театров, бань и прочих людских мест. В такой системе был смысл. Разреши всем подряд мыться, где они хотят, или позволь им смотреть красивых артисток по потребности - все обрушится и полетит к чертовой матери. И тогда уже не отличить того, кому быть здесь положено, кто пущен, а чье место далеко-далеко, за той самой лужей, что расплескивается машинами во все стороны на прохожих, которым входа нет на все и навсегда.

Сегодня, в тринадцатую пятницу девяносто девятого года, то - почти забытое прошлое, но как много из него растет. Растет от вахтера, что стоял тогда у таблички и нежно и ласково касался едва-едва к допущенной заднице. Что-то растет от людей, забрызганных грязью той самой лужи. Но повторяю: сегодня пятница девяносто девятого, а мы в другом времени - в пятнице семьдесят девятого. Красивых молодых женщин пропустили тогда в шашлычную, и та, что шла последней, сунула в карман швейцара трояк. Хотя напрасно - они уже вошли, вошли за так, просто потому, что хороши были.

Это был особый случай преодоления знака "нет" - бультерьера той жизни - случай победительности красоты. Ну а если её - красоты - нет? Ну не вышло с сочетанием генов, Бог был раздражен на очередную энциклику Папы римского; "да просто не так встали звезды", - говорит один молодой человек, когда его головка очень бо-бо с перепоя.

В тот день, час, через минуту, когда наших барышень пустили за их ресницы, талии и мочки ушей, в дверь стала биться женщина, у которой отвалилась, зацепившись за ошметок асфальта, подошва, и она, в сущности, оказалась босой ногой на ноябрьском снегу. Бедняга приподнимала ногу, чтоб улыбчивый к красавицам швейцар обратил внимание на бедственность её положения и понял, что ей всего-то надо вызвать такси или каких-то знакомых. Бедняжка рисовала пальцем на стекле как бы телефон и трубку. Но вахтер, отвлекшись от пахнущих красоток, махнул рукой на бедолагу - пошла, мол, вон, - и та поковыляла дальше, плача от холода и обиды и как-то очень сильно запоминая этих "шлюх", которым жизнь отваливает полной мерой щедрости, а ей даже на малость жадничает.

Она уже тогда поняла, что запомнила их на всю жизнь. Особенно одну. Тоненькую, с пушистым