Фотографирование осени

М а р и я Б о т е в а

Фотографирование осени

Собрание прозы

Ailuros Publishing

New York

2013

Maria Boteva

Taking Pictures Of Autumn

Ailuros Publishing

New York

USA

Фотография на обложке: Мария Ботева.

Фотопортрет Марии Ботевой: Светлана Ботева.

Редакторы: Илья Кукулин, Елена Сунцова.

2013 Maria Boteva.

ISBN 978-1-938781-11-7

Театр Износ-Рукавицкой

Дневник

11.01.

Ночью ко мне пришла Виктория Нусс-Рукавицкая. Села на

кровать со мной рядом. Я ждала, когда она заговорит. Она не

говорила. Ждала, когда начну говорить я. Тупиковая ситуация.

Тогда мы начали обмен мыслями. «Виктория», — подумала я.

«А ты ждала Ираиду?» — подумала она в ответ. Нет, Ираиду я

не ждала, я знала, что она в Белой Холунице или ещё где по-

дальше. Отлёживается после инсульта, и не скоро ещё, не скоро

доведётся её увидеть. Всё это прочитала в моих мыслях Викто-

рия. «Ты бы хоть фамилию поменяла, что ли, местами. Ну, что

это: Нусс-Рукавицкая. Рукавицкая-Нусс лучше, хоть не будет

этого ср». «Пожалуй, — подумала она, — мне всё равно. Могу

побыть и Рукавицкой-Нусс. А ты тогда не пиши: мой холод

сгинь и рук не сдвинь». Мне как раз приснилось, что скоро я

напишу стихотворение, которое будет начинаться этими сло-

вами! «Что нам, торговаться теперь?» — с тоской подумала я.

«Нет, — услышала её мысль, — можешь ещё что-нибудь попро-

сить». Что же мне просить? Пожалуй, вот. «Можешь вообще

называться Виктория-Маргарита Нусс. Или Маргарита-Викто-

рия Рукавицкая, например». «Могу. Конечно, могу», — как-то

лениво подумала она. А я подумала, что, пожалуй, запутаюсь в

этих именах и фамилиях. И ещё стихи теперь не напишу, пер-

вой строчки-то нету. Я отвернулась к стене, и она ушла.

11.01.

Потом она вернулась, Виктория-Маргарита, и подумала:

«У тебя будет театр». «Знаю я», — подумала я и повернулась к

ней. За несколько секунд, что прошли с нашего расставания,

невозможная Маргарита Рукавицкая стала заметно выше и

толще. «Что происходит?» — подумала я. «Откуда ты знаешь?»

— подумала она. Я кивнула в сторону серванта. Сервант запол-

нен книгами. У него четыре полки, и на каждой книги. И внизу,

за дверцами, две полки, там тоже книги. А на самом серванте

стоит мой театр. Не совсем готовый, но занавес и освещение

уже есть. Осталось красиво оформить две стенки, приклеить

крышку. И всё!

— Как он называется? — спросила вслух Виктория-Нусс-

Маргарита. И пропала. Наступило утро.

12.01.

Я встала и почти сразу же начала делать мой театр. Он со-

всем небольшой, но работы хватает. Все внутренние стены те-

атра, пол и потолок оклеены грязно-голубой непромокаемой

тканью. Наружные стенки ещё не готовы. Только на двух сде-

лана аппликация. Сегодня я пришивала жестянку к заднику и

думала, дадут ли мне зарплату, а если дадут, то сколько? В это

время Маргариты Рукавицкой не было. На жестянке просвер-

лены дырочки, так что ни одна игла во время пришивания не

пострадала. Как же мне назвать театр?

Как только я подумала, что не знаю, как назвать театр, в

комнату вошла Рукавицкая-Нусс Виктория.

— Назови чьим-нибудь именем, — сказала она. Был день,

и мы могли попросту разговаривать.

— Может быть, назвать театр именем Бротигана?

— Вряд ли ему бы понравился этот пафос. А про ловлю

форели даже не думай, ещё неизвестно, какое название будет

хуже.

