Великий океан

Вы часто бывали в разных странах? спросила она вдруг Резанова, когда монах зачем-то вышел из комнаты и Николай Петрович на время остался один.

Конча сказала это и покраснела. Ей в первый раз приходилось выполнять роль хозяйкив присутствии такого знатного гостя.

Резанов, давно уже с любопытством наблюдавший за ней, улыбнулся и наклонилголову.

Конча помолчала, затем вздохнула.

С белыми парусами... Это похоже, сеньор... Иногда я тоже вижу такие сны... Когда ябыла маленькой,продолжала девушка, увлекшись и присаживаясь на диван,мне казалось,что наша президия стоит на краю земли и дальше за морем начинается рай. Один раз яподговорила Луиса, и мы хотели поехать туда на лодке, но Гервасио рассказал обо всем отцу.Так я и не доехала до рая!.. Простите, сеньор...сказала она, снова краснея, и поднялась.Только сейчас она заметила, что монах вернулся и внимательно ее слушает.Я помешалавашей беседе.

В длинном закрытом платье она выглядела совсем взрослой, тяжелые волосы оттягивалиназад маленькую голову.

Досадуя на свою неловкость, девушка отошла к столу.

Прекрасная семья,сказал монах, глядя вслед удалявшейся девушке.Теперь малосохранилось таких на нашей новой родине. Благословение Иисусу... Вы много видели, сеньорпосол, а я прожил свой век среди пустыни, и единственная земная отрадаэтот дом.

Падре Уриа скромничал. Он побывал не в одной стране, долго жил в Риме, лично зналпапу, служил обедню в королевской капелле старой андалузской столицы Кордовы. Следилза событиями в Европе, интересовался Наполеоном и царем Александром, многое слышало русских колониях на Аляске, в особенности о правителе ихБаранове. Но монах былискренен, говоря так о семье Аргуэлло.

За столом сидели долго. Донья Игнасия рассказывала о детях, о первых годах жизни вэтом краю, где индейцы два раза пытались поджечь президию и донья Игнасия с маленькимПедро скрывалась в колодце среди горевших строений. Раненый Аргуэлло дополз до ворот ивыпустил на индейцев взбесившихся от огня и дыма быков. Вспоминая, она вздыхала иулыбалась и выглядела помолодевшей лет на десять. Луис с восторгом глядел на мать, аКонча тихонько обрывала листочки с виноградной лозы, просунувшейся в окно, и молчала.Зато, как только начал рассказывать: Резанов, девушка не пропустила ни одного слова. Онасидела спокойная по виду и сдержанная, но Резанов замечал, как бледнели и вспыхивали еещеки.

Он рассказал про Санкт-Петербург, про двор царя, широкую, как залив, Неву, площадии дворцы, над сооружением которых трудились лучшие зодчие мира, о необъятных просторахсвоей страны, простирающейся до Америки, о колониях на Ситхе, где одинокий старыйправитель сам бьет зорю в своей крепости и имя его известно во всех портах Тихого океана,о русских людях, переплывающих на байдарках моря.

Когда же он описал бедствия «Юноны», девушка поднялась и быстро вышла из комнаты.

Вскоре после ее ухода Резанов тоже поднялся. Визит и так затянулся. Он шуткой закончилрассказ и, поблагодарив семью Аргуэлло, стал прощаться. С шумом поднялись Давыдов иЛансдорф. Им порядком надоело сидеть за столом. Лансдорф хотел спать, а мичман торопилсярассказать Хвостову про все смешное, что видел в испанской крепости. И подразнить приятелязнакомством с необыкновенной красавицей.

Прощаясь, Николай Петрович сказал о главной цели своего посещения. Он попросилпровизии для команды и разрешения остаться на несколько дней в гавани, пока приведут впорядок судно. Тогда он сможет отправиться в Монтерей. Он отложил разговор об этомумышленно, чтобы не показать его исключительную важность.

Польщенный и обрадованный возможностью оказать услугу, Луис с жаром сказал, чтовсе будет сделано и что кораблю незачем торопиться. Бумаги в Монтерей он сегодня жеотправит нарочным.

Донья Игнасия и монах поддержали его и просили русских сеньоров не торопиться.Несмотря на невыносимую жару, сеньора вышла на крыльцо проводить гостей.

А во дворе Резанова и его спутников ожидал сюрприз. Несколько солдат и служителей,изнемогая от зноя, уже грузили в скрипучую телегу мешки с мукой, овощами, кур, живуюсвинью. Это была провизия для «Юноны».

Кто вам сказал?спросил озадаченный Луис одного из солдат, державшеговырывавшуюся курицу.

Сеньорита, ответил солдат, пытаясь справиться с птицей.

Молодой комендант засмеялся, махнул рукой.

Мария!.. Конча!..крикнул он.Сеньоры уже уезжают!

Но девушка не отозвалась.

...Стреляла пушка. Эхо гудело в горах, медленно уплывал дым. Несколько байдар шли кберегу, теряясь в дожде между лесистыми островками. На последней уходил Баранов,проводивший «Юнону» в далекое странствие. В меховом картузе, невысокий и сутулый,правитель российских колоний долго глядел вслед кораблю. Потом повернулся к берегу.

Было сыро и холодно, низкие тучи закрыли вершину горы, моросящая пелена оседалана скалы, на первые венцы крепости Ново-Архангельской столицы далеких земель. Сотнилюдей с надеждой следили за уходящим судном.

Таким запомнился день отхода из Ситхи.

Резанов отложил перо. Негромко плескалась за бортом волна, нередка скрипела обшивка.Светлый зайчик, отбрасываемый стеклом иллюминатора, дрожал на стене каюты. Стоялполуденный час; на корабле, кроме вахтенных матросов, все отдыхали, укрывшись от зноя.Хвостов торопился восстановить силы команды.

Но Резанов не ложился. Скинув мундир, широкоплечий, в одной рубашке, он сидел устола и на четвертушках тонкой японской бумаги писал в Санкт-Петербург письмо. Ужетретье и этом новом, 1806 году. Последний раз писал из Ново-Архангельска, куда прибылсразу же после посольства к японскому императору. Корабли кругосветной экспедиции ушлидомой, он остался в колониях выполнить второе поручение ознакомиться с деламиРоссийско-американской компании, настоящего хозяина Аляски. А кроме того, подготовитьпоездку на Сахалин, чтобы доказать самоуправство японцев.

Богатство и нищета, небывалые возможности и бессилие, великие замыслы и косностьстояли рядом, и пока только воля и ум Баранова не давали погибнуть начатому.

Посольство в Японию должно было открыть порты для торговли с колониями,посланнику Резанову поручалось навести в колониях порядки.