Фотографирование осени

мы с братовьями, чтобы не отвыкать, не забывать те наши лес-

ные ночи. Может быть, из-за этого продолжаем видеть лесные

сны, мы расскажем ещё про них. Я и братцы. Летом нам жарко,

мы сбрасываем спальники и живём ночью так.

Можно подумать и решить, что этот берёзовый лес — это

резервация, но нужно точно знать, нужно представлять, что

значит это слово, и тогда уже говорить и решать. (Словарь

Ожегова: резервация — в некоторых странах: территория, со-

хранившаяся для проживания сохранившихся в стране абори-

генов). В лесу у нас нет с собой словаря, и мы не используем

резервации (всё равно не подходит). Это другое. Это всё слу-

чайно. Это из-за войны. Огонь, огонь и огонь. Поэтому солдаты

до сих пор там, никто не знает. И братовья ездят туда средними

вёснами, а у кого получается, тот ездит ещё ранней осенью, а

может быть, живёт половину лета.

Мы покажем тебе что-то в лесу, сказали мне братовья, по-

едем с нами, и я поехала с ними. И увидела лес, белый берёзо-

вый лес, весенние нежные цветы подснежники, лягушек, май-

ских жуков, чернику, бруснику, ягоды клюквы, сухую траву,

солнце, воронки, остатки артиллерийских снарядов, гранаты,

патроны, гильзы, миномётные мины, противопехотные мины,

взрыватели, детонаторы, старые противогазы, старые котелки,

старые сапёрные лопаты, ржавые каски, шинели, ещё годные

винтовки Мосина без приклада, ботинки, остатки звёзд с пило-

ток красных бойцов, офицерские кубики, пуговицы от шинели,

от гимнастёрок, рыжую ржавую землю, совки, щупы, лопаты,

металлоискатель, резиновые и текстильные перчатки, каждый

день видела братиков. Братьев-братовьёв и братьев-солдат.

6. Это слово пришло из других языков, зачем нам тут ещё

резервация? В лесу нет словарей, мы не будем о ней, стоит

лучше поговорить о декабристах. Средняя весна, костёр и уже

темно — самое время вспомнить о декабристах. Мы могли бы

побеседовать о них, хоть немного. Для лесного костра, для

компании у лесного костра этот разговор очень подходящий.

Ещё нет комаров, безоблачное небо в звёздах, тишина, темно-

та. Кто это? — говорит один братец. И другой говорит: кто это?

Мало братьев помнят историю о декабристах, разговор не по-

лучится. Они много знают о братиках, лежащих тут, в берёзо-

вом весеннем лесу. Но почему? Разве не такие же нам братики

декабристы?

Братовьям много, да, многое известно про эту область,

про войну, про то, что тут было больше шестидесяти лет назад,

почти семьдесят. Они могут рассказать всё, показать на карте

(в одном сантиметре пятьсот метров). Но не знают ничего про

декабристов, про ссылку, про их голубушек жён. И про глубину

руд. И у них тоже, у декабристов, уставали руки и опухали. Так

уставали, просто невозможно опустить, если они подняты

вверх и закинуты на подушку, лежат рядом с головой.

Подушек не было у нас, спали на свёрнутой одежде. Мож-

но было принести надувную, например, и надуть, и спать. Но в

рюкзаках было так много всего, что уж подушки точно выкла-

дывали. И спали на одежде, если не пригождалась её надеть. В

этой болотистой области в средние вёсны выпадают такие мо-

розные дни, что вечером не хочешь ложиться спать в этом хо-

лоде, а утром не хочешь вылезать из палатки на улицу, под

кроссовками хрустит иней. Правда, холодно. Если бы была зи-

ма, то холод сочетался бы с красотой. А тут он с красотой не со-

четается. Весенняя красота и зимний холод, только и радости

по утрам — свежий воздух.