Вот же! Я как раз собиралась подумать о ловле форели.

Ладно. Может быть, театр восходящей луны? Но это что-то не

то. Или театр имени существительного? Имени прилагательно-

го? Имени глагола? Но глагол — не имя. Так даже лучше, вдруг

ему обидно, что он не имя?

Позвонил телефон, и Виктория Рейснер ушла. Я собира-

лась за зарплатой и вдруг снова задумалась, как же мне назвать

театр, и тут же появилась эта Маргарита Нос. «Она что, теперь

каждый раз будет приходить, как только я подумаю о чём-

нибудь?» — подумала я. «Практически», — подумала она и тут

же удалилась.

12.01.

Когда я получала деньги, её не было, этой Маргариты или

как там ещё. Но я почему-то всё равно оглядывалась, когда

убирала их в карман. Потом я пошла искать магазины с медной

проволокой (1,5 мм диаметр), красивыми дешёвыми платьями,

алкалиновыми батарейками (АА), чёрной и белой краской в

баллончиках или уж бумагой, которую можно приклеить на

лист (32х34 см) оцинкованной жести — когда имеешь дело с

театром, никогда не знаешь, что тебе может понадобиться.

Потом поехала домой. В автобусе у водителя был такой

сильный освежитель воздуха, что я сначала подумала, что за

рулём женщина. Присмотрелась. В полумраке сидел и смотрел

на улицу самый настоящий мужчина. Ладно. Салон автобуса

весь был украшен мишурой и дождиком. На приборной доске у

водителя были приклеены сувенирные игрушки, они были

прилеплены к стеклу, свисали с потолка. Я насчитала пятна-

дцать змей, заек и котиков. В пластмассовом горшке стоял и

кивал пластмассовой головой пластмассовый цветок. На зерка-

ле были прилеплены бабочки из розовой ажурной ткани. О том,

что я всё же еду в автобусе, напоминала маленькая пластмассо-

вая женщина, голая и в волнующей позе. Она была приклеена

на панельной доске ближе всего к рулю. Нет, ближе были всё-

таки три маленькие иконки. Такие маленькие, что мне при-

шлось вытянуть шею, чтобы убедиться: да, это они.

12.01.

Дома теперь не знаешь, за что схватиться. Я долго не мог-

ла решить, чем заняться. На полу валялись обрывки бумаги,

обрезки ткани, еловая хвоя. На серванте стоял недоделанный

театр. А в холодильнике лежала свежемороженая скумбрия —

она ждала соли. Приходилось делать сто дел одновременно.

Наконец я села пить чай с солёной селёдкой. Одна солёная се-

лёдка стоит столько же, сколько полторы свежемороженых

скумбрии. Соль нисколько не стоит, соль из прошлых ещё вре-

мён. Почему-то только эти мысли приходили мне в голову, по-

ка я пила чай с закрытыми глазами. А потом открыла. Невесё-

лая картина предстала взору. Грустно смотрела на меня обез-

главленная скумбрия, хвоя горкой лежала на совке, две стенки

театра жаждали клея и ткани. «Театр вносит в мою жизнь хаос,

— подумала я, — неужели так будет всегда?».

И тут вошла она, эта немыслимая женщина Виктория-

Соколова-Рукавицкая-да. Длинная синяя юбка в горох развева-

лась, красный пиджак так и бросался в глаза. Свет ста свечей

струился из её глаз.

— Оставь свою скумбрию, встань и иди занимайся теат-

ром! — громко подумала она.

Право слово, в этот момент не было никого прекраснее

её. Но как же она растолстела!

12.01.

Солнце давно зашло за горизонт, а я всё делала свой те-

атр, и немыслимая Маргарита-джян стояла у меня над душой.

Руки мои работали, а голова только и занималась тем, что ду-

мала над названием для театра. Премьера уже рядом, а назва-

ния нет. Вдруг мне вспомнилось, что Буратино назвал свой те-

атр «Молния». Но это название не подходило. Для его театра

подходило, а для моего — нет. Голова продолжала думать, кар-