Фотографирование осени

параллель мудрости, надо встать на неё, и всё поймёшь в тот

же миг». Ладно. Гитлер перестал убивать солдат, начал соби-

рать корабли, готовить снасти. Как раз к августу управился.

Сел на белый корабль, отправился в море, и того солдата, Фри-

ца, с собой забрал — пригодится. Он не хотел с Гитлером на од-

ном судне по морю идти, к тому же, боялся воды, но — служба. .

Много раз представлялся Фрицу случай утопить Гитлера,

столкнуть с корабля, да и всё. «Что мне стоит, — рассуждал он

временами, — душу свою сгубить, зато народ от войны спа-

сти?» Но никак не мог — надеялся на мудрость рейнской деви-

цы, рука не поднималась.

И вот попали они в Арктику. Кругом холодно, а они в своей

военной форме. Другой бы на месте Гитлера развернул свои ог-

лобли да и домой, домой.. Но он упорный — ищет свою мудрую

параллель. А в Арктике параллелей всего ничего. Ну, одна-две-

три — и всё! Ходили они с Фрицем по льду, ходили, переклика-

лись. «Эй! — позовёт Гитлер.— Не видно ли той параллели?» —

«Никак нет, — ответит ему солдат (он к тому времени уже

научился отвечать по-военному), — не видно». — «Ну-ну», —

пробормочет Гитлер тихонько, и дальше ищет идёт. И вот од-

нажды Фрица как будто стукнуло что — по голове, и в глаза

ударило. Сначала думал — солнечный льдяной удар, который

зрения лишает. Перед глазами всё белое, главнокомандующего

не видно, океана за ним не видно. Постоял так с минуту, ничего

не видит. «Эй! — закричал не по-уставному, — э-эй! Где я?»

Гитлер к нему подбежал, волнуется, спрашивает: «Что такое?

Доложить обстановку!» От этих слов как будто белая пелена с

глаз Фрица спала, зато красная настала. «Докладываю! — кри-

чит он, — обстановку! Стою на параллели мудрости и охраняю

её по причине прямого подчинения ей же, то есть, мудрости!

Она ничего не говорит, но показывает!» Гитлер так и засто-

нал: это он должен был встать на мудрую параллель и подчи-

ниться ей! Стал он дёргать солдата за рукав и спрашивать:

«Что она показывает, что? Доложи обстановку!» — «Вижу

красное, — начал Фриц, — это твоя война. Нету ей ни продыху

ни вдоху. Не знает она ни жалости, одно лишь страдание. Нет в

ней места ни радости, ни женщинам, ни капусте квашеной. Ни

лету, ни морю, ни рейнским берегам. Ни детям, ни старикам, ни

велоспорту. Ни кино, ни танцам, ни опере. И пива там тоже

нет! — и повернул грозные глаза к Гитлеру, — и всё это из-за

тебя! Из-за твоей войны. Чтобы тебя кошки подрали!»

«А ну, молчать!» — заорал Гитлер. «Нет! — заорал ещё

громче и страшнее Фриц, — пусть дерут! Всё равно моя прав-

да!»

Разозлился Гитлер и убил Фрица. Сел на корабль, поехал

домой. Пока добирался, сто дум передумал, сто мыслей пере-

брал. Сначала выходило так, что война нужна, а потом он

вспоминал всё, что сказал ему напоследок Фриц, и тогда полу-

чалось, что это очень плохо. Что делать?

Домой Гитлер прибыл тёмной октябрьской ночью. Лёг

спать в одежде, думал начать утром войну. Вызвать всех сол-

дат и заставить их идти на фронт. Пусть пешком добирают-

ся, топчут ноги. Но на следующий день по всей стране начался

октоберфест с песнями, танцами и пивом. На время он забыл о

своих планах. Потом выпал снег, и надо было разгребать до-

рожки. Потом снег растаял, и на дорожки пришлось посыпать

гравий, а на грядки садить цветы. Как-то забылась эта мысль о

войне. Так её и не было.