7. Мы вспоминаем зимний холод, зимнюю красоту, когда

всё белое. Так было непривычно приехать сюда, в болотистую

область, где нет снега. Кажется, только вчера он лежал у нас

под ногами, только вчера ещё не было листьев на деревьях,

мать-и-мачехи на земле. И вот — ни снега, ни льда, только хо-

лод, нежные зелёные листья, майские жуки (хоть ещё не май),

берёзы задеты зелёной листвой, скоро она пойдёт в рост, цве-

тут белые подснежники, в некоторых местах их столько — как

веснушек на носу, целые футбольные поля, на дорогах радуют-

ся жизни лягушки, но рядом с нами их мало, странно, болото, а

их нет. Птица дергач кричит каждый вечер, хочет помешать

нам спать. От этой красоты вокруг какое-то безумие может

охватить нас, в голове вертится слово «прекрасно», однако,

надо быть серьёзными. Нельзя забывать и об опасностях.

Если смотреть на весенний берёзовый лес, когда живёшь

в нём, то есть через него, сквозь, в него — то в сердце возника-

ет чувство, а в голове слова: нельзя остыть. Что это значит, кто

его знает, ни один брат не скажет, никто-никто. Глаза хотят

сохранить эту красоту — надолго. Очень надолго. Смотришь на

берёзы, сквозь них, так, будто в глаза что-то попало, может

быть, дым. Но такой, не едкий, а маскирующий. Может быть,

из-за этого даже успокаивающий. Это только одна опасность,

потому что красоту можно сохранить в глазах, только глядя

вверх, на берёзы. А надо смотреть вниз, в землю.

А вторая опасность — мины и взрывучие вещи.

8. Снова язык. Мина — синоним опасности и смерти. И гра-

ната, и колючая проволока бывает таким синонимом, и газы, и

много чего, а война тем более. Это самое главное тут слово, оно

дирижирует всеми синонимами смерти. Но смерти нет, это

надо сразу же сказать. Запомните, а то больше ничего не выне-

сти. Есть братики, которых уже нет, то есть, другие думают, что

их нет, их дети и внуки так думают, их родственники. А на са-

мом деле они есть, просто в других пределах, там они дышат. А

тут лежат, в нашей земле. И надо их как-то найти. Один брато-

вей искал кого-то, может быть, свою любимую, в то же самое

время, когда искал братиков. И их, и кого-то ещё, каждый день

искал, копал, каждый день куда-то звонил, когда выходил в ме-

сто, где есть связь. Потом возвращался в лес, приходил груст-

ный, забирался глубже в лес и снова искал, повторял: вы соль

земли, чем же ещё сделаешь её солёной. Ну, нет, говорите вы,

нет, только не надо солить землю, нет, кидать в неё эту самую

соль. Но это всё же продолжается и продолжается. Некоторые

думают, что ничего особенного, и что соль снова станет — и

начинается война. Значит, не всякая соль. Если же человек, то

его нельзя вернуть, повторим это снова. Язык это говорит, и

мы можем всегда повторять.

9. Эти братики, брат-солдаты, которых нет, они в других

пределах. Но они доподлинно здесь. Правда. Их можно найти.

Если не смотреть попусту по сторонам, не терять время, а взять

щуп — железную вицу, втыкать его в землю и слушать звук, мы

услышим их.

Услышим солдат. Услышим, как говорят их кости. Их по-

тревожили, и они говорят гулко. Больно ли кости, когда через

землю её касается железо? Жалко их. Камни под щупом звучат

звонко, железо скрежещет. И кости звонко-глухо. И звонко, и

глухо, но чаще глухо. Некоторые корни, некоторые несуразно-

сти деревьев вводят нас в заблуждение. Если задеть их, будет

тот же звук, что у костей. Начнёшь копать, думаешь: вот сейчас

покажется под землёй солдат, сейчас его можно будет достать,

заплакать над ним, сказать — вот он, он здесь, а смерти всё-

таки нет. Но это оказывается шишковатость, сучок, который

когда-то впился в дерево, дерево потом истлело, а он остался,

упал в землю и звучит. И сбивает с толку братовьёв. Скоро вес-

на станет поздней, вылезет много зелёной сочной травы, не