Элой (СИ)

- А что потом, когда очистишься, покончив со слухами и дурной славой?

- Как что? Буду молиться Господу нашему!

- Что же мешает тебе сейчас молиться?

- Ты удивляешь меня, женщина. Я молюсь, но это не совсем то, потому что не удается полное уединение... Я после всяких страстей и недоразумений, убежав, взываю, но не получается по-настоящему один на один с Всевышним и чтоб вовсе без искушений...

- Ты наивный, - прервала его эрмана с прежним тихим смехом, прозвучавшим теперь и загадочно.

- Наивный? О, как ты меня удивляешь! Или искушаешь...

- Ты очень наивный, - гнула свое женщина. - Ты полагаешь, что можно из одного определенного состояния перейти в другое, не менее определенное. А ведь жизнь не умещается в четких рамках, и вместе с ней не умещается человек.

Удивленный Эллой воскликнул:

- И это говоришь ты, дочь харчевника?

- А ты думаешь, подобное пристало говорить лишь Агриппе или разным гуманистам, которых ты, похоже, немало повидал на своем веку?

- Нет, нет! - выкрикнул Элой в большом волнении. - Они, эти почтенные господа и праведники, они так не сказали бы. Но я совсем не удивился бы, услыхав подобное от какого-нибудь Вельзевула из семейства Флегетонов.

- Иная дочь харчевника вовсе не испустит дух от ужаса и стыда, достанься ей фамилия Флегетон. Иной Флегетон почтет за честь прикинуться дочерью харчевника вроде меня.

- Ты потешаешься надо мной...

- Отнюдь нет, милый человек, дорогой мой эрмано, - усмехнулась загадочная женщина, - не смеюсь, а всего лишь загоняю тебя в угол, чтобы ты, ученый-гуманист, убедился, что и простая дочь харчевника, а еще лучше сказать - пьяная дочь харчевника, в состоянии поспорить с тобой и на многие важные штуки открыть тебе глаза.

- Сдаюсь! - засмеялся наш герой, поднимая руки вверх, после чего они бросились миловаться и непринужденно болтать.

Торопливо, как бы думая, что слишком мало осталось молодости и надо все успеть сию же минуту, погружались они в тесный омут своего счастья. Но от их счастья странным образом был неотделим фамулус эрмано Куке. Отнюдь не в удалении, напротив, в ближних кварталах, скрипел он зубами, и, стесняясь клокотавшей в душе ярости, тихонько наводил себя на грустную мысль, что наглая, пьяная, разнузданная бабенка никогда уже, может быть, не выпустит из своих цепких ручек столь желанного ему учителя.

***

В неукротимом смятении чувств расстался Элой с Еленой. Большие недоумения скопились на пути к истине, и как бы ничего уже нельзя было и сведать о том, что истинно, а что нет в происходящем. На упомянутый путь он в свое время выбежал из прошлого, в котором был рыцарем, разбойником и слушателем всяких басен, а убегал он от того прошлого с намерением достичь основательности, но не достиг ее даже в эрманской земле, где все от мала до велика мнят себя не только основательными, но и в высшей степени умными людьми. Как же быть дальше? Прежде всего следовало решить самую насущную и жгучую проблему, а она состояла, конечно же, в том, что истина непонятна и выглядит это досадным, очень неприятным недоразумением. Истина рождается в тот удачный момент, когда действительность свободно и легко укладывается в некую внутреннюю нишу размышлений, а размышления - в некую сердцевину действительности. Это понять нетрудно, но что и как можно понять, когда ты, размышляющий, оказываешься вовсе не тем, кем себя видишь, то есть не живущим здесь и сейчас господином, а некоторой сущностью, возрождающейся то в одну, то в другую эпоху, то сознающей свою подлинную природу, то живущей как Бог подаст? И где же в таком случае действительность? На острове, откуда изгнали? Но как вложить в нее свои размышления, и как в размышления вложить ее, если она туманна и, как ни крути, представляется вымыслом?

