Великий океан

Молодая женщина управлялась с десятком коров, целый день жала серпом траву,собирала и сушила незнакомые цветы, чтобы отдать их потом Кускову для отсылки в Ново-Архангельск. Варила еду, носила Савельеву в глиняном горшочке обед на пашню.

А когда выбиралась свободная минута, шла на речку полоскать белье. Никто никогда невидел ни на ней, ни на Савельеве грязной рубахи или платьишка. Фрося, как птица, любилачистоту. Всплески холстины, промываемой в воде, звонкий стук валька по мокрым кладкам,на которых Фрося стирала, были до того обжитыми и своими, что, казалось, и речкапоросла лопухами, и в камыше крякает утка, и плещется за ветлами на песочке голосистаябосоногая детвора....

Вечером в избе у Фроси собиралось полно людей. Хорошо у нее было, по-домашнему.Пахло печеным хлебом, мятой, в кадке у дверей всегда стояла студеная вода. Над окнами инад божницей висели вышитые рушники, на чисто выскобленном столе под белой тряпочкойхранилась соль. Были и полати, только на них никто не спал. Часто Фрося от духоты стелилапрямо на полу.

Бородатые, седые и смоляноголовые люди теснились на лавках, слушая, как Фросяотгадывала сны. Она сидела у печи в своем всегдашнем линялом сарафанишке и, ощипываяпальцами уголек лучины, певуче и медленно объясняла значение чьего-нибудь сна. В еерассказе всегда было для слушателя что-то обязательно хорошее и радующее, а выдумывалаона так легко и пленительно, что даже самые хмурые лица оживали в улыбке. После такихбесед люди расходились на цыпочках, словно боясь спугнуть доброго духа.

Однажды на ранчо заявился Лука. Промышленный пришел пешком, в новой сорочке ипарадном кафтане, с подрезанной и расчесанной бороденкой. Он сразу же разыскал в степиАлексея и тут же, на солнцепеке, достал из-за пазухи завернутый в птичью шкурку новенькийнательный образок.

Гляди!сказал он торжественно.Баба моя прислала. Две сорочки ишо, брусникисушеной... Тут тебе, прямо, матросы сказывали, слезами вся от тоски изошла... Напиши тыей, Лексей Петрович, бумагу, объясни все как есть и прочее. Пускай просится до меня сюда.Так, мол, и так, Серафима Пантелеевна...

От радости и умиления Лука здорово в дороге выпил, но на ногах держался крепко итолько все порывался петь. От него же Алексей узнал, что Кусков собирается послатьпромышленного в Сан-Диего, доставить туда отлитый по заказу миссионеров церковныйколокол и несколько сох. Весть о русском способе вспашки давно прошла по всей Калифорнии.Бот поведут они с Пачкой верным соратником Луки по сиденью на Ферлонских камнях.Там теперь до осени делать нечего. Весточку от Серафимы привез шкипер Петрович. «Вихрь»вчера пришел из Ново-Архангельска. Собственно, ради этого Кусков и послал Луку засвоим помощником.

Алексей написал письмо, попросил Фросю присмотреть за избушкой и отправился вРосс. По дороге Лука раза два просил его перечитать написанное Серафиме и всякий разоставался очень доволен.

Ну где ты, душа, могла народиться! говорил он, с искренним восхищениемпоглядывая на молодого своего начальника.

В этот приход «Вихрь» не доставил новостей. Петрович рассказал только, что АлександрАндреевич последний год ездил на горячие ключи верстах в шестидесяти от Ново-Архангельскалечить спину и ноги. И что собирается строить там заведение для больных промышленных.Да на Кадьяке школу для сирот.

Обо всех думает,сказал Петрович сердито.А об нем чертова бабка! Охотскийкорабельщик баял, что новый донос из Сибири послали.

Кусков помрачнел и ничего не ответил. Удел сильных и справедливых часто бытьодинокими.

Луку и Пачку снарядили дня через два. На одномачтовое суденышко погрузили колоколи сохи, несколько топоров и лопаттоже по просьбе монахов. Никаких товаров Кусков непосылал. Не хотел нарушать приказа нового губернатора, запрещавшего даже самую малуюрасторжку. Затем Петрович еще раз проверил уменье Пачки обращаться с парусами, и нарассвете старый алеут. Лука и четверо промышленных покинули гавань Росса.

От Луки уже третью неделю не было вестей. Алексей снова вернулся на ранчо. Начиналаколоситься пшеница, нужно было до уборки поставить амбар для зерна, сделать арбы. Колесадля них пилили из цельного дуба, сваленного усилиями десяти человек.

Стояла жара. Запахи смолы и надоевшего лавра одуряли, трава становилась горячей,жгла земля. Особой отрадой было укрыться возле реки. По утрам туман сюда не достигал,молочная пелена клубилась внизу, закрывала все побережье, напоминая первозданный хаос.Вершины гор словно плыли в ней, постепенно увеличиваясь и вырастая. Здесь были леса,красные скалы, поросшие соснами, зеленые долины, пение птиц.

Однако Алексею некогда было ни отдыхать, ни любоваться природой. С утра он помогалпоить скот, обходил поля. Потом, когда донимал зной, забирался в избушку и там, лежа наземляном полу, переписывал свои заметки по плаванию на Сандвичевы острова, нановоперерисовывал карты. Работу эту он начал сразу же по возвращении, но так до сих пор и незакончил. А вечером сажал черенки виноградных лоз, ростки яблонь и апельсинового дереваи даже хлебного дереватаро, вывезенных из Атувая. Хотел разбить небольшой фруктовыйсад. В этих делах часто помогала ему Фрося. Она же притащила и побег эвкалипта невиданногомногосотлетнего деревища, высотою до семидесяти сажен, и посадила его у самой избы.

Может, и нас давно забудут, а оно будет расти...сказала она, старательно утаптываяземлю вокруг посадки босыми ногами.

Только поздним вечером Алексей освободился и вспомнил о Кускове и обо всех делах.Росса. Долгое отсутствие Луки его тоже очень беспокоило, тем более что последний разИван Александрович прислал нарочного сообщить о ставшей ему известной недавней стычкеповстанцев с солдатами недалеко от Монтерея. Испанские офицеры озверели. Вешают каждого,кого встретят на берегу. Особенно отличается капитан по имени Сальварец. У негоизуродованное ожогами лицо, не хватает одного уха. Кусков советовал на всякий случайустановить караулы и на ранчо. Мало ли что может произойти.

Алексей последовал совету. Однако мысль о судьбе суденышка его не покидала, и онежевечерне взбирался на скалу, откуда видна была дорога в форт. Ждал вестей.