Фотографирование осени

жды ему было задано определить местоположение мелиора-

тивного канала у родной деревни, но он даже не взял в руки

карту местности. На вопрос, где же находится канал, Лёня про-

сто ответил: где-то в России.

Николай Иванович слёг с сердечным приступом. А когда

вернулся в школу, сделал вот что — достал из потаённой стены

золотой гвоздь. Весной, когда таял снег, потекла крыша, чего

никогда в школе не бывало, вода затопила верхний этаж, зали-

ла документы. Потом с потолков начала падать штукатурка, за

ней отвалились от стен географические карты. К концу отопи-

тельного сезона из печей повыпадывали кирпичи. Наконец,

Варжа подтопила берег, и здание опасно накренилось в сторо-

ну реки. Следующего учебного года не было. Всё равно школу

хотели закрывать по оптимизации.

Постепенно деревень в округе не стало. Жители по-

умирали или разъехались. Николай Иванович тоже уехал — в

Белую, держит овец и живёт в одиночестве. За водой спускает-

ся к роднику — от его дома на северо-северо-запад порядка 800

метров, вниз по склону в 120°, и в лес, до родника 21 метр. В

начале лета по дороге можно наблюдать цветение ландыша.

Вода очень холодная и вкусная, обнажает подзолистую лесную

почву.

Два Займища

Когда-то на Варже были две деревни с названием Займи-

ще. Одно займище Верхнее, а другое Нижнее. Верхнее — выше

по течению Варжи, Нижнее — ниже. Глядели друг на друга с

разных высоких холмов — взгорьев. Горы остались, а вот де-

ревни умерли.

Всегда жители Займищ соревновались, у кого жизнь луч-

ше: где дома больше и надёжнее, кто сколько льна сдал госу-

дарству, где парни смелее, в какой деревне девушки красивее.

И выигрывала то одна деревня, то другая, а на самом деле, всё

было одинаково. И даже фамилии у жителей были одни и те

же: Иверневы, Ворошнины, Воронины, Стрюковы да Сельборо-

довы. А когда-то названия деревень были совсем другие. Никто

уж и не помнит, какие. А эти прижились вот из-за чего. Как-то в

Верхней деревне закончилось сало и сливки. Как раз накануне

коллективной свадьбы — женились сразу пять пар. Буквально:

послезавтра свадьба, а угощения не хватает. Послали гонцов в

Нижнюю деревню, те пришли и просят взаймы. Им говорят:

«Да вы так берите!», а посланцы ни в какую. Ну, хозяин — ба-

рин. Дали взаймы, да ещё потом догнали и дали дополнитель-

но творогу и гусиных яиц. И ещё потом догоняли и давали бра-

ги. И ещё хотели нести огурцов, но посланцы уже были почти

что дома, не побежали за ними. Свадьба прошла — в Нижней

деревне было слышно. Угощения хватило, земляки довольны,

молодые счастливы.

Пришло время отдавать долг. Принесли обратно и яйца, и

сало, и брагу с творогом. Ещё сливки, молоко, сметану, мясо,

где-то достали южную кукурузу в початках и помидоры. «Лиш-

нее-то куда нам?» — спрашивает Нижняя деревня. «А вы зай-

мите!» — отвечает им Верхняя. Так и стали друг у друга зани-

мать да отдавать, дарить да отдариваться, и всё больше и

больше, долги росли, как снежный ком. И деревни получили

свои названия займищ.

Чтобы отдавать долги, мужики начали уходить на зара-

ботки в люди. То в Малиново колодец выроют, то в Чистяково с

сенокосом помогут. Кто-то и до другой области дошёл, но там

люди такие бедные, что самим впору занимать. Пока ездили,

свои хозяйства пообветшали, сосновая черепица на крышах

прохудилась. На поветях новая лежит, а крыть некому. Все

только и делают, что работают на чужих, отдают долги, снова

занимают и опять отдают. Совсем закрутились. Так бы дома и

упали, и хозяева бы поразъехались, и умерли бы деревни

раньше срока. Но однажды директор школы на общем роди-

тельском собрании предложил всем долги простить. Люди сна-

чала засомневались, но немного подумали и согласились. Об-

нулили. Всё. Никто, никому, ничего.

