Мать ветров (СИ)

— Тааак, — Марчелло схватил следующий лист: — Арфист — Рафаэль! А Фелисиано где?

— Лютня, — девушка шустро отыскала еще двух музыкантов — кифареда и скрипача. — Ох... Марчелло, кто из них жив-то?

— Только Фелисиано, — не сразу откликнулся переводчик. Его и без того вечно сведенные брови, кажется, собирались срастись намертво. Он ошарашенно уставился на друга: — Как ты догадался?

— На всякий случай просмотрел список самых известных фигур той войны, — пожал плечами фён. Почти не слукавил. Он и вправду на совесть подготовился к визиту в дом убитого историка, но имя Габриэля с легкостью заметил и без того. Слишком хорошо знал, какая именно «болезнь» унесла жизнь золотоволосого эльфа — бывшего хозяина его отца.

— И все они эльфы, — высказал очевидное переводчик. — А теперь слушайте и не перебивайте. Я сам толком не понял до конца, что накопал... С окончания войны в Иггдрисе прошло двадцать три года. А зашевелилось что-то только сейчас. Я попытался выяснить, почему не раньше. Итак, какие итоги войны мы имеем. Ромалия при поддержке лимерийских союзников захватила Иггдрис, но постепенно ее оттуда попросили. Хельга уже упоминала лимерийские верфи, но я поискал заметки путешественников и статистические сборники в остальных хозяйственных областях, там та же картина. Формально Иггдрис находится под совместным протекторатом стран-победительниц, фактически им заправляет Лимерия. Желаемого выхода к морю, из-за которого, подозреваю, и затевалась изначально эта кампания, мы не получили, у нас только два порта. Легче стало торговать с Лимерией после того, как наши войска захватили крепости вдоль волока между озерами, но в остальном с торговыми путями у нас по-прежнему хуже, чем хотелось бы. Ромалия развивается, но расширяться ей некуда, мы заперты между Великими Горами, Черными Холмами и пустыней со скифами и прочими особо дружелюбными к нам племенами. Тут все более-менее понятно? — друзья кивнули, и Марчелло продолжил: — Дальше. Вторым следствием войны стал приток беженцев. Причем, напоминаю, одновременно с этой заварушкой случилась драка Грюнланда в Волчьих Клыках и волнения внутри страны. Али, верно? Некоторые недовольные централизацией аристократы бегут сюда?

— И не только аристократы, — добавил художник. — Не забывай про наш мягкосердечный орден Милосердного Пламени и сожжения.

— Верно. Итого, что мы имеем. Ромалию в последние годы буквально наводняют беженцы, причем большинство из них — низкого происхождения и без гроша за душой. Они согласны на любую работу на любых условиях и за любые деньги. Вы, кстати, в какой-то мере одни из них, просто вам повезло, и вы в столице.

— И правда, — растерянно прошептал Али, старательно изображая задумчивость и осторожно наблюдая из-под опущенных ресниц за Хельгой. Девушка дернула уголком губ и коротко согласилась:

— Да, повезло.

— Я изучил несколько довольно пространных описаний того, как устроена добыча руды в Великих Горах, мелиорация полей у нас на юге и работа в нашем пиранском порту, — Марчелло поймал заинтересованный взгляд друга и подмигнул ему: — Да, Али, она несколько отличается от того, что было прежде. Оказывается, стоимость труда выносливых нереев и лебедки обходятся дешевле, чем магия. Ту тяжелую работу, которую твои коллеги выполняют вручную, прежде доверяли эльфийским нитям-подъемникам. То же самое касается рытья и поддержки в надлежащем состоянии оросительных каналов. Охрану шахт проще поручить беженцам, которые преданы своим хозяевам как псы, чем тратиться на магические ключи. Про грузы и прокладку новых шахт и говорить нечего. Ну и как вам картинка?

— Выходит, эльфийская магия становится ненужной? — ахнула Хельга.

— Не то чтобы совсем ненужной... Но в главных хозяйственных областях вполне можно обходиться и без нее, — переводчик жестом попросил Али вскипятить еще воды, передохнул и вернулся к объяснениям: — Если кратко, то: дуумвират человеческого и эльфийского владык трещит по швам. Людей гораздо больше, чем эльфов, и последних допустили до власти по сути в обмен на магию. Ну, это всем известно, да прогресс-то, про который все твердили те трое, на месте не стоит. Дуумвирату три сотни лет, за это время усовершенствовали и оружие, и обработку металла, и сельскохозяйственные орудия, и медицина здорово рванула вперед. А тут еще дешевые безропотные беженцы. Как бы не решил наш король, что эльфа-то можно и подвинуть. Кстати, за последние четыре дня на площади высекли двух эльфов, причем за изнасилование и детоубийство.