Так Фриц всех спас.

13. Самое тяжёлое — вставать. Хотя, нет, это не самое тяжё-

лое, потому что холодно, и хочется встать и пройтись. Легко

слушать ночью птицу дергача, пусть себе кричит, мы с братца-

ми так устали, заснём всё равно. Легко варить обед, пусть будут

супы, без второго, так быстрее — и ещё легче. Просто и легко

сидеть у костра, разговаривать обо всём, о мире, а ещё о войне,

а потом идти спать. Легко дышать, смотреть в разные стороны,

хоть на запад, хоть на восток, хоть куда — война уже кончи-

лась, не жди ниоткуда врага. Легко нам жить.

14. Всё-таки и на берёзы надо смотреть, не всё же на кости

братиков. Каждый день одно и то же: копать и копать, думать,

что когда-нибудь тоже умрёшь, попадёшь в другие пределы,

класть останки в мешки из-под сахара, в сахарные мешки. Ви-

деть на тропинке человека, всегда одного и того же — утром он

идёт за клюквой, а вечером — к себе в деревню, за спиной у не-

го рюкзак, в рюкзаке ягоды. Сейчас он отнесёт их домой, потом

продаст в магазин, а может быть, отвезёт на рынок, хотя проще

всего было бы сдать заготовителям, они сделают настойку или

что-то ещё. Как-то мы пошли по болоту, по настоящему болоту,

где мох — как облака, идёшь по нему, лишь бы пройти и не

оступиться, а то упадёшь, пропадёшь, всё. Один братовей как-

то смотрел и видел, как аист ходит по мокрому, не по такому

болоту, но всё же мокрому. Он смотрел, и вдруг говорит: мне бы

такие ноги. И мы шли по болоту и думали — нам бы такие ноги.

Мы бы смелее шагали.

Попробовали клюкву — а она весной пьяная. Сладкая, не

то что осенью, может быть, и не пьяная, но голову уносит. Мы

копали-копали, не поднимали голову почти, только посмотреть

на берёзы, и ходили всё же по твёрдому, по земле, ели тушёнку.

А тут идём — как будто кто-то положил на воду надувной

пляжный матрас, и мы ступаем по нему. И вдруг едим клюкву. У

каждого бы в голове зашумело.

У этого ягодного человека каждый день клюква, такое уж

у него дело, у нас — другое: копать. Однажды он сказал, глядя

на нас, что мы как будто в пионерском лагере — совками копа-

емся в песке, мы поднимали тогда верхового из хорошего грун-

та, кости в корнях не запутались, но он всё равно был разбро-

сан по большой площади — может быть, когда-то тут похозяй-

ничали чёрные копатели, им нужно только железное оружие, а

остальное у них — долой. Или попал снаряд. Теперь ищи долго,

можешь и не найти всего. Всего брат-солдата. Посмотри на бе-

рёзы, как дымом будто опутаны. Слушай, как по деревянным

стволам, по клеткам поднимается кверху сок. Клюква живая,

листья на деревьях живые, живые слова ходят кругами. Весна

наступила всё же.

15. Конечно, надо быть радостными, на три недели нельзя

оставаться всё время в грусти. Мы шутим друг над другом,

вспоминаем смешные случаи. Почему нет.

Например, было такое, что нам тяжело, еле добрались до

того места, где потом жили все эти недели, едва донесли всё,

что взяли с собой — и инструменты, и щупы, и свои личные

вещи, спальники (спальные мешки), и хлеб, конечно, хлеб. Нас

тогда было мало, немногие братовья смогли приехать в боло-

тистую область, нам пришлось тяжело. А тут ещё надо нести

останки в деревню. Нам вызвались помочь местные жители,

такие же братовья, они узнали мобильной связью, что нам

трудно, что нас мало, нести тяжело. Решили найти. Позвонили,

сказали — мы выходим. Мы ждали несколько дней, сами копа-