Фотографирование осени
Фотографирование осени читать книгу онлайн
Писательница из Кирова Мария Ботева вполне известна как детский прозаик. Однако вышедший только что небольшим тиражом в нью-йоркском русскоязычном издательстве "Айлурос" сборник "Фотографирование осени" — первая книга ее взрослой прозы. Рассказы и циклы Ботевой — это проза отчетливо женского взгляда. Они располагаются в пространстве между Людмилой Петрушевской, Майей Кучерской и, скажем, Линор Горалик. Это женская проза, пребывающая в невиданном сгущении. Драмы, для которых многим потребовался бы роман, у Ботевой умещаются в несколько страниц, а иногда и в пару абзацев. Проблема в том, что, при всей пронзительности ее текстов, рассказы Ботевой, особенно когда читаешь их подряд, начинают казаться слишком легковесными, симпатичными. Их воздушная притягательность оборачивается почти пустяковостью. Им можно умилиться, проникнуться жалостью ко всем маленьким существам и вещами, о которых Ботева пишет (подросткам, одиноким и не очень женщинам, мечтам, заброшенным деревням, мертвым солдатам), вздохнуть и пойти дальше. Но есть буквально пара текстов, к которым это не относится. Легкость становится в них удивительной весомостью, какой-то невещественной монументальностью чувства (в первую очередь, конечно, любви). Ради этого десятка страниц стоит прочесть всю эту книгу.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
тер, быстро сделал мне сайт, где-то рассовал рекламу, теперь
пишу к юбилеям, свадьбам, деньги платят хорошие, можно пе-
ребиваться. Кидают на телефон, я всем говорю номер, потом с
него перевожу на счёт, готово. Стихи получаются хорошие, в
старинном шотландском стиле, но сердцу не прикажешь, я не
могу любить всех этих людей, только в то время, пока пишу,
пока сижу за столом. Я их просто не знаю, едут и едут машины,
смотрю на них, и хочется реветь, почему всё так, конечно, он
потом нашёлся, принёс бананы, любимая его сладость, и он не
любит меня, и никого, сердцу же не прикажешь, мой тут прав.
Он вообще всегда прав, приходит и обнимает, и всё, я ему це-
лую, целую руки, как он прав, прав, если начнётся война, я буду
ждать его. И его тоже.
Огонь и огонь, и нельзя остыть
1. В средние вёсны — не ранние и не поздние, а вот в сред-
ние — да, в средние вёсны, когда деревья дают своим листьям
волю распуститься, бывала я в болотистой области. Да не одна,
а с братовьями, с братцами. Мы бывали там, верно, вместе, и
готовили на огне, и спали в лесу, почти на земле, но лишь толь-
ко в палатках, и подолгу не мылись. И так далее, далее, далее.
Всё это было в болотистой области, и об этом и будет нелёгкий
рассказ, почему нелёгкий?
Сразу скажу, можно сказать, что рассказ этот не из лёгких,
ну, а чего ждать, и дела мы делали там непростые, довольно
тяжёлые, но всё же посильные нам, слабым человекам из
вполне тоже болотистой области. Конечно, иной братец и
сильный, и красивый, и отважный, но и он нет-нет да и напи-
шет кому сообщение, и отправит мобильной связью: мы ма-
ленькие и плачем. Глядишь, и он присядет отдохнуть, а иногда
и ляжет спать. Нет всесильных людей, пожалуй. Не осталось.
Вот и надо приготовиться к тому, что сюжета в рассказе
не будет, а будет только лес, тяжёлый труд, весна, колючая
проволока, снаряды и братовья, которые дышат, и братики, ко-
торые дышат неслышно где-то в других пределах. А сюжет,
наверно, когда-то и был, и кое-кто его даже мог бы повспоми-
нать, но теперь его всё же не осталось.
Вот как начинается рассказ.
2. Братовья сказали: поехали в тот лес, мы покажем тебе
его, а ты будешь нам помогать. Я поехала. Это было впервые, но
и потом мы тоже туда ездили. Добираться в тот лес так далеко,
нарочно и не придумаешь, да тут и нет неправды, в рассказе.
Пока доехали, сменили два поезда, потому что первый истоп-
тал все колёса до полного уплощения, высадил нас, а тут вто-
рой подошёл, но всё равно нам довольно пришлось идти и сво-
ими ногами, но сначала ещё проехались на тяжёлой технике
машине, почти вездеходе. Но и она не смогла пробраться в бо-
лоте. Рельсов нет в том лесу для поезда, вот что, и для машины
там нет дороги. Мы не несли с собой подушек, нет, не было у
нас и оружия, тоже нет. Мы несли хлеб. По земляной дороге с
лягушками в лужах, по лесной болотистой тропе мы несли
хлеб. Хлеб был в сумках, сумки в руках, а за спиной, в рюкзаке,
конечно, была тушёнка, одежда, спальники (спальные мешки),
то есть полностью укомплектовано.
На ногах — болотные сапоги, а ноги внутри — в портян-
ках. В этом что-то есть — нести хлеб через весь лес, а ноги в
портянках. Один братец так и сказал: в этом что-то есть. Хлеб
промок, буханка, но мы съели её быстро, в тот же день, а назав-
тра ели уже следующий, не подмоченный, а простой.
Так начинается рассказ.
3. Тот хлеб мы съели быстро, раз — и всё. Утомились и хо-
тели есть. Но у нас оставался ещё. Каждую весну мы ели подмо-
ченный хлеб, очень голодные, очень быстро, но у нас всегда
оставался ещё. У нас, у братцев, которые дышат здесь. Каждую
весну. Тот, который оставался, мы доедали в другие дни. Впе-
реди было три недели, и хорошо, что он не промокал весь сразу.
Есть хочется каждый день.
Каждый день мы работали. Выходные — только Пасха, и
то она выпадала в это время не каждый год. Когда-то мы при-
езжали и после Пасхи. Каждый день надо было раскапывать
землю. Это не шутка, так оно всё и было. Мы раскапывали и
смотрели, кто там.
Там были брат-солдаты. Их ещё очень много. Они братья
ваши и наши, твои и мои. Земля большая. Места в ней без счёту,
похоже. Война была длинная. Солдат воевало много. Так много,
что кружится голова. Так много, что когда все воскреснут,
встанут и пойдут, то остальным станет страшно, страшно. Кто-
то подумает, что начинается снова война. Но нет. Это идут всем
нам родственники.
4. Каждую весну мы копали землю. Днём копали, ночью ло-
жились спать. Утром вставали с опухшими руками. Они опухали
от работы. У всех от работы так. Ночью руки отдыхают, спо-
койно лежат вдоль тела, всё тело отдыхает. Руки лежат, их не
поднять, даже если захочешь — так тяжело. Надо дать им от-
дохнуть. У всех есть руки. Давайте им отдыхать.
По утрам глаза радуются. Смотришь и видишь берёзы.
Никаких ёлок, никаких сосен, ничего хвойного, только белые
стволы с чёрным. Разве только осина иногда. Одна на тысячу
берёз. В средние вёсны в болотистой области мы брали сок из
этих берёз. Надрезали немного дерево, подходили вставали ря-
дом, совсем близко, трогали кору губами, на них оставался сок.
А может быть, дерево было слегка надломлено, какая-нибудь
из веток, ставили кружку, в неё набирался сок, его и пили. Вот и
весна, поглядите. Вот и весна, повторяли мы и отхлёбывали
понемногу. Каждому доставалось чуть-чуть. Мы набирали по
кружке в день. Это же надо следить, менять посуду, куда-то пе-
реливать. Искать подходящую берёзу, чтобы надрезать ещё и
ещё набрать. А нам некогда.
Можно подумать, что и сны в таком лесу тоже берёзовые,
тоже пахнут соком и средней весной. Но это не так. Сны тут тя-
жёлые. В лесу ночами было темно, на душе тяжело. Руки боле-
ли, спина тоже. Вот и сны плохие. Не будем их пока вспоминать.
Как-нибудь потом. В рассказе пока полно места. Он только
начался.
Если там и было что-то берёзовое, то сам лес. Не смотреть
под ноги — и покажется, что живёшь в сплошной благодати. Но
смотреть надо — можно наступить на гранату, сапёрку, оско-
лок снаряда, колючку, противогаз и на много чего ещё.
Война была большая. Боеприпасов требовалось много.
Вот и остались следы. А эти берёзы тогда тут не росли. Были
другие. Это же разное время. Прошло даже больше шестидеся-
ти лет, почти что семьдесят. Тогда ещё были солдаты, теперь
их нет. Не осталось.
5. Сейчас мы с братовьями едим сахар, соль, булочки и дру-
гое, но тогда, в лесу, мы этого не ели, потому что всё это быстро
кончалось, заканчивалось, тратилось. Мы так и жили там без
сахара и почти без соли, так. Соль как-то раз замочили, и она
стала камень. Этот твёрдый камень можно разбить, и тогда по-
лучится снова соль. Соль снова станет. Если же человек, то его
нельзя вернуть.
Кроме того, по дороге мы можем промочить хлеб, чаще
всего мы так и делаем. О, эта нескладность — промоченный
хлеб. Вот кто-то оступается в болоте или нога случайно опуска-
ется не на тропинку, а мимо — и половина братца уже в ворон-
ке, и руки с хлебом в воде — стоят средние вёсны, и любое
углубление полно водой, конечно. Вода всюду в земле, земля
вся мокрая, чёрная от сырости, она сама родит воду.
Мы спим дома под спальниками (спальными мешками),