— Ну, убивали и насиловали всегда, но не всегда это так бурно обсуждают в каждом переулке, — невесело усмехнулся Али. — Рабочим в порту вроде бы дела нет до эльфов, нам делить нечего, а и у нас судачили... Кто-то подзуживает людей. Еще несколько таких казней, слухи, слухи, подтянутся с праведным изобличением эльфийских мошенников, а потом... вот то потом, что начал раскапывать Пьер, и за что его убили. Скорее всего, кто-то из эльфов или по их поручению.

— Но Пьеру не было дела до дележки власти в верхах, он историей культуры занимался! — воскликнула Хельга. — Зачем ему работать на короля людей?

— Зная Пьера... Он был честным исследователем. Случайно наткнулся на что-то нехорошее, стал распутывать — и погиб, — покачал головой Марчелло. — Наверное, речь идет о каких-то злоупотреблениях или нечистоплотностях во время войны, а свалят все на эльфов, чтобы сместить короля.

— Однако мы с вами по-королевски вляпались, — фыркнул Али. Встал, снял котелок с очага и заварил чай. Его друзья молчали, видно, переваривая информацию, и художник подошел к окну будто бы с той же целью. Услышал, как Хельга разливает чай, обернулся и с искренним раскаянием в голосе спросил у девушки: — Прости, я такой невнимательный! Не спросил у тебя, как отца твоего звали?

— Регином, — тепло улыбнувшись, ответила девушка и отставила чайник в сторону.

— Рыбак Регин... Жена, две дочки, помощники-нереи, я правильно запомнил?

— Да, — подтвердила Хельга — и вдруг вскинула на друга испуганные голубые глаза.

— А саорийского юношу, который вынес тебя на руках из горящего дома, как звали? — поинтересовался Али и заботливо отодвинул подальше от подруги чашку с горячим чаем.

— Откуда ты?.. — во второй раз за вечер обалдело выдал Марчелло.

— Раджи, — побелевшим губами едва слышно вымолвила Хельга. Тряхнула головой, отбрасывая за спину светлую косу, и кивнула на переводчика: — Он все знает. А ты?

— Почти. Не знаю только, что ты за нежить, — Али, убедившись, что девушка относительно спокойна, вернулся на свое место. Еще бы самому унять внутреннюю дрожь и ноющую боль в сердце.

— Утбурд. Как видишь, я мало чем отличаюсь от обычного человека. Только ненависть к тем, кто убил меня, делает меня чудовищем. Так говорят, я-то сама не чувствую. Не сталкивалась еще с теми, кто сжег мой дом, — служанка горько усмехнулась, но тут снова глянула на художника, на этот раз взволнованно и требовательно: — Но ты? Ты от самого Раджи знаешь эту историю? Выходит, он близкий тебе человек?

— Он... был моим отцом.

Был. В первые три дня после гибели командира армии Али держал себя в руках ради старшего брата. Позже — ради мамы. Лишь изредка двойняшки позволяли себе дать выход горю и беззвучно плакали друг у друга на плече, забившись куда-нибудь в самый дальний уголок лагеря. Здесь, вдали от семьи и товарищей, фён не разрешал себе слишком часто вспоминать папу. И уж тем более никогда прежде он ни вслух, ни мысленно не произносил это короткое страшное слово.

— Был, — эхом откликнулась Хельга и медленно поднялась. Как и Али. Служанка и художник неуверенно шагнули навстречу друг другу — да так и замерли. В свете очага и единственной свечи голубые и зеленые глаза ярко блестели от непролитых слез.

А потом, громыхнув табуретом и расплескивая чай из качнувшихся от его неловкого движения чашек, поднялся и Марчелло. Он молча подошел к друзьям и разом прижал к себе обоих сирот.

Как ни хотелось всем троим обратного, Марчелло отправился домой. Он прежде ни разу не ночевал у друзей и понимал, как плохо будет маме, если он не вернется вечером без предупреждения. Али проводил друга до безопасного места, где по случаю позднего часа переводчик на всякий случай поймал извозчика, и вернулся в свою каморку. Хельга же не обязана была отпрашиваться у своей хозяйки на ночь и осталась со спокойной душой. Да она бы и так осталась.