Мать ветров (СИ)

Волшебный колокольчик председателя пытался поддерживать порядок в зале, но обсуждение все равно вышло, мягко говоря, бурным. Али слушал, отвечал, слушал, слушал и совершенно по-детски радовался тому, как много у него сторонников. Теперь, после широкой огласки дела, седого бородача просто не посмеют вернуть в лагерь. И пора было бы перейти к самому позорному лагерю, но тут кто-то догадался выкрикнуть:

— Поди ж ты, как товарищ Али со своими заключенными носится! И такие они у него, и добрые, и хорошие... А что мы про тюрьмы знаем? Коли мужикам баб не хватает, так они другими мужиками не брезгуют! Может, потому товарищ Али так с ними задружился, что ему шибко понравилось, а?

Испугаться Али успел. Что-либо предпринять — нет.

Марчелло перемахнул через два ряда, выволок незадачливого оратора в проход и приложил мордой об пол. Поднял за шиворот, собирался бухнуть еще раз — но его оттащили в сторону.

Не дожидаясь колокольчика ошарашенного председателя, от дверей рванули два охранника. Один поднял парня, прижал к окровавленному носу платок и повел прочь. Другой крепко стиснул за плечо Марчелло и что-то зашептал ему, явно успокаивая.

У председателя наконец-то прорезался голос.

— Да вы с ума посходили! Товарищ Марчелло, ты что творишь?! Ты на заседании Совета! Ты вот эти бумаги, о правилах проведения Совета, читал?!

— Бумаги, говоришь? — усмехнулся Марчелло. — Бумаги, бумаги, у нас повсюду бумаги! Прикрываемся бумажными правилами, распоряжениями, постановлениями... Как последние трусы. Ты ждешь, что ради твоей бумажки я позволю оскорблять моего мужчину?

— Ты за это после Совета хулиганку получишь! Охолонешь пару деньков в тюрьме твоего... мужчины.

— В Пиранской тюрьме я сидел, в Блюменштадтской — еще нет. Прекрасно! Возвращаемся к дискуссии?

По пути на трибуну Саид не удержался и сгреб Али в охапку. Они это сделали! Они все дружно добились не только закрытия конкретного лагеря, но и полного запрета на создание подобных лагерей.

— Давай, последний рывок, братишка, — шепнул Али.

— Повеселимся, — хохотнул Саид и взошел на трибуну.

Хотя им было вовсе не до смеха.

Через два дня после того, как Марчелло попытались отравить, Саида сняли с поста главы ЧК. Сделал это малый Совет, который созвал экстренное совещание. Саиду выразили недоверие в связи с тем, что он перестал справляться со своей работой. Да-да, конечно, и людей в коммуне он спас, и заговор раскрыл... Только вот раскрывает, раскрывает, но не предотвращает. Марчелло спас по чистой случайности, а Республика лишена труда видного ученого!

Сняли Саида, правда, с перевесом в три голоса. Из них один принадлежал Анджею. И он, и Марта уже знали, о чем говорил на лекции Марчелло, увидели намеки на себя... Анджея и Марту арестовали спустя три дня. Обвинили в контрреволюционной деятельности.

Однако новому главе на Совете отчитываться было попросту не о чем, поэтому на трибуну и вышел Саид.

Десять лет подряд он делился с товарищами достижениями и провалами ЧК. Советовался, спорил, просил, предлагал. И сегодня не отступил от привычки, хотя с каждым словом ему все больше казалось, что это не беседа, а доклад.

— Товарищ Саид, так чего, успел ты нарыть, кто Марчелло травил-то?

— За два дня? Шутите? — Саид отвесил саорийский поклон в сторону нового главы ЧК. — Это нынешний мой начальник раскручивать будет, меня и в рядовых-то в другое дело пихнули.

— Да вы что там себе в ЧК думаете? — возмутилась высокая видная женщина, представитель заводского совета. — Если человек с самого начала вел такое сложное дело, как его можно туда не взять уже рядовым?

— Вел безуспешно, — развел руками новый глава ЧК.

— Два дня! Ты сам-то за два дня успешно сумеешь?

Отлично. Просто великолепно. Завязалась перепалка. Саид не торопился покидать трибуну, при этом стоял на ней с самым скромным видом, мол, я тут мимо проходил.

— Разрешите? — он вскинул руку аккурат после колокольчика председателя. — Как чекист чекисту, — Саид еще раз поклонился начальнику и загадочно подмигнул. — Доказательств нет, зато есть кое-какие мыслишки. Ну сам посуди. На малом Совете в день, когда травили Марчелло, почти все разругались просто вдрызг. Я что-то там вякнул, что буду категорически против платы за доносы. Марта и Анджей вякали намного больше, но все в рамках закона, есть свидетели. В тот же день исчезает рукопись Марчелло, а меня сняли бы в любом случае, выжил, не выжил, повод есть. После того, как меня спихнули, тут же арестовывают Марту и Анджея под совершенно надуманным предлогом, якобы они что-то там пропагандируют, хотя они просто высказывали свое мнение.

— Просто высказывали? Подобные мнения упоминал на своей лекции Марчелло, свобода, частная собственность! Уж не за это ли его хотели убрать? Мы отрабатываем версию...

— … отрабатываете версию на основе нескольких слов?

— Товарищ Саид, ты не хуже меня знаешь, что я не имею права даже перед Советом раскрывать все детали следствия.

— То же мне, тайна за семью печатями, — фыркнул Саид. — Оплаченный донос. Пока ты платишь неофициально, но, если сегодня примут закон...

Глава ЧК пожал плечами с самым невозмутимым видом. Умный, не полез в бочку. А жаль.

— Откуда ты знаешь, что платят? — праведно возмутился из зала мелкий начальник в ЧК.

А этот — дурак. Саид расплылся в самой счастливой улыбке:

— Слушай, я больше десяти лет руководил ЧК. Думаешь, пропустил бы доносчика?

Все участники заседания беспокойно загудели. Прозвучало два бездоказательных мнения, оба — от глав ЧК, бывшего и нынешнего. Еще какие-то мутные платные доносы и намеки... Пока председатель молчит вместе со своим колокольчиком, надо бы намекнуть пояснее.

— А как насчет чиновников, которым тоже досталось в рукописи Марчелло? Троих старых фёнов убрали чиновники. Интересно, кто бы мог отравить четвертого? У меня все, — Саид поклонился бурлившему, будто горный поток, собранию и спустился в зал.

Тут же, вне очереди, потребовали обсудить платные доносы и уже через четверть часа отклонили этот закон.

Гораздо дольше обсуждали тот самый проект по ужесточению мер против контры, которым когда-то грозился председатель малого Совета. В Республике действительно были контрреволюционные настроения, каких не помнили с самого ее зарождения. В основном — безобидные речи, даже не призывы. Серьезные, с жертвами, заговоры пересчитывались по пальцам обеих рук.

А люди за десять лет привыкли к безопасности, покою... Может, и впрямь хорошо бы пожестче прищучивать за крамольные высказывания? Раньше чекисты ограничивались беседами, предупреждениями — не мало ли?

Саид, Милош, Али, Марчелло, Мария и компания самых надежных соратников справлялись в дискуссии своими силами, покуда хватало аргументов, покуда их вообще слышали. Но другие, напуганные тревожными предчувствиями, все сильнее склонялись к тому, чтобы проголосовать за проект, видно, не до конца понимая, что однажды их собственные речи назовут крамолой.

— Пора, — шепнул Саид Марии.

Милош и Марчелло вскочили одновременно, прикрывая своими широкими спинами подругу, а заодно повторяя по десятому разу аргументы: о том, что нельзя бросать за решетку за личные мнения, какими бы контрреволюционными они ни казались, иначе скоро в тюрьму угодит полстраны...

— Свобода слова! Свобода слова! — дружный задорный крик не одного десятка глоток раздался под окнами здания Совета.

— Свободу фёнам! Свободу фёнам! — вторило им со стороны университета.

— Анджей! Марта! Анджей! Марта! — донеслось откуда-то слева.

Участники заседания кинулись к окнам.

Вся площадь внизу была запружена людьми. Молодые военные, строгие, подтянутые, в зеленой форме, выстроились красивой колонной под предводительством Арджуны и Отто. Рядом с ними пестро и празднично толпились студенты, которые размахивали яркими плакатами в поддержку арестованных. А позади это разудалой юности махали букетиками цветов неравнодушные горожане Блюменштадта.