Дышать стало легче. Чтобы больше ничего не занимать,

жители Нижнего и Верхнего Займищ перестали ходить друг к

другу в гости. Дети в школе встречаются, играют вместе, шу-

тят, но в чужую деревню — ни ногой. Вроде и не ссорились, а

так, чтобы посидеть где-то душевно, нечего и думать. Родители

на всякий случай на рыбалке стали подальше друг от друга

вставать, за грибами верхние идут по лесу выше, а нижние —

ниже. Потом разговаривать перестали. Раньше хоть по рации

перекрикивались. На одном холме радиолюбитель Володька,

на другом — Валентина. У них всегда радиостанции были

включены. Кто хотел, мог прийти, поговорить с другим Займи-

щем, поинтересоваться погодными условиями, видами на уро-

жай. Ребята сверяли ответы в домашнем задании. Тут и этого

не стало. Валентине муж наказал станцию выключить, чтобы

не шеборчала. А Володька чего, рыжий? Ну, включал иногда,

когда никто не видит и не слышит — новости узнавать, что там

в мире происходит.

Теперь никто никому не должен, а жить, наоборот, стало

хуже, как-то не по себе. Выйдешь на простор, дышишь полной

грудью, любуешься красотами, взгорьями, низинами, родной

Варжей — глаза бы не глядели. Тошно. Чего-то не хватает. Тут

Володька услышал по радио, что в Пенсильвании, говорят, не-

плохо жить. Тепло. Собрался и поехал. Правда, добрался только

до Латвии. Но и там ему понравилось. Стал по рации всем со-

общать, звать. Валентина, оказывается, тоже тайком свою

станцию включала. Побежала по деревне: «Латвия! Володька

всех в Латвию зовёт!». Так громко кричала, что в Нижнем Зай-

мище её услышали.

Вот уж были очереди в вологодском овире, когда обе де-

ревни пришли за границу отпрашиваться. В Латвию, как один.

Выпустили всех, времена-то пришли свободные. Теперь

обе деревни в Латвии живут. Дома, правда, перевезти было до-

рого, пришлось новые строить. Зато теперь все вместе, в одной

деревне. Называется она просто — Займище.

Два Чистяково

Верхнее и Нижнее Чистяково стояли напротив Верхнего и

Нижнего Займищ, только на другом берегу Варжи. Сейчас их

почти что не видно, перейдёшь реку от Нижнего Займища по

бывшему мосту, по каким-то брёвнам, поднимешься вверх на

гору, окажешься в бывшем поле. Кругом трава, трава выше го-

ловы, сверху солнце, пекло, духота, что уж тут, какие красоты

разглядывать. И вот вдруг тень от облака упадёт на землю,

поднимешь усталую свою голову, глаза обратятся в зрение — и

далеко стоят липы, скромно их цветение. Под липами что-то

темнеет. Дом. Ещё и ещё. Немного. Это и есть Чистяково. Верх-

нее или Нижнее? Верхнее или Нижнее. Оба стали пейзажем.

Никто не вспомнит, не скажет, что стало с Чистяковыми,

как жили тут раньше, когда деревни ещё были целы. Говорят,

что в Чистяковых жили всё родственники, но их сгубили стра-

сти. Что это значит, не скажет даже престарелая Полина Ива-

новна из Большого Ворошнино. Какие это были страсти, за что

деревни так наказаны безвестием, даже не можешь подумать

— волосы шевелятся от ужаса. Может быть, один брат позави-

довал другому и его уморил? Или старшая сестра увела у

младшей жениха, а та в отместку старшенькую со свету сжила?

Или все проигрались в азартную игру карты и пошли по миру,

только вместо этого начали разбойничать, озорничать да и

стали преступниками, греховодниками? Или соломенная вдова,

а может, солдатка, загуляла и совратила много кого, и все по-

страдали от этого? Или просто обе деревни ушли в разнос да

так там и остались? Что теперь гадать.