Да и для чего нужны, собственно, эти вложения, если жить все равно приходится не на острове, а здесь и сейчас, упиваться приходится вот этой эрманской реальностью, довольно-таки, если вдуматься, скучной и утомительной. Остров только нависает уныло и грозно над сознанием, только мешает сообразительности, препятствует успеху ее проявлений. Но и без острова много всего шаткого, сомнительного, зыбкого. Он, похоже, любит Елену, а ведь это, может быть, преступление, нарушение табу, поскольку не исключено, что Елена, называющая себя Шарлоттой, его сестра - то ли островная, то ли Милагрос, с которой он убежал из дому и которая внезапно исчезла среди бела дня. Его преследует и терзает фамулус эрмано Куке, преследует зло, как это способен делать лишь чужой, преисполненный вражды и ненависти человек, а между тем выходит, если верить словам внезапно полюбившейся женщины, что этот человек - его брат. Ему хочется отогнать преследователя, даже рассвирепеть и намять ему бока, а то и вовсе убить, но разве допустимо так поступать с братом? Уж на что зол, отвратителен, пакостен фамулус, а дочь харчевника любит его и пьет оттого, что этот негодяй не отвечает ей взаимностью. Разве есть в этом истина? В этом и прочем - проглядывает хоть что-то похожее на истину?

По городу, похоже, упорно ползли слухи о сношениях Элоя с дьяволом, и на этом фоне угрюмому Куке, давно уж снискавшему репутацию фамулуса с большим будущим, оставалось только изображать собой серьезного молодого человека, с ясным и трезвым взглядом на жизнь. Он даже подумывал о том, чтобы с превеликим искусством разыграть роль твердого, неподкупного борца с самим князем тьмы. Лишь в этой роли, представлялось ему, он сможет безнаказанно, не внушая никому подозрений на свой счет, находиться при Элое и пить из него соки. Кое-какие случайно промелькнувшие люди рассказали ему о чудовищном состязании между неким субъектом и Элоем; субъект превратил руки Элоя в железные крюки и велел поднять повыше, чтобы полюбоваться своим творением; Элой не остался в долгу и вдруг вырастил на лбу субъекта огромный рог. И что же? А вот что: минуту-другую вынашивалось субъектом, а он вовсе не пал духом, намерение забодать и проткнуть самого папу, к счастью не осуществившееся. Этот сомнительный рассказ дал фамулусу повод окончательно убедиться в полной и безоговорочной виновности Элоя, он ужаснулся и с дрожью в коленках насладился моментально возникшим желанием избить или убить своего учителя, все уклонявшегося от исполнения своих учительских обязанностей. Но отсутствие Элоя, как раз порхавшего над дамскими прелестями, помешало тотчас привести в исполнение этот грозный план. Но то или иное исполнение, по мнению фамулуса, должно было состояться. Чтобы из-за отсутствия Элоя не терять время даром, он принялся превращать элоеву комнатенку в лабораторию, где хозяин, вернувшись, и приступит... Да, к исполнению. Ведь на него возложена обязанность. Он научит. Ведь пора, пора многому научить фамулуса: как из простых и бесполезных вещей получать золото, как добывать философский камень... Смирно! - крикнет фамулус учителю; и присмиревший учитель автоматически приступит к исполнению своих обязанностей. Власть в мире поделена между Богом и дьяволом, и эти двое всегда при исполнении. Борьба за полноту власти идет не на жизнь, а на смерть, и посреди этой борьбы, считал фамулус, нелишне будет наподдать учителю за его жестокое обращение с неким субъектом - вырастил на лбу у того громадный, неподъемный рог.

Обнаружив, по возвращении, почти оборудованную лабораторию в своей комнатенке, Элой вознегодовал, а фамулус только посмеивался, наслаждаясь потерянностью этого запутавшегося в дьявольских кознях господина.

- Не миновать вам ада, - сказал он с ноткой печали в голосе, - не миновать, если вы и дальше будете уклоняться от исполнения моих требований и тратить время на пустых девиц.

- Какого черта?! - крикнул Элой. А как еще, если не криком, выразить овладевшие им чувства?

- Черта? Вы помянули черта? Это вы, извиняюсь, зря. Вы, извините на честном слове, предаетесь плотским страстям все равно как какой-то пес, а это карается в аду наравне с такими пороками, как чревоугодие, пьянство, тщеславие, тиранство и другие. В жизни честные и праведные люди смеются над плотским грехом и поражают его стрелами сатиры, а в аду он карается в одном котле со всем тем, что я перечислил, и поражаем копьями и кочергами гнусных, безжалостных бесов. Задумайтесь, эрмано, и сделайте выводы. Неужели так трудно совершить над собой усилие, чтобы спасти свою душу и избежать вечных мук? Ведь вечные, вечные муки! Вы отдаете себе отчет в